Вера Иванова - Весенний подарок для девочек. Лучшие романы о любви (сборник)
Кто-то скажет: круто! Может быть, и круто, если сам обитаешь в современной квартире со всеми удобствами и евроремонтом. Захотел соприкоснуться со стариной — пожалуйста. Наш город, точнее его старая часть, почти не изменился. Дело в том, что последняя война до нас не дошла. Город не бомбили вражеские самолеты, его не захватывали, не сражались за каждый дом, не жгли, не грабили. Городу повезло. И нам — его современным жителям, тоже. Если посмотреть на фотографии конца XIX — начала XX века, то можно увидеть все те же двухэтажные особняки и белоснежные соборы с золотыми куполами. Только вывески изменились. Гуляешь себе по историческим улицам, рассматриваешь кирпичную кладку, лепнину, колонны всякие, кованые балконы, похожие на кружева старинные… Романтично.
В нашем доме как раз такой балкон, вдоль всего второго этажа — неповторимое черное кружево, застывшие завитушки причудливых вензелей. Балкон всегда пуст, чист и прекрасен. Ставить на него ничего нельзя, перегораживать тоже, иначе нарушится архитектурный облик здания. Так и живем, почти в музее.
Мама время от времени негромко ругала несчастный особняк. Да и как не ругать: все время что-то отваливается, засоряются трубы, искрит проводка, барахлит сантехника и дует в окна.
Папа обещает, что нам вот-вот предоставят нормальную человеческую квартиру, но пока — пока я лихо катаюсь по полу-горке и, когда никого нет дома, выхожу на балкон помечтать.
Иногда задумаешься, и прямо-таки кажется: вот сейчас из-за угла, из ближайшего тихого переулка, цокая копытами, выплывет тройка лошадей, а за ней появится изящная карета или, если время летнее, открытый экипаж с незнакомой красавицей на сиденье… Она сидит прямо, подбородок надменно чуть вздернут, маленькая шляпка с вуалью…
Зимой так не помечтаешь, зимой у нас холодно. Хотя, когда мороз зашкаливает за двадцать и стекла в окнах покрываются сплошным сверкающим бледно-голубым узором, я сажусь в прабабушкино кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками, смотрю на морозные узоры и представляю… Я много чего представляю…
Квартира досталась нам от папиной бабушки — старой театралки и такой же, как и я, фантазерки и мечтательницы. Все говорят, что я — копия своей прабабки. Что касается прадеда, то его я совсем не знаю, он умер до моего рождения. Только старые фотографии в семейном альбоме помогают мне представить этого человека. Он был большой шишкой, руководил заводом; к тому же отчаянным и необыкновенно красивым, это уже со слов прабабушки. Ну, ей лучше знать. Ведь прадед увез ее из столицы, навеки покорив сердце пышноволосой, зеленоглазой московской барышни. Стоп, а были ли в те времена барышни? Скорее нет, чем да. Но вот моя прабабушка каким-то чудом казалась именно барышней. Утонченной и светской, как будто она училась в институте благородных девиц. Она никогда не работала, только после смерти мужа что-то делала для нашего областного театра, помогала с костюмами, что-то оформляла, не знаю, можно ли это называть работой, во всяком случае, мама говорит, что прабабушка не работала никогда. Она скорее тусовалась с людьми, которые были ей интересны. Пропадала в доме художников, ездила на премьеры, выставки, концерты. Ее комната была сплошь забита старыми программками, пожелтевшими билетиками, веерами, сломанными театральными биноклями, афишами и всяким, как мама выразилась, «мусором».
Прабабушка вечно ссорилась с мамой, учила жизни папу, а мне пыталась привить светские манеры. Она говорила: «Деточка, учись, пока я жива». Готовила умопомрачительно. И все, что она делала, выглядело изящно и утонченно, даже банальные котлеты. И непременно сервировала стол: тарелочки, приборы, соусники, молочники, супницы…
А так хотелось попросту залезть в холодильник и слопать бутерброд или кусок сыра. Какой там сыр! Старушка гневалась и закатывала глаза. Нет, нет! Пищу следует вкушать, и непременно с красивой тарелочки, под которой еще одна тарелка побольше, и чтоб рядом салфеточка лежала, и нож надо держать в правой руке, а вилку в левой.
Мама заходилась от тихого бешенства, потому что утром надо было бежать на работу, какие уж тут тарелочки и прочие условности.
— К чему эти условности! — стонала мама. — Мы же простые люди!
— Люди мы простые, да, — соглашалась прабабушка, — но это не повод для того, чтоб не застилать стол чистой скатертью.
«Ксюша, если хочешь на долгие годы сохранить здоровье, ешь по утрам, непременно натощак, два антоновских яблока», — наставляла она меня.
Мама недоумевала: где же теперь взять настоящей антоновки? Но прабабушка стояла на своем: «Пусть нет антоновки, но яблоки не перевелись, стало быть, надо съедать два хороших яблока!»
