Константин Сергиенко - Дом на горе
Но вот помутнела даль, полил настоящий дождь. Я перепрыгнул придорожный камень и показался под сенью соборных сосен. Здесь дождя еще не было.
Я услышал глухой спор деревьев с навалившейся тучей, а потом крошечные осколки их тяжбы стали проникать в лес и устраиваться на листьях в виде бисерных украшений. Шум медленно оседал книзу. Все больше изумлялись листья кустарника. И вот, удивленные до изумрудного глянца, они затрепетали под невидимой дробью дождя.
Я устроился на поваленном дереве под сосной, где-то очень высоко державшей надо мной разрозненный игольчатый зонт. Я достал целлофановый пакет, разорвал его и накрылся. Капли устроились на моем целлофане, образуя крошечные плеяды. Скоро пакет стал похож на обесцвеченное небо со множеством таких же обесцвеченных светил. Дрожащих, колеблющихся, стекающих быстрой ниткой с ненадежного небосклона.
Я сбросил пакет и вышел на открытое место. Дождь быстро облек мою одежду, лицо, руки. Я поднял голову. Надо мной было небо, набухшее, низкое. Оттуда летел рой капель. Я чувствовал, как лицо мое становится чистым, словно омытый листок. Вода пропитала рубашку и достигла тела. Спину и плечи ежил холодок. Я чувствовал, как становлюсь частью дождя. Такой же прозрачной и мокрой. Я выкрикнул что-то, засмеялся и побежал в глубину бора по глянцево-коричневой россыпи прошлогодней хвои…
До самого вечера я скитался по округе. Дождь миновал. Вышло солнце, и я успел обсохнуть. Когда я вернулся на дачу, гости уже уехали…
— Где ты был? — накинулся на меня Роман. — Я чуть не погиб в борьбе с вайделотами!
Вайделоты звучали как гунны. Но оказалось, что это всего лишь древние германские певцы и сказители. Так окрестил Роман сегодняшних гостей, он уже третий день изучает мифологический словарь. Это новое увлечение Романа.
— Навалились, обворожили наших сестричек! — восклицал Роман. — А что я мог противопоставить? Вот, говорю, сейчас друг мой придет, почитает стихи. Он гениальный поэт.
— Далеко зашел, заблудился, — сказал я.
— Ну вот теперь и расхлебывай. Юлька пригласила их на языческое игрище. Истинные вайделоты!
— Какое игрище?
— Скоро ночь на Ивана Купалу. К нам всегда съезжаются на пикник. Да будет тебе известно, что это ночь колдовства и неожиданных превращений. Гоголя-то читал? Но Гоголь что, хотя жутковато. Ты, например, можешь превратиться в овцебыка.
— В кого? — спросил я с изумлением.
— В овцебыка. Но всего лишь на ночь, не бойся. Будем прыгать через костры, искать клады. Ты веришь в клады?
— Конечно, нет.
— А они существуют. В Сьянове в прошлом году нашли горшок с серебряными монетами. Кстати говоря, в купальную ночь можно объясниться в любви. Это самое подходящее время. Ты… не забыл про мою просьбу?
— Нет.
— Я хочу прочитать ей стихи на Ивана Купалу. Давай уж, мон шер. Раз обещал.
— Ладно, ладно, — сказал я.
Маша сидит на красной подстилке в нестойкой тени прибрежных деревьев. В руках у нее книга. Рядом примостился верный Бернар. А чуть поодаль в голубоватом, похожем на манку песке ворочаюсь я. Хочется сказать Маше что-то значительное, умное. Вместо этого я спрашиваю:
— А что вы читаете?
Это был первый день, когда Маша заговорила со мною на ты. Она оторвалась от книги и посмотрела на меня неожиданно теплым взглядом.
— Митя, почему ты такой беспокойный? Всегда у тебя в глазах тревога. Так и кажется, сейчас вскочишь и побежишь.
— Не знаю, — промямлил я.
— Наверное, ты впечатлительный. Я тоже в детстве была. Вскакивала по ночам, пыталась бежать. Мама очень беспокоилась.
— А кто у вас мама?
— Зови меня на ты. Мы ведь давно знакомы. Мама училась в консерватории, да не доучилась. Из-за меня. Могла бы стать хорошей пианисткой. Ты на чем-нибудь играешь?
— Нет, — сказал я.
— А инструмент дома есть? Странно. Ты из такой хорошей семьи. Роман сказал, что у вас много книг. Я считаю, в доме обязательно должен быть инструмент. Мы с мамой устраиваем целые домашние концерты.
— А папа?
— Папа… он с нами не живет. Я его редко вижу… У меня такое ощущение, Митя, что мы с тобой были когда-то знакомы…
Я замер. Сейчас вспомнит.
— Нет, это не значит, что сталкивались где-то случайно. У меня бывают дни, когда все проходит словно в тумане. Могу познакомиться и забыть. Но тебя я словно давно знаю. Почему это? — спросила она с внезапным наивным удивлением.
Я что-то пробормотал в ответ. Она повертела в руках книгу.
— Это Еврипид. Древний греческий автор.
