Валентина Осеева - Васек Трубачев и его товарищи (книга 1)

Мазин хмурил лоб и размахивал руками.

Потолкавшись на улице около дома Васька, он заглянул в окно.

В кухне Трубачевых горел свет.

Мазин прошелся по двору, подождал. Потом легонько дернул звонок.

— Васек еще не приходил, — сказала тетка. — Он в школе на собрании.

Мазин снова вышел на улицу. Мокрый воротник прилипал к шее.

— Одно к одному, — сказал Мазин, мрачно поглядев на тучи. — Еще и небо расхныкалось…

Он отломил от водосточной трубы сосульку, засунул ее в рот и, прислонившись к забору неподалеку от дома, стал ждать.

«Первым долгом выручить Трубачева, вторым долгом выкрутиться самому… Петьку вообще выгородить», — соображал он, острыми глазами всматриваясь в каждую темную точку, возникавшую в свете уличного фонаря.

Он не сразу узнал Трубачева. Васек, не думая, что кто-нибудь из товарищей видит его, плелся понурив голову, озябший, вымокший под дождем.

Когда Мазин окликнул его, он испуганно оглянулся и, желая скрыться, прижался к забору.

«Так вот оно что!» — снова неопределенно подумал Мазин, подходя к нему, и, чтобы дать товарищу время прийти в себя, небрежно сказал:

— Промок я тут, как черт… Где тебя носит?

«Не твое дело», — хотел ответить Васек, но замерзшие губы не повиновались ему.

Он сплюнул в сторону и вызывающе посмотрел на товарища. Но Мазин сплюнул в другую сторону и взял его за пуговицу пальто.

— Дело есть, — сказал он, кашлянув в кулак. — Ты на эту заметку плюнь. Мы тебя выручим, понятно?

Привыкнув во всем действовать сообща с Русаковым, Мазин не заметил, что сказал «мы».

Васек тоже не заметил этого. Его удивило лицо Мазина. Мокрое от дождя, с узкими карими глазами, оно было виноватым, ласковым, и даже голос был необычным для Мазина, когда он повторил:

— Ты брось. Не обращай внимания… Иди спать ложись как ни в чем не бывало… Ну, иди…

Васек, ослабевший от горя, усталый и прозябший, не сопротивлялся.

А Мазин, обняв его за плечи и легонько подталкивая к дому, говорил:

— Придешь — и ложись… Накройся с головой и не думай. Мы тебя выручим.

Он подвел Трубачева к двери, сам дернул звонок:

— Ну, прощай!

— Подожди! — Васек выпрямился. — Мазин… Я ничего не боюсь… я… — Голос у него прервался, он отвернулся и обоими кулаками забарабанил в дверь.

— Ну, бояться еще… Мы им… знаешь… — смущенно пробормотал Мазин.

По лестнице застучали шаги. Дверь открылась.

Мазин засунул руки в карманы и вышел за ворота. Редкие прохожие оглядывались на одиноко шагавшего мальчугана и качали головами.

Сдвинув на затылок шапку и расстегнув навстречу ветру пальто, Мазин шагал посреди улицы и громко пел:

Человек проходит, как хозяин…

Он хорошо знал теперь, что он сделает, и совесть его была чиста.

Глава 26

ПЕТЯ РУСАКОВ

У ворот беспокойно вертелся Русаков. Он то поглядывал на свои окна, опасаясь, что вот-вот из форточки высунется отец и крикнет сердитым голосом: «Петя!», то выбегал на длинную улицу, боясь пропустить Мазина.

Ему необходимо было дождаться товарища. Еще ни разу не было такого случая, чтобы Мазин ушел куда-нибудь один, не посвятив в свои планы верного друга.

«К Трубачеву пошел! — догадывался Русаков. — Неужели про меня скажет?»

Услышав голос товарища, Русаков бросился к нему навстречу.

— Ты что, Колька, на всю улицу орешь?

Мазин спокойно допел до конца строчку «Где так вольно дышит человек». Петя с любопытством посмотрел на него.

Мазин усмехнулся:

— Слушай, я завтра при всех ребятах скажу, что мел стащил я.

— Скажешь?

— Скажу.

Русаков сморщился.

— Что, испугался? — насмешливо сказал Мазин. — Не пугайся, я не про тебя, а про себя скажу.

— Да зачем?

— А затем, что из-за нас Трубачев страдает. Из-за этого проклятого мела про него статью написали. Вся школа читать будет. Что же еще молчать-то!

— Да ведь статья из-за драки!

— А драка из-за чего? Из-за чего драка, я тебя спрашиваю?

— Из-за мела, — грустно сказал Русаков.

— Из-за мела. Что ж, я молчать буду?

— Лучше бы молчал, — нерешительно сказал Русаков.

— Что?! — Мазин приблизил к товарищу сердитое лицо. — Похож я на свинью, по-твоему?

Русаков бегло взглянул на выпяченные губы товарища, на короткий розовый нос с каплями дождя на широкой переносице, на щелочки глаз и, запинаясь, ответил:

— Да… нет!