Прабабушка учила меня держать спину и ходить правильно, от бедра, так это называется. Причем наступать с носка на пятку, как будто я балерина.
Она и настояла на том, чтобы мама отвела меня в балетную студию. Правда, я там долго не продержалась. Остыла. К тому же совмещать школу, студию и музыку было практически нереально. Мы с мамой восстали, и прабабушке пришлось смириться. Музыкой мы занимались дома на старинном прабабушкином фортепиано.
А еще она привила мне вкус к хорошим вещам. У меня первой в классе появились туфли на каблучке. Изящные, золотистые, из мягкой кожи. «Запомни, ты девушка, — наставляла меня прабабушка, — а в девушке все должно быть прекрасно, в первую очередь обувь…» Это она так шутила.
Помню, я прибежала в школу в новеньких лодочках, уверенная, что произведу фурор. Но никто почему-то не заметил моих чудесных туфелек. Тогда я на первой же перемене уселась на стол перед носом самого красивого мальчишки в классе и вытянула ногу:
— Тебе нравятся мои туфли? — спросила с вызовом.
С перепугу он откинулся на стуле, скосил глаза и промямлил:
— Круто…
Скоро все девчонки в нашем классе стали носить туфли на каблучке. Потому что хотели нравиться тому мальчишке, а он стал бегать за мной.
Ну вот, а потом прабабушка заболела. Она была уже очень старенькая, почти не выходила из дома, чаще всего сидела у окна в кресле с высокой спинкой и молчала. Иногда просила что-нибудь почитать вслух. И я читала: Чехова, Лескова, Шекспира, Монтескьё, Золя, Загоскина… Прабабушка собрала большую библиотеку. Она и к чтению меня приучила. Все время доказывала преимущество гуманитарного образования. Но тут я не уступила. После начальной школы уговорила маму перевести меня в гимназию, в математический класс. Прабабушка только руками всплеснула и заявила, что я, к сожалению, пошла в прадеда. Если бы я, мол, была мальчишкой, это было бы хорошо и правильно, но девушка и точные науки — это нонсенс!
Гимназия далековато от дома, приходится ездить на маршрутке. Первое время меня кто-нибудь из родителей провожал и встречал, а потом стала ездить сама.
Прабабушка умерла, когда я перешла в шестой класс. Ей было под девяносто. Она прожила долгую жизнь. Перед смертью она помирилась с мамой, а меня не было, я уехала на каникулы в Одессу к родственникам. Когда вернулась, то сразу почувствовала пустоту. Не пугающую, а грустную, как будто прабабушка забрала с собой что-то важное. Так же стояло ее старое кресло у окна, но комната, вместо обычного беспорядка, сияла почти больничной чистотой.
— Ты не представляешь, сколько хлама пришлось выбросить, — сказала мама.
А я оглядывала полки с книгами, пустой шкаф, дверцы которого раньше просто не могли закрыться от выпирающих наружу вещей. Прабабушкиной кровати, потрясающей, металлической, с панцирной сеткой и металлическими шариками на грядушках, тоже не было. «Отвезли на дачу», — сообщила мама.
— А вещи? — спросила я, тоскуя от пустоты.
— Раздали, — ответила мама негромко, — часть дедушка с бабушкой забрали, что-то одни родственники, что-то другие… Я хотела с тобой посоветоваться, — мама немного смешалась, — ты хочешь занять эту комнату, или нам с папой сюда перебраться?
Конечно, я хотела остаться здесь, кажется, в тот день я впервые почувствовала себя ответственной за то, что осталось от прабабушки, и еще я поняла, что мы все осиротели…
2. Лидер, тихушница и… принцесса
С Аней и Полиной я подружилась сразу, как только пришла в гимназию. Выяснилось, что они живут неподалеку от меня. Так что мы частенько вместе ездили домой и в гимназию. Сначала с родителями, а потом сами. Остановка маршрутки прямо под нашим историческим балконом. Я выглядывала, видела девчонок, быстренько спускалась и выходила на улицу.
Аня тихая и спокойная девчонка. Предпочитала, чтоб ее не замечали. Казалось, как будто она не здесь, не рядом с нами, а где-то еще. Поля называла ее «вещь в себе». Аня не обижалась или делала вид, что не обижается. Они дружили с первого класса. Все думали, что Полина лидер, а Аня — тихушница. Может быть. С другой стороны, раз Аню и Полю устраивали их отношения, значит, все в порядке. Я, например, не слышала от Ани, чтоб она жаловалась на подругу. Общались мы примерно так: Полина начинала что-то взахлеб рассказывать, Аня молчала, причем вид у нее был совершенно отстраненный, а я успевала только поддакивать Поле да изредка вставляла что-нибудь типа «ах» или «да ты что…». Иногда Аня тоже что-нибудь рассказывала, например, о своем коте…
