Лидия Чарская - Том 20. Дом шалунов
Вова весь дрожал от охватившего его волнения. Губы у него тряслись, руки тоже.
— Вон, вон их, обоих! Непременно! Завтра же вон! — подхватили все остальные мальчики, усиленно размахивая руками.
— А сейчас чтоб их не было с нами! Пусть убираются подобру-поздорову, или я отколочу их на славу! — заключил, пылая негодованием, Витик Зон.
Гога вздрогнул и переглянулся с Никсом. Маленький франтоватый графчик затрясся как в лихорадке. Оба встали и выскользнули из комнаты.
— Трусы! — прокричал им вслед чей-то взволнованный голос.
— Жалкие шпионы! — отозвался другой.
— Гадкие предатели!
— Выгнать их обоих!
— Завтра же чтобы не было их здесь!
Крики мальчиков все разрастались и разрастались.
— Идем сейчас просить Макаку выключить их из пансиона!
— Нет, лучше отколотить их хорошенько!
— Ну, вот еще! Не стоит о них и руки-то пачкать! Вон их! Вон! Сию же минуту!
Крики росли с каждой минутой. Стон стоном стоял от них во всем здании пансиона. Вдруг кто-то крикнул:
— Молчать!
Этот мальчик был Алек Хорвадзе. Маленький грузин был взволнован как никогда. Его черные глаза метали молнии. Лицо так и пылало.
— Рыцари! — закричал он. — Слушайте меня, не перебивая. Я придумал, как спасти нашего друга. Если вы дадите мне слово исполнить все, что я от вас потребую, то — вот вам моя рука — Котя будет ужинать сегодня ровно в десять часов в этой столовой вместе со всеми нами. Но только дайте слово, рыцари, повиноваться мне беспрекословно и до конца.
— Даем! Даем! — хором отвечали ему мальчики.
— В таком случае те, кого я назову, выходите вперед, — скомандовал Алек.
— Так точно, ваше величество, — пропищал Бобка.
— Кто посмеет еще назвать меня царем или величеством, тому я дам хорошую трепку! — сверкнул на него своими черными глазами Хорвадзе и тотчас же добавил уже спокойно: — А теперь выходите вперед по очереди. Павлик Стоянов.
— Я.
— Вова Баринов.
— Здесь!
— Витик Зон.
— Я тут!
— Арся Иванов.
— Налицо!
— Бобка Ящуйко.
— Здесь. Только не дерись, пожалуйста…
— Дима Бортов.
— Весь тут!
— Греня Кошуров.
— Я!
— Антоша Горский.
— Есть такой!
— Гутя Ломов.
— Ау!
— Со мною вместе пойдут десять человек, считая и меня, самые высокие и сильные, — наскоро окинув глазами выбежавших вперед к нему мальчиков, произнес деловито Алек и затем продолжал: — те, которые останутся, постарайтесь нашуметь как следует за себя и за нас, чтобы никому и в голову не пришло, что нас десятка здесь не хватает. Поняли?
— Поняли! — отвечали оставшиеся мальчики.
— А вы, рыцари, вперед! И как можно тише! Я бы рекомендовал даже снять сапоги, — обратился Алек к послушно следовавшим за ним десяти мальчикам.
Все десять рыцарей пригнулись к полу, точно нырнули, и в следующую минуту уже шли в одних носках. Сапоги понесли с собою.
— Мы идем за Котей, Алек? — нерешительно осведомился Павлик по дороге.
— Нет, мы идем на чердак! — угрюмо отвечал их предводитель.
— На чердак? — произнесли недоумевающие все девять мальчиков разом. — Но что же там такое на чердаке?
— Многое, — коротко отвечал Алек тем же тоном, — там лежат корзины со всякой рухлядью, ящики с хламом и сундук с нашими святочными костюмами. Больше ничего!
— Больше ничего! — отвечали мальчики и разом замолкли, потому что уже были на чердаке, где Алек быстрой рукой зажег вынутый из кармана свечной огарок.
* * *Михей и Котя шли густым темным лесом. Кудлашка плелась за ними. Черная ночь покрыла чащу. Но у Михея был фонарь, которым он освещал дорогу. Отошли недалеко, всего каких-нибудь полверсты от Дубков, потому что от волнения и горя маленький пленник Михея едва передвигал ноги.
— Не могу дальше идти, — прошептали его трепещущие губы, — дай мне отойти маленько!
— Еще чего! Ишь ведь барин какой! — грубым голосом закричал Михей. — Не велишь ли еще заночевать в лесу? Нет, братец ты мой, дудки это! Небось, здесь сейчас нечисть всякая водится и лесовик, не к ночи будь сказано, и русалки, и все такое. Заведут в чащу и замучат. И поминай как звали. Говорят тебе, прибавь ходу, а не то…
И прежде чем Котя мог опомниться, Михей со всей силы ударил его палкой, на которую опирался в пути.
