Владимир Машков - Как я был вундеркиндом
Мы вошли в небольшую комнату, где слева и справа были двери. Не мешкая, Гриша направился к левой двери, на которой было написано: «Председатель райисполкома». Я брёл следом за другом.
Тётя в брюках, которая стучала на машинке, приподнялась:
– Вы куда?
Тогда Гриша выставил меня вперёд и очаровательно улыбнулся:
– К папе. Забыл, понимаете, ключ и не может попасть домой.
Я вздрогнул от такой неожиданной лжи, но, как было договорено, кивнул и сказал:
– Да.
– Проходите, – разрешила тётя.
По её лицу было видно, что она нам ни капельки не поверила, но просто не знала, как поступить.
Гриша торопливо открыл дверь и подтолкнул меня, но впереди оказалась ещё одна дверь, которую я уже открыл сам и замер на пороге.
У распахнутого настежь окна спиной к нам человек в белой рубашке делал приседания с гантелями в руках.
Гриша ввалился сразу же за мной и хлопнул дверью.
Человек обернулся и с нескрываемым удивлением посмотрел на нас. Потом, не торопясь, закрыл окно, сунул гантели в ящик письменного стола, надел пиджак, повязал галстук и тогда только спросил:
– Вы ко мне?
Гриша недоверчиво глядел на человека – совсем не похож на председателя райисполкома, слишком молодой да ещё гантелями размахивает, как мальчишка.
– Как вы считаете, лауреаты Международных конкурсов прославляют нашу страну? – начал издалека Гриша.
– Считаю, что прославляют, – улыбнулся председатель. – Но нельзя ли ближе к делу?
– Можно, – сказал Гриша. – Так почему же вы не даёте квартиру талантливому педагогу, воспитателю будущих лауреатов?
– Кому конкретно?
Гриша повернулся ко мне за помощью. Я вытащил из сумки сложенный вдвое лист бумаги и протянул его председателю. Тот внимательно прочитал наше заявление, сделал на календаре какую-то запись и вновь поглядел на нас:
– А вы, как я понимаю, будущие лауреаты, наша надежда и слава?
Грише очень хотелось приврать, что он будущий лауреат, но при мне постеснялся. Я видел, как мучительно он боролся сам с собой. На этот раз верх взяла честность.
– Я, к сожалению, нет, – вздохнул Гриша. – А вот он – будущий лауреат, наша надежда и слава.
Гриша пошарил глазами по кабинету:
– Жаль, у вас нет рояля, а то Сева сыграл бы сейчас первый концерт для фортепиано с оркестром.
– Жаль, что и оркестра нет, – шутливо подхватил председатель, а потом протянул Грише, как взрослому, руку: – Разберёмся, ребята, с вашей учительницей.
Мне он тоже пожал руку:
– А что же будущий лауреат молчит?
– Он скромен, как настоящий талант, – произнёс Гриша заранее придуманную фразу.
Вместо того чтобы кивнуть согласно или проговорить «да», как мы договорились с Гришей, я вдруг взорвался:
– Никакой я не талант и не будущий лауреат. Совсем наоборот. Валентина Михайловна перестала со мной заниматься, потому что у меня слабый слух, и сколько ни учи, лауреата всё равно не выйдет.
Председатель слушал, не сводя с меня глаз.
– И я не знаю, научила ли она хоть одного лауреата Международного конкурса. Но разве это важно? Валентина Михайловна очень хорошая учительница, она столько возится со своими учениками, чтобы научить их любить музыку. Неужели она не может получить квартиру, если пришла её очередь? Как вы считаете?
– Ты прав, – председатель ещё раз тряхнул мне руку. – Обещаю вам, ребята, что сам всё проверю. А вообще молодцы, что пришли.
Когда мы очутились на улице, Гриша накинулся на меня:
– Ну вот, всё испортил. О чём я тебя просил? Чтобы ты рта не раскрывал… А ты… Теперь всё пропало.
– И ничего не пропало, – возразил я. – Теперь я верю, что у Валентины Михайловны будет квартира. А враньё никогда и никому не помогало…
– Враньё? Какое враньё? – обиделся Гриша. – Я же не сказал, что я будущий лауреат.
– Этого ещё не хватало.
– Если б ты знал, как мне вдруг захотелось стать знаменитым пианистом, – мечтательно протянул Гриша. – Представь, я выхожу на сцену, весь зал аплодирует. Я начинаю барабанить по клавишам, весь зал затихает.
– Если ты начнёшь барабанить, – вставил я, – весь зал засвистит…
– Не придирайся к словам, – Гриша вовсе не думал обижаться. – А когда я кончу… э… играть, весь зал захлопает, на сцену полетят цветы, я их буду ловить, как вратарь мячи. Нет, что ни говори, а хорошо быть вундеркиндом, вообще, знаменитым…
– Когда цветы бросают на сцену, это хорошо. Но сперва надо десять лет и каждый день барабанить на пианино, – охладил я его пыл. – Я барабанил, я знаю.