— А если я не свинья — значит, я человек, — решил тут же Мазин. — А ты трус!

— Я не трус! — вспыхнул Русаков. — Я тоже ничего на свете не боюсь!

Мазин медленно повернул голову и выразительно посмотрел на окна Петиной квартиры.

— Отца, думаешь, да? — заволновался Петя.

— А то нет? Ты только за себя трясешься. Тебе и товарища не жалко. Трубачева в газете протащили. С первой строки до последней все его фамилия только! Эту фамилию теперь по всей школе трепать будут, а ты… эх, испугался! Как бы отец не узнал! — с презрением сказал Мазин и, отстранив Петю с дороги, пошел к дому. — И чего я только дружу с тобой? — с горечью спросил он, оглянувшись на Русакова.

Петя молчал, яростно обгрызая свои ногти.

— Вынь пальцы изо рта! И подумай о себе… — сказал Мазин, осторожно поднимаясь на цыпочки и заглядывая в окошко первого этажа. — Мама, открой!

Когда Мазин ушел, Русаков глубоко вздохнул и поплелся домой. Он был уже у крыльца, когда свет в его окнах мигнул и погас. Вместо него на занавеске зажелтел тоненький огонек.

«Потушили. Спать легли! — с ужасом подумал Петя. — Ну, теперь будет мне. Сколько раз отец говорил, чтобы я нигде не шатался…»

Дверь оказалась незапертой. Стараясь не шуметь, Петя прикрыл ее за собой, осторожно повернул ключ и на цыпочках прошел через кухню в первую комнату. За ширмами белела его кровать. Он тихонько разделся и накрылся с головой одеялом.

«Притворюсь, что сплю, — тоскливо думал он. — Может, отец до завтра отложит».

Из второй комнаты дверь была приоткрыта. Там горела ночная лампочка и слышались голоса. Сердитый бас отца заглушался тихим, спокойным голосом мачехи — Екатерины Алексеевны. Петя приподнялся на локте и прислушался. Но слов не было слышно. Потом скрипнула дверь. Петя упал на подушку и, стараясь ровно дышать, крепко зажмурил веки. Екатерина Алексеевна, в мягких туфлях, со свечкой в руке, заглянула за щирму.

— Он спит, — шепотом сказала она, прикрывая рукой свечу и возвращаясь к отцу. — Видишь, он спит!

— Знаю я его штучки! Спит! Нашел кого обманывать! — загремел отец.

Кровать затрещала под его грузным телом. Петя съежился в комочек.

— Григорий, я тебе последний раз говорю… я тебе серьезно говорю! — раздался взволнованный голос. — Если ты когда-нибудь тронешь его хоть пальцем, ноги моей не будет в твоем доме. Я знать тебя не хочу! Я тебя возненавижу, понимаешь?

— Да что ты волнуешься, на самом деле? Что, я его хоть раз пальцем тронул? Все только обещаю… А следовало бы разок проучить!

— Гриша, никогда я не позволю…

— Ну-ну, не волнуйся, Катюша! — снисходительно усмехнулся отец.

— Я не волнуюсь, а просто сейчас же уйду. И я не шучу, ты знаешь.

— Да замолчи ты! Сказал — не буду! — рассердился отец. — Но уж если он пакости какие-нибудь будет делать, справляйся с ним сама.

— И справлюсь! У тебя помощи не попрошу.

Петя с широко открытыми глазами сидел на постели и слушал.

«Не выдержит он — побьет меня когда-нибудь… И она уйдет… уйдет… уйдет… — с отчаянием думал он, зарываясь в подушку и обливая ее горячими слезами. — Не буду я один здесь жить! Не буду без нее…»

Утром Петя проснулся рано и сразу вспомнил вчерашнее.

«Так вот она какая! — думал он про мачеху. — Надо сейчас же Кольке рассказать!»

Он вскочил, оделся и побежал на кухню. Екатерина Алексеевна пришла со двора с пустым ведром.

— Колонка испортилась, — сказала она соседке. — Теперь, пока починят, насидимся без воды.

— Я принесу. Я знаю где! — радостно сказал Петя, хватая пустое ведро.

— Колька! Колька! — забарабанил он в окошко Мазина. Тот отодвинул занавеску и просунул в форточку заспанное лицо:

— Выпороли?

— Наоборот. Она не дала, — прижимая к груди ведро, сообщил Петя.

— Ну?

— Вот тебе и «ну»! Так его пугнула, что держись!

Русаков, оглядываясь во все стороны, передал товарищу подслушанный вечером разговор.

— Так вот оно что… — поднимая брови, протянул Мазин.

Он сидел на подоконнике в одной рубашке, с всклокоченной головой.

— А чего же тебя черти чуть свет по двору носят? Я думал, ты после порки бегаешь, — зевая, сказал он.

— Нет, я с ведром… Как бы не увидели нас вместе, — забеспокоился Петя. — Я пойду, Мазин.