Станислав Рудольф - Птицы меня не обгонят
Я его перебил:
— Не ори так громко… не обязательно всем знать!
Он полностью пренебрег моим замечанием.
— Я вчера подарил ее братану автомобильчик. И не позже чем завтра он объявится с ее фото. Уговаривать пришлось черт знает сколько! Ты бы только видел — парень только во втором классе, а его уже не проведешь. Знаешь, что он мне сказал? «Твой, говорит, «роллс-ройс» весь ободранный!» А он у меня стоял с другими машинками в шкафу за стеклом, как на выставке!
— Ну, а дальше?..
— Ты мне даешь пектолит, понятно? Мы ведь договаривались, да?
Я кивнул. Воржишек доел хлеб с салом и просящим взглядом следил за моей коркой.
— Ты что, не принес сегодня завтрак?
Он уселся на парту и, болтая ногами, провозгласил, что моя бабушка наверняка величайший специалист по производству шкварок. Ветчина против них — ничто, и даже два ломтя хлеба плюс банан не идут, ни в какое сравнение! Он никогда в жизни еще не ел такой вкуснятины!
— Ты сказал, что у тебя два сообщения…
Тыльной стороной ладони он вытер сальный рот.
— Но это, Гонза, сенсация!
— Вот еще… — усомнился я.
Он перестал болтать ногами и наклонился ко мне:
— Я знаю, где есть шлифовальный станок…
— Да?
Он облизал два пальца и молча поднял их вверх для страшной клятвы. Я поверил.
— У кого?
— У Лоужила. Он им никогда не пользуется. Он и не умеет. Его отец во время войны гранил камни, моя бабушка помнит…
— Как ты думаешь, он его продаст?
Воржишек так высоко поднял плечи, что едва не закрыл ими уши.
— Чего не знаю, того не знаю…
Тут раздался звонок. Воржишек соскочил с парты и отправился было на свое место. Но вернулся и серьезно заявил:
— Слушай-ка, а ваше сало, факт, мировое! У вас дома шкварки есть?
— Есть…
— И чего ты их в школу не принес? — изумился он.
Воржишек наверняка продолжал бы восхищаться нашими шкварками, но в класс вплыла Колбочка, и он постарался незаметно проскользнуть на свою парту.
25
Я везу домой последнюю шестеренку от шлифовального станка и электрический моторчик, и блаженство разливается в моей душе. Все — бесплатно, задаром, просто так! Станочек, подставка, мотор и два шкива. Лоужил — настоящий рыцарь!
Я пришел к нему и прямо в дверях заныл:
— Пан Лоужил, говорят, у вас есть шлифовальный станок!
— Есть… Ну и что из этого?
— Вы его не продадите?
— Кому?
— Мне. Мне надо отшлифовать камни. У меня их не меньше трех центнеров набралось. А в Стржибровицах станка ни у кого нет, только у вас…
Мне казалось, что он этим обстоятельством чрезвычайно доволен. Тем не менее он сказал:
— Старая, ржавая развалина. Сколько лет стоит в сарае. Слушай-ка, Гонза, тебе кто сказал, что у меня есть станок?
— Бабушка, — соврал я, — говорила, что в войну у вас шлифовали камни.
— Что правда, то правда, — согласился он и велел следовать за ним.
Мы прошли через двор и заглянули в сарай. Станок был завален старым барахлом, огромными колесами от древней телеги, на которой уже никто никогда не поедет в поле, пустыми бочками от бензина и частями молотилки. Не так-то просто выволочь его во двор. Если б не Лоужил, мне бы не справиться.
— Весь рыжий от ржавчины, как лиса, — определил он, когда мы стряхнули с него паутину и толстый слой пыли.
— Неважно… — сказал я.
Пан Лоужил попытался запустить шкив. Он шел туго. Лоужил нагнулся, чтобы получше разглядеть, в чем там дело.
— Два зуба полетели! — воскликнул он после тщательного изучения.
— Все равно… Я его и такой куплю.
Лоужил выпрямился и захохотал. Я не понимал, чего это он так веселится, и начал вытирать лицо, заподозрив, что у меня под глазом грязное пятно.
— А сколько даешь? — спросил он наконец и вызывающе засунул руки в карманы штанов.
Я не знал, сколько предложить. У меня в ночном столике спрятаны сорок три кроны. Еще немножко подкинет бабушка. И у мамы тоже можно будет выпросить крон десять. Я решился и выпалил самую высшую сумму:
— Семьдесят крон… Но если… я остальное принесу потом! — добавил я.
Он кивнул головой по направлению к воротам.
— Слушай-ка, парень, давай поскорее забирай это барахло, а на свои деньги купи бутылку керосина и жестянку машинного масла. Только все равно он навряд ли будет работать.