– Ничего, я выдержу. – Гриша сжал зубы. – Я упрямый.
– Мне бы твоё упрямство!
– Бери сколько хочешь, мне не жалко, – рассмеялся Гриша. И неожиданно погрустнел: – Но знаменитым пианистом мне не бывать.
– Это почему?
– Родители пианино не купят.
– Тогда, может, гитару? – улыбнулся я.
– Нет, – помотал головой Гриша. – Если уж браться, так за что-то настоящее…
Я понял, что мой друг не хочет размениваться на пустяки – или пианино, или ничего.
– И вообще, неужели тебе нравится такая жизнь? – Гриша напал на меня. – Гоняешь с утра до вечера, высунув язык, а ради чего? Ты задумался хоть раз?
– Какая тебя муха сегодня укусила? – поразился я.
– Обидно, годы идут, а ты не сделал ничего, чтобы о тебе вспомнили. – Гриша пропустил мимо ушей мой вопрос. – Так и жизнь пройдёт…
Вот тебе на! Сам научил меня, как избавиться от учителей, а теперь на меня же нападает.
– Придумал! – крикнул на всю улицу Гриша и уже потише добавил: – Буду укротителем в цирке. Ты видал, как меня собаки слушаются? Подрессирую собак и возьмусь за тигров. Только нельзя терять ни минуты времени. Ну, я побежал. Пока!
Гриша умчался в подвал, чтобы дрессировать своих «тигров», то есть собачек, а я снова остался один.
В ЛУЧАХ СЛАВЫ
После того дня, когда оказалось, что у меня нет никаких талантов, мама, папа и бабушка ходили как в воду опущенные. Так говорят про людей, у которых кислый вид. Поэтому я старался поменьше попадаться на глаза маме, папе и бабушке и при первой возможности убегал на улицу.
К тому же я всё время думал над тем, как помочь Янине Станиславовне. Ничего интересного, к сожалению, мне не приходило в голову.
Гриша возился целыми днями со своими собачками и ни о чём другом, кроме дрессировки, не хотел говорить.
Может, в бассейне мне что-нибудь путное придёт в голову? Но как снова попасть в бассейн?
Бабушка была категорически против:
– И слышать не хочу о бассейне. Благодари судьбу, что в тот раз жив остался.
Я попробовал уговорить папу:
– Давай купим абонементы и будем вместе плавать.
Папа растерялся:
– Отец, там же страшные сквозняки.
– Ну что ты, папа, в бассейне тепло, как в бане.
– Ты знаешь, отец, я и забыл, как плавать.
– Я тебя научу, – пообещал я. – А ещё в бассейне каждый день соревнования.
Папа согласился, и мы через день ходили плавать в открытом бассейне, который находился рядом с закрытым. С ребятами из моей бывшей группы мы встречались в раздевалке. Ребята одевались, а мы с папой раздевались.
– Привет тебе от папы, – сказал мне однажды Игорь.
– От какого? – не понял я.
– От А-квадрата, – напомнил Игорь.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Ты тоже передай ему привет.
– Папа спрашивает, когда ты к нему придёшь?
– Понимаешь, времени пока нет, – ответил я. – Скажи, что обязательно приду когда-нибудь.
– Времени нет – это точно, – согласился Игорь. – В воскресенье соревнования «Олимпийские надежды».
– Послезавтра? – спросил я.
– Да, послезавтра, – сказал Игорь. – А у меня никак кроль не получается. Проиграю я соревнования.
И тут я понял, как могу помочь Янине Станиславовне, потому что в голову мне пришла отличная мысль, до которой бы и Гриша не додумался.
Тут же в раздевалке я посвятил в свои планы Игоря. Игорь испугался не на шутку.
– Это нечестно, – объявил он.
– А увольнять Янину Станиславовну ни за что ни про что – это честно? – в упор спросил я.
– Тоже нечестно, – уныло повесил голову Игорь. – Может, Сергею Егоровичу всё расскажем?
Я задумался. Нового тренера я совсем не знал. Как он отнесётся к моему плану?
– Сергею Егоровичу скажем перед стартом, – решил я.
В воскресенье мы с папой поплавали, как обычно.
Правда, я только разминался, берёг силы. Они мне сегодня были очень нужны.
– Папа, – сказал я. – Ты иди на трибуну, сейчас начнутся соревнования. А я здесь поболею за ребят.
Папа отправился на трибуну, а я в одних плавках помчался к ребятам. И прибежал как раз вовремя.
Сгорая то ли от жара, который его не мучил, то ли от стыда, который его вправду мучил, Игорь «хрипел»:
– Сергей Егорович, горло болит, голова болит, не могу я лезть в воду.
– Настоящий спортсмен должен через «не могу» переступить, – неуверенно произнёс Сергей Егорович.
Тренер растерялся и не знал, что делать, но тут подоспел я.
