Валерий Воскобойников - Утренние прогулки

— Иди к себе, — вдруг сказала мне мама, — нечего тебе слушать наши разговоры.

А я испугался. Я подумал, что Федор Матвеевич только сказал, что пойдет прогуляться, а на самом деле он на нас обиделся и поехал в свою комнату. И может быть, снова станет там жить. Заберет своих птиц у друга и будет, как раньше, жить в своей комнате с птицами.

Я вспомнил, как плохо мне было сразу после лагеря и осенью, как я ходил один по улицам и домой не хотелось мне приходить.

Раньше, если бы с мамой моей кто-нибудь ссорился, я бы всегда думал, что она права. А сейчас я очень испугался за Федора Матвеевича — ведь она его несправедливо обидела. И все из-за меня, из-за того, что он меня защищал. Получилось, что это я виноват в их ссоре. И я еще больше стал переживать. Наверно, надо было сказать что-нибудь такое, чтобы они сразу замолчали. Например, вскочить на диван и закричать: «Если вы так хотите, буду я учиться. Хотите — на пианино, хотите — на барабане. На чем скажете, на том и буду, только замолчите!»

Я посмотрел на будильник. Федора Матвеевича не было уже час.

Неужели он уехал и больше к нам не вернется?

На улице шел то ли снег, то ли дождь и было темно.

Может быть, он уже сидит в своей комнате, радуется, что снова вернулся и не будет больше никогда с нами разговаривать.

Мама тоже, наверно, испугалась, потому что вдруг сказала:

— Пойдем поищем Федора Матвеевича.

Я сразу стал одеваться, и мы вышли на улицу.

Прохожих было мало, и они быстро куда-то исчезали, даже их лица я не успевал разглядеть.

Мама сначала огляделась по сторонам, а потом предложила:

— Ты ищи в этой половине, а я в той. Не боишься?

И я пошел за дома, в сторону большого пруда, который еще называют Зеркальным.

Мне навстречу шли разные люди. К некоторым я подходил поближе, чтобы их рассмотреть в темноте. Один даже остановился и спросил:

— Ты не потерялся, мальчик?

А я ответил:

— Нет, я гуляю.

Я отошел от него немного, и вдруг он мне закричал:

— Мальчик, ну-ка иди сюда!

Я подходить не стал.

— Родители у тебя дома? — спросил он издалека.

— Дома.

— А почему ты гуляешь в такую погоду? Кто тебя выпустил?

— Я домой иду, — сказал я и быстрей спрятался за кусты.

И вдруг на мокрой скамейке у голого сырого дерева я увидел Федора Матвеевича.

Я сразу понял, что это он, хоть он и сидел ко мне спиной, сгорбившись на той скамейке.

Я к нему подошел и сел рядом.

Он молчал, и я молчал тоже.

Потом он спросил:

— Замерз?

— Нет, — сказал я, хотя и замерз.

А он вздохнул.

— Ты не обижайся на маму. Видишь, она устает сейчас на работе, поэтому и раздражается. Это она все от усталости наговорила. Ведь верно?

— Верно, — сказал я.

— Ну, пойдем домой, успокоим ее.

— Она вас тоже ищет, только в другой половине, — сказал я.

Он положил руку мне на плечо, и мы так и шли вдвоем в темноте среди голых кустов и деревьев.

У дома стояла мама.

— Наконец! — сказала она. — А я так переволновалась!

Мы поднялись все вместе на крыльцо.

— Ты, Коля, иди домой, — сказал вдруг Федор Матвеевич, — погрейся. А мы еще немного походим. Я такую слякоть люблю, если ноги сухие.

— Я тоже люблю, — сказала мама.

Дома я почитал немного разные истории из «Морской энциклопедии». Мне ее дал Гриша Алексеенко, а ему — подарил брат на день рождения. Там были рассказы и про рыб и про людей и разные смешные морские случаи. И даже флаги всех флотов мира там были нарисованы.

Как раз когда я стал расстилать себе на диване постель, пришли Федор Матвеевич и мама. Они тихо прошли на кухню и стали там пить чай.

Седьмого марта папа заехал за мной вечером с букетом больших белых цветов.

Он открыл дверь своим ключом, вошел в прихожую и вдруг растерялся, потому что получилось, будто он вошел без разрешения в чужую квартиру.

Федор Матвеевич заулыбался, пожал ему руку и стал предлагать:

— Раздевайтесь, проходите, пожалуйста, посмотрите наших птиц. У меня их тут только две, да у Коли — чижик, но все-таки интересно.

Папа стоял в пальто у стены и смущенно оглядывался.

— Спасибо, — отвечал он, — я постою здесь. Пусть только Коля быстрей одевается.

— Все-таки попейте с нами чаю, у нас сегодня вкусные конфеты, — звал Федор Матвеевич.

Но папа так и не разделся.

А я быстрее надевал костюм и галстук.

— Как идут дела с вашим новым проектом? — спросил Федор Матвеевич.

— Спасибо, — отвечал папа, — как всегда, то быстро, то тянутся. Татьяна Филипповна очень мне помогает, без нее я бы давно запутался. Тот проект, который представили к премии, я взял назад, хочу кое-что освежить, переделать.

Я уже оделся и выбежал в прихожую.

— Платок возьми, — прошептал мне Федор Матвеевич.

Хорошо, что он напомнил, потому что у меня опять начался насморк.

Платок я сунул в пиджак, надел пальто и шапку.

— Вырос он как за год, — сказал Федор Матвеевич. — Я в прошлом году увидел его в электричке — совсем был ребенком. А теперь уже — отрок, подросток.

— Да, вырос он сильно, — подтвердил папа. — Жаль, не застал Машу, — сказал он, — передайте ей мои поздравления с завтрашним праздником.

Он повернулся к двери, увидел в своей руке букет цветов и вдруг сказал удивленно:

— А цветы? Чуть не забыл о цветах. Этот букет — для нее, а я чуть не увез обратно!

— Спасибо. — И Федор Матвеевич улыбнулся. — Маша любит именно каллы.

— Да? — Папа снова удивился. — Ну, естественно, у нее должны быть какие-то любимые цветы, как же я об этом не подумал раньше. Вы говорите, я угадал?

— Попали в точку, — подтвердил Федор Матвеевич.

— Ну что же, всего вам доброго. — И папа снова пожал руку Федору Матвеевичу.

— А вам — хорошего дня рождения.

Эпилог

Утром я открыл глаза и вдруг увидел, что надо мной висит электрический фонарик. Тот самый фонарик, о котором я давно мечтал, только боялся просить. Он был привязан за нитку к стене и висел прямо над моей головой.

Я сразу понял, что это подарок от Федора Матвеевича, только удивился, потому что сегодня был обыкновенный день — не рождение и не праздник, даже не воскресенье.

Я отвязал фонарик, быстро оделся и вышел в прихожую.

Федор Матвеевич в это время ставил цветы в вазу на столе. Он оглянулся на меня и поднес к губам палец, чтобы я молчал. На столе рядом с вазой стоял еще красивый торт. А вчера вечером я не видел ни торта, ни цветов, и где их Федор Матвеевич прятал, — я даже не знаю.

Я еще вспоминал, какой же сегодня такой необыкновенный день, когда из кухни вышла мама.

— Цветы! — удивилась она. — Разве у нас сегодня праздник? И торт откуда-то появился.

— Чудаки, конечно праздник, — сказал Федор Матвеевич, улыбаясь. — Ровно год назад я вас встретил в электричке.

И он пошел из комнаты нам навстречу с букетом цветов.