Андрей Шманкевич - Красные меченосцы
Ванька-встанька
Ваньку-встаньку, братишку Коли Чумакова, знали все ребята нашей школы. Знали задолго до того, как он поступил в первый класс. Он был весь какой-то круглый, как футбольный мяч, и постоянно катался за братом и за всеми нами.
Ванькой-встанькой мы прозвали его давно, когда он был совсем малышом, потому что трудно было за ним уследить — стоит он или уже упал. А вставал и падал он совершенно как игрушечный ванька-встанька — проворно и не хныча.
Хоть и надоедал он нам всем своими расспросами, мы его любили. Мы их обоих, его и Колю, считали вроде как за одного человека. Сам Коля тоже очень любил братишку, хотя постоянно шипел на него, как гусыня.
Ванька-встанька провожал нас в школу, приходил на большой перемене и обязательно дожидался у дверей школы конца занятий. Его всё учителя знали, и сам директор всегда здоровался с ним за руку. Ваня сам протягивал ему два пальца и говорил:
— Здравствуйте, Павел Константинович!
— А, Чумаков-младший! — говорил директор, пожимая Ванины пальцы. — Здравствуй, здравствуй. Ну, как дела, как жизнь? Скоро ли придёшь учиться?
— Как мамка портфель купит, так и приду, — обещал Ваня и обязательно справлялся: — А как наш Коля учится?
— Неплохо, пожаловаться не могу.
— Смотрите же, двоек ему не ставьте. Его тогда мама будет ругать.
Директор только руками разводил:
— Будет хорошо учиться — не будет двоек, а коль плохо…
Ваня начинал часто-часто моргать рыжими ресницами и пыхтеть, как ёж.
— Нет, всё равно нельзя ему двойки ставить, — доказывал он Павлу Константиновичу. — Вы думаете, ему легко учиться и со мной нянчиться? Ему уроки надо делать, а я к нему пристаю, как репей. Или возьму и куда-нибудь запропаду…
— А зачем же ты запропадаешь?
— Маленький я ещё, несмышлёный, — вздыхал Ванька-встанька. — И когда я только вырасту и слезу с Колькиной шеи?
После уроков он набрасывался на всех, кто выходил из школы:
— Что вы сегодня проходили?
Он внимательно выслушивал всё, что ему говорили, а затем сообщал сам:
— В пятом «В» про океаны проходили и про дроби, а в первом «Б» про «кот» и про «му».
А если Ваня замечал кого-нибудь во дворе школы после звонка, хватал его за рукав и тащил в учительскую:
— Ага, опоздал! Идём, идём. Сейчас тебе как поставят двойку за поведение!
В этом году ему наконец-то купили новенький портфель, и он сел за парту в первом классе.
— Хватит, Ванюшка, понянчился я с тобой. Теперь ты уже большой, сам школьник… Значит, больше ты ко мне не приставай. Теперь у тебя тридцать дружков-приятелей, вот с ними и водись.
Ванька-встанька сказал «хорошо» и целую неделю не подходил ни к брату, ни к нам. Но потом всё пошло по-старому. Скучно ему было в своём первом классе. Все там только учились отличать одну букву от другой, отнимать от трёх палочек одну, а Ванюшка умел и читать, и писать, и считать до ста. Это мы его выучили. Он опять начал к нам липнуть!.
— А что у вас проходили?
— То проходили, что тебе ещё рано знать! — шипел Коля. — Когда будешь в пятом классе, тогда и узнаешь. Делай свои уроки и не мешай нам…
Ванюшка откатывался в сторонку.
— А я уже сделал. Можешь проверить…
Недавно он поймал меня у калитки их дома.
— Ты «У лукоморья дуб зелёный…» знаешь?
— Знаю.
— Докуда знаешь? До головы знаешь?
— Своими словами знаю.
— Я тоже знаю, А сначала наизусть знаю. Хочешь — скажу?
Я не успел ответить, как Ванюшка посыпал, точно из скорострельного пулемёта. Еле я его остановил.
— Молодец, — говорю. — Только зачем же мне рассказывать? Я и так знаю.
— А дальше головы знаешь?
Хотел я сказать, что знаю, да вовремя спохватился. Он бы пристал тогда на весь вечер.
— Нет, — говорю. — Дальше мы ещё не проходили.
— Не проходили? Значит, не соврал Коля. А я думал, что он просто не хочет со мной нянчиться. А когда будете проходить?
— Наверно, завтра на уроке литературы, — сказал я.
Это была правда. В пятницу первый урок была литература.