— Будет, пан Лоужил, вот увидите, еще как будет!
Он дал мне инструмент, чтоб я мог разобрать станок. Иначе мне его до дому не дотащить.
И вот сейчас я везу домой последнюю шестеренку. Собирать станок надо дня три. Не меньше. И если окажется, что мотор в порядке, в субботу я уже возьмусь за свои камни. Жаль, что в саду нет розетки на трехфазный ток. Я бы мог работать в беседке. А во дворе соседи будут глазеть — что да как. А впрочем, ну и что из этого?
Я решил первый отшлифованный агат отнести Лоужилу. Он ведь мог меня преспокойно выставить. Заявить, что у него нет времени или охоты искать станок. А он отдал, да еще просто так, задаром! Бывают же счастливые дни! Такие, как сегодня, например. По физике не вызывали, за диктант — пятерка с минусом и станок задаром! Вот бы встретить на площади Итку и… да только у нее в это время ритмика. Нет, человек должен быть скромным в своих желаниях!
26
— Ну-ка я тебя проверю! — сказала бабушка, когда я захлопнул учебник физики и собрался удрать во двор, где меня ожидала моя чудесная машина. Вот уже третий день я пытаюсь привести ее в движение. Мне помогает Матыяско. Мы очистили ее от слоя грязи и ржавчины, каждый шуруп и гайку промазали керосином, продрали проволочной щеткой и шестерни. Соседи каждый раз, по пути к своим сараям, задерживались возле нас, и никто не мог взять в толк, кому и зачем это дьявольское изобретение может служить. А мы и не пытались объяснять.
— Я и сам все знаю! — пресек я поползновения бабушки, но в этих вопросах моя бабушка принципиальна: она отложила газету с недоконченным кроссвордом, нашла в учебнике 44-ю страницу и спросила:
— Скажи-ка мне, молекула — самая меньшая частица материи?
— Самая!.. — подтвердил я и взглянул на часы.
— Нет, не самая!.. — победоносно воскликнула бабушка. Она подчеркнула пальцем две строки в учебнике и, зачитав вслух пояснение, заявила: — Ну так как?
— Все ясно, бабуля, но только механически ее дальше уже не разделишь, я и не спорю. Только химически…
— А что получишь?
— Когда?
— Ну, как ты говорил, если будешь делить химически?
— Атом.
— А как это сказать по-гречески?
— Откуда мне знать? Я, что ли, знаю греческий?
— Должен знать. Здесь написано.
— Покажи…
Бабушка закрыла ладонью страницу:
— Нет… сам должен помнить.
— Не должен, не должен. Вот еще — все учить, Шикола это все равно не спросит.
— Пятерочник должен знать, что такое атомос!
— Ну, ба, спрашивай дальше! — воскликнул я нетерпеливо.
Если она станет проверять в таком темпе, мы закончим физику не раньше субботы. Я ошибся ненамного — она отпустила меня около четырех.
Внизу дожидался Воржишек. У него не было никаких инструментов, и он протирал шкивы тряпкой. Он посмотрел на меня укоризненно:
— Не очень-то ты торопишься…
Я спустился с лестницы и побежал отпирать сарай, чтобы достать ящик с инструментом.
— Хорошо, хоть шнур в порядке, — сказал я и вытащил из ящика длинную отвертку. — Но все равно надо проверить, чтоб не замкнуло.
Воржишек некоторое время наблюдал за мной, а потом тихо промолвил:
— Я тебе, Гонза, что-то принес, — и протянул засаленный конверт с адресом: «Анна Воржишекова. Стржибровице. На Пржигонах 190».
Я засунул отвертку в задний карман и протянул руку.
В конверте была фотография Итки. Она стояла, опираясь о проволочную ограду, из которой вылезали плети вьюнка, и улыбалась точно такой улыбкой, как в тот раз, когда просила меня сыграть ей на скрипке. На ней была полосатая майка и синие брюки, а на левой руке маленький браслет из знаков Зодиака — скорпионов, рыб и львов.
И только потом я заметил вправо от нее большое черное пятно.
— Что это такое? — ткнул я пальцем в кляксу.
Воржишек нагнулся к ящику, взял французский ключ, медленно развел его челюсти и принялся затягивать самую большую гайку.
— Это же ее братан… — процедил он сквозь зубы, притворяясь, что по уши ушел в работу.
Я не клюнул на этот крючок. Все гайки я уже давно тщательно промыл керосином и смазал маслом, и затягивать их было легче легкого.
— Ну и…
— Тебе нужна была одна Итка, а я не мог ее отрезать, не получалось… Но ведь и так неплохо, да?
Я сунул конверт с фоткой за майку и сказал Воржишеку, чтоб имел в виду — он получит самый маленький обломок пектолита.