— Разве вы проходите?
— Нет. Но композитор Глюк написал две оперы по его драмам. Очень интересно. Хочешь расскажу?
Греческий царь Агамемнон решил завоевать Трою. Великое множество воинов собралось в городе Авлида. Бухта была заполнена кораблями. Но ветер все время дул с моря, не давая кораблям выйти из бухты. Его наслала богиня Артемида. Она разгневалась на Агамемнона за то, что тот подстрелил на охоте лань, священное животное Артемиды. Прорицатель Калхас объявил, что богиня смилостивится только тогда, когда Агамемнон принесет ей в жертву прекрасную дочь Ифигению. Агамемнон глубоко опечалился. О прорицании узнали все воины и требовали, чтобы царь принес жертву для счастья всей Греции.
Агамемнон послал гонца за дочерью. Он написал своей жене Клитемнестре, что собирается обвенчать Ифигению с юным героем Ахиллом. Потом раскаяние охватило его, и он послал другого гонца и просил Клитемнестру не отпускать Ифигению. Но этого гонца перехватили воины.
Когда Ифигения с матерью прибыли в Авлиду, обман раскрылся. Клитемнестра бросилась к ногам мужа, умоляя спасти дочь. Юный Ахилл стал с мечом у шатра, объявив, что не позволит коснуться Ифигении. Назревала кровавая междоусобица. Тогда из шатра вышла сама Ифигения. Она остановила воинов и сказала, что пойдет к жертвеннику добровольно. Счастье Греции для нее дороже жизни.
В молчании окружило войско жертвенник. Вещий Калхас занес над Ифигенией жертвенный нож. Но когда рука его опустилась, Ифигения исчезла. На ее месте оказалась лань. Это богиня Артемида спасла прекрасную девушку. Она перенесла ее в далекую Тавриду. Там Ифигения стала жрицей в храме.
Девять лет сражались греки у стен Трои и наконец овладели ею. Царь Агамемнон вернулся в свои Микены. Но безрадостным было его возвращение. Царица Клитемнестра изменила ему и жаждала возвести на трон Эгисфа. Когда радостный Агамемнон вошел во дворец, он был убит. Эгисф стал царствовать с Клитемнестрой. Малолетний сын Агамемнона Орест тем временем оказался далеко от родины. В день убийства его спасла няня. Когда Орест возмужал, он вместе со своим другом Пиладом пришел отомстить за отца. Эгисф и Клитемнестра были убиты. Но богини мщенья Эринии стали преследовать Ореста за убийство матери. Бог Аполлон повелел Оресту поехать в далекую Тавриду и привезти оттуда священное изображение богини Артемиды. Тогда Орест избавится от мук.
Таврида, раскинувшаяся на берегах нынешнего Крыма, была опасным краем. Тавры приносили в жертву всех иноземцев. Схватили они Ореста с Пиладом и притащили в храм, где стояло священное изображение Артемиды. Жрицей в этом храме была Ифигения. Так встретились брат с сестрой. Им удалось обмануть тавров и увезти из храма изображение Артемиды. После долгих мытарств они достигли берегов Греции. Жизнь их отныне была счастливой.
— Как мне хотелось бы иметь брата, — сказала Маша. — У тебя есть сестра?
— Нет.
— Мне кажется, в семье должно быть много детей. Тебе понравился этот миф?
— Слишком много убийств: жена — мужа, сын — мать…
— Зато счастливый конец. После смерти Ифигения превратилась в богиню Гекату. Это богиня луны и ночи. Если бы я жила в те времена, я выбрала бы покровительницей Гекату. Я совершенно ночной человек!
Наконец-то пробил мой час. Я приосанился и сказал:
— Геката покровительствовала детям и покинутым влюбленным.
— Откуда ты знаешь?
— Я читал. Священным животным Гекаты была собака. — Я указал на дремлющего Бернара. — Примерно такая. Белая.
— Интересно! — воскликнула Маша, глаза ее заблестели.
— В честь Гекаты праздновались гекатеи. Происходили они летом в месяц Гекатомвеон, который соответствует нашему июлю.
Маша внезапно сделалась задумчивой.
— Да… — произнесла она. — Как много в жизни загадочного, таинственного…
Гекатомвеон — лунный месяц. Луна в июле особенно чиста. В недолгую ночь она воцаряется на небе ясным зеркалом и зовет бесконечно смотреться в него. Это зеркало не стареет, не туманится желтым налетом, от него не отпадают ломкие серебристые куски. В этом зеркале вся наша жизнь. Сколько взглядов, сколько призывов, молений было обращено к луне! Воет на луну бездомная собака. Смотрит на луну влюбленная девочка. Прикован взглядом к луне больной человек. Луна безмолвно струит на землю свой белый свет. Он облекает реки, леса и крыши домов. Он касается спящих, и они видят волшебные сны. Эти сны покидают комнаты и собираются на огромных лунных полях. Месяц Гекатомвеон в призрачном плаще с серебряным прутиком бродит среди них, как пастух. Луна — это страна неясных надежд и сердечной тоски…