В нашем классе все любят литературу и на уроках сидят тихо, чтобы ни одного слова не пропустить. Марья Филипповна ходит по классу и спрашивает. Слышны только её шаги да голос того, кто отвечает. В пятницу она первым вызвала Колю. Он разбирал третью песню из «Руслана и Людмилы». И только он прочитал наизусть:
Вблизи осматривая диво,Объехал голову кругомИ стал пред носом молчаливо;Щекотит ноздри копнём,И, сморщась, голова зевнула,Глаза открыла и чихнула…—
как в классе кто-то глухо чихнул. Мы даже вздрогнули все, а потом не удержались и начали смеяться.
Марья Филипповна тоже засмеялась:
— У нас в классе собственная «голова» завелась. Если она действительно немножко простужена и чихнула не умышленно, то скажем ей «на здоровье».
Мы хором сказали «на здоровье», ещё немного посмеялись и успокоились.
— Будем продолжать урок, — сказала учительница. — Только должна заметить, что «голова» наша не очень вежливая. Она так и не сказала нам «спасибо».
Мы переглянулись. Кто же это у нас такой невежливый? «Спасибо» так никто и не сказал. Коля хотел продолжить ответ, но кто-то снова чихнул.
— Ребята. Вы ведёте себя как маленькие! Кто это на уроке вздумал шутить?
Опять мы все посмотрели друг на друга. Все молчали. Марья Филипповна рассердилась:
— Может быть, мне уйти из класса, пока…
Она не договорила. Снова кто-то чихнул.
Марья Филипповна решительно направилась к двери. Но тут поднялся староста класса и сказал:
— Марья Филипповна, это не мы, честное слово, не мы. Это в шкафу…
— Что? Как это — в шкафу?
— Честное слово! Сначала я думал, что мне просто показалось, но теперь я знаю точно, я следил.
Весь класс притих, все мы уставились на шкаф и смотрели на него так, как, наверно, смотрел Руслан на чудо-голову. И шкаф опять чихнул, да не в один, а в два голоса…
— Шкаф… шкаф чихает!.. — закричали мы.
Марья Филипповна подняла руку, подошла к шкафу и распахнула дверцу. Мы так и ахнули. На одной полке, скорчившись, лежал Ванька-встанька, на другой — его дружок Сеня Кисляков, невероятно курносый и очень неповоротливый малыш. Оба они, жмурясь от света, как котята, смотрели на класс и на учительницу.
— Так, — сказала наконец Марья Филипповна. — Что же вы? Так и будете теперь лежать по полочкам?
— Мы больше не будем, — пробасил Ванька-встанька.
А Сеня только головой мотнул.
— Это вы директору скажете, — строго сказала учительница, — а сейчас вылезайте!
Ребята с трудом выбрались со своих полок к попрыгали на пол. Оба они были красные.
— Вот придёшь домой, там мама поговорит с тобой как следует! — пригрозил Коля братишке.
— Это твой брат? — спросила учительница.
— Да, — поспешил ответить Ванюшка. — Я его младший брат.
— Так, может быть, ты, младший брат, объяснишь нам, зачем вы залезли в шкаф?
— Про голову подслушать, — просто сказал Ванька-встанька.
— Про голову?
— Ага. Коля дома читал про голову, и я уже всё знаю своими словами, а сначала и наизусть знаю. Сказать?
Ванька-встанька не любил, чтобы его просили. Учительница не успела ему ответить, как он посыпал:
У лукоморья дуб зелёный,Златая цепь на дубе том,И днём и ночью кот учёныйВсё ходит по цепи кругом…
Он боялся, что учительница его остановит, говорил всё быстрее и быстрее, от быстроты сбился и растерянно замолк. — Ой, сбился. Ну ничего. Я сначала.
— Не надо, не надо, — сказала Марья Филипповна. — Я верю, что ты знаешь. Это хорошо. Только зачем тебе понадобилось залезать в шкаф?
— Мы хотели дальше послушать…
— Ага, дальше… — подтвердил Сеня.
— Вы могли это и дома сделать. Попросил бы ты своего брата, и он прочёл бы вам «Руслана и Людмилу» до конца.
Ванька-встанька покосился на Колю:
— Я просил… Но я ему ещё маленьким надоел… А теперь я уже большой, ему уже неохота со мной нянчиться. Вы теперь, наверно, двойки нам за поведение поставите?
Марья Филипповна не выдержала и рассмеялась:
— Конечно, следовало бы… Но я… очень уж я люблю таких вот любопытных! Идите без двоек, но в следующий раз не вздумайте лазать по шкафам. Тогда уж не прощу! Ведь вы своим чиханием пол-урока сорвали…
— Да разве мы хотели чихать? Это всё Сенька… Я только один раз чихнул…
— Дюже пыльно там… — пояснил Сенька.
Дома Колю встретила взволнованная мама.
— Не знаю, что с Ванюшкой! Сидит на диване нахохлившись, как воробей на морозе… Молчит… Не захворал ли?
— Сейчас я его вылечу… — пообещал Коля. — Ну, где твой приятель? Зови его… Сейчас я с вами поговорю по душам!