Котя застонал. Кудлашка, видя, что обижают ее хозяина, залаяла и оскалила на Михея зубы.
Михей ударил и ее. Собака завыла.
— Не смей обижать Кудлашку! Не смей! Бей меня, сколько хочешь! А ее не дозволю трогать! — вне себя вскричал Котя и, весь взволнованный, дрожащий, со сверкающими глазенками, встал между Михеем и своим четвероногим другом.
— Ах, ты так-то! — зашипел Михей, и, швырнув Котю на землю, занес над ним палку. — До смерти заколочу!
— У! У! У! — послышалось в кустах. Точно кто-то смеялся, аукал и стонал.
— Что это? Господи, помилуй! — вырвалось из груди Михея, и он уронил на землю палку.
— Га-га-га-га! — ответило ему что-то с противоположной стороны куста.
— Это мы! Это мы! Это мы, дядя Михей, за тобой пришли! — заулюлюкали, зазвенели голоса.
— Ох! — вырвалось у Михея. — Пропали мы с тобою, Миколка! Совсем пропали! Нечистая сила это! — роняли его трясущиеся губы, и он метнулся было в другую сторону от кустов.
— Не уйдешь! Не уйдешь! Не уйдешь! — загоготали снова из ближнего куста.
Михей схватился за голову, не зная, куда броситься, что предпринять. Котя был тоже сам не свой. Как и все деревенские дети, он верил в существование на свете леших, чертей, ведьм и русалок, во всякого рода небылицы, выдуманные простыми, необразованными людьми.
Холодный пот выступил у мальчика при первых же звуках этого страшного хохота. Даже Кудлашка, и та была испугана. Она поджала хвост, тихо завыла и, вдруг стрелой кинувшись в кусты, исчезла там.
Трясущаяся холодная рука Михея схватила руку Коти.
— Мы пропали, Миколка! Бежим! Хошь? Авось спасемся! Господи, помилуй! Слышь, бежим! Да воскреснет Бог, и да расточатся врази Его!
Хохот, гиканье и голоса в кустах умолкли на мгновенье. Там только слышался странный, едва ли испуганный визг Кудлашки и какая-то возня в траве.
Михей, позабыв и про Миколку, и про весь мир, кинулся со всех ног по лесной тропинке.
Но вдруг кусты ожили. Страшные черные существа с хвостами и рожками выскочили оттуда и в один миг окружили Михея.
Котя замер от ужаса, хотя одно из рогатых существ шепнуло ему:
— Ты не бойся. Тебе мы ничего дурного не сделаем.
* * *При свете Михеева фонаря страшные маленькие рогатые существа с диким хохотом, визгом и улюлюканьем запрыгали, закружились вокруг беглеца. Их черные рожи, их рога, хвосты и по-змеиному извивающиеся фигуры наполняли новым ужасом суеверного Михея. Они накидывались на него, щекотали, щипали его, дули ему в уши, царапали ему руки, тормошили и всячески мучили его.
— Свят! Свят! Свят! Господь Саваоф! — шептал Михей и поминутно крестился, всеми силами стараясь избавиться от страшных существ. Но ему не помогал ни крест, ни молитва: они не исчезли.
— Сейчас мы замучим тебя!
— Замучим! Да, да!
— И утащим в ад!
— И утащим! Утащим! — пищали они, кривляясь на разные лады. И дикая пляска их продолжалась без конца вокруг Михея.
— Слушайте, родимые! — не своим голосом прошептал Михей. — Не губите душу христианскую! Отпустите меня!
Тогда самый высокий подскочил к Михею и захохотал ему диким хохотом прямо в ухо:
— Отпустим тебя, только клятву нам дай: этот лес — ни ногой никогда, никогда! В это место забудь заходить!
— Слышу, родимые! За десять верст близко не подойду. Отпустите только!
— Клянешься?
— Жизнью своей клянусь! Пущай меня гром убьет на этом самом месте.
Не гром, не гром,А мы убьем.Если клятву забудешь,Себя погубишь…А теперь убегай,Да слов своих не забывай!А не то придем,В ад тебя унесем!
- прогремел страшным голосом высокий и так дико засверкал глазами на Михея, что тот как безумный вскочил на ноги и стрелой понесся по лесу, крича во все горло:
— Родимые, спасите! Голубчики, помогите! Смертушка пришла! Ой! Ой! Ой! Ой!
За ним вдогонку понеслись визг, свист, хлопки и улюлюканье. Потом все собрались около Коти, который очнулся и сидел под деревом, обнимая мохнатую шею Кудлашки, снова очутившейся возле него.
При виде возвращающейся "нечистой силы" Котя громко вскрикнул, протянул вперед руки и закрыл глаза.
Тогда самый высокий прыгнул вперед и радостно крикнул голосом Алека Хорвадзе: