Удалить эту запись? - Лариса Романовская
Я вызвала «скорую помощь». Я сказала, как попросили: «Моей тете плохо». А потом диктовала адрес и чуть не назвала нашу с мам квартиру вместо этой.
Когда меня диспетчер спросила, кто говорит, я чуть не сказала, что меня зовут Софья. Мне даже показалось, что я говорю голосом Сончиты. И двигаюсь, как она. И такая же красивая. Я специально старалась не смотреть на себя в зеркало, чтобы не отвлекаться на свое отражение. Оно мне было не нужно. Я была как актриса. Играла роль очень смелого человека.
Мы ждали «скорую». Я боялась, что они будут долго ехать и что Ирине Болеславовне за это время станет плохо. Но «скорая» — вправду скорая. Я только успела сложить в пакет то, что ИБ попросила, — чашку, тапки, зарядник для мобилы. И записала на отдельный листочек, как поливать цветы и чем кормить рыб.
Оказывается, у ИБ в той комнате, которая под моей, стоит аквариум. Наверное, когда я бегала в детстве, у аквариума стенки дрожали и стекла тряслись!
Я пока писала про рыб, у меня почерк был немножко похожий на Сончитин. И в голове как будто ее мысли появились. Я вспомнила, как Сончита говорила, что в стрессовой ситуации человека надо подбадривать и касаться только позитивных тем. Я подумала, что Ирина Болеславовна своих рыб любит, и хотела про них поспрашивать. Мне реально стало интересно: если рыбы тут давно, почему я их никогда не замечала в упор, хотя в этой комнате была и лампочки меняла.
Но тут врач зазвонил в домофон. И ИБ мне подсказала: «Ты моя племянница!» Я потом подумала, что, наверное, мне ее стоило называть тетей Ирой или тетей Ириной. Но вообще, племянница же может родную тетю называть по имени-отчеству, правда? А пока врач поднималась в лифте, мне ИБ успела наконец сказать, чего именно она так боится.
Боится, что в больнице узнают, что она одинокая, и заставят подписать дарственную на квартиру. Что одной ее знакомой старушке в реанимации дали такую бумажку, велели подписать, а старушка от возмущения в себя пришла!
Пока Ирина Болеславовна мне все это говорила, она на диване подпрыгивала немного. И руками размахивала. Как мы, когда на уроке шепчемся. А я, наоборот, стояла в шоке, потому что про такие вещи вообще не знала.
И тут пришла врач со «скорой». Сразу мне сказала: «Девочка, выключи телевизор». А я в упор не замечала, что телик работает. Он как-то сам по себе бухтел, почти без звука. Фоном.
Он у Ирины Болеславовны всегда так бухтит, я поэтому и не замечала. А врачихе он мешал слушать фонендоскопом! И писать бумаги.
Врачиха пошутила: «Ну вот, Болеславовна, а болеете». Не я одна, оказывается, так шучу.
А потом велела собираться в больницу. ИБ собиралась и меня все время называла «Веруня». Но мне теперь было без разницы. Я записала, в какую больницу Ирину Болеславовну положат. Врач велела. И я послушалась. Чтобы не выдать, что я не племянница. Племянницы навещают теть в больнице. Но соседку же тоже можно!
Главное, я чуть не прокололась в конце. Когда ИБ выходила из квартиры, я тоже чуть не вышла. Хотя мне ИБ заранее показывала, на какой замок потом что закрыть! И просила везде свет потушить. А у рыб оставить все как было.
ИБ уехала, и я ее квартиру закрыла как можно быстрее. Я только теперь испугалась.
Я к нам поднимаюсь, а там вызовы от папы. На мобильнике. Восемь штук. Он звонил девятый раз, когда я вошла в дверь. Марсюша извылся, он не любит, когда телефон звонит. А я вообще забыла, что звонила папе. Что он у меня вообще есть. Я как-то к этому не привыкла.
Папа спросил, что у меня случилось.
И я ему начала рассказывать про Ирину Болеславовну, как мне было страшно сидеть у нее дома, пока ехала «скорая».
Я забыла, что я хотела попросить айфон. Папа решил, что я звоню, потому что мне страшно. Он меня успокаивал. Говорил «маленькая моя». И еще смешно меня называл, «картошечка». Я не знала, что меня так звали. Это моя мама про свой живот (со мной внутри) говорила, что ей как мешок картошки привязали. Я не только «чудище», «лох-нессик» и «лохушка». Я еще и «картошечка».
Я не знаю, почему у них не получилась семья. Мама мне про это несколько раз говорила — и все время по-разному.
Вообще, когда я своего папу увидела первый раз, я разочаровалась. Я его представляла совсем другим. Похожим на всех актеров одновременно. А он толстоватый и лысоватый, от него пивом пахнет, у него на правом глазу родинка, на веке, большая. И мне как-то стремно было: вдруг у меня такая же вырастет? Если бы я была мальчиком, я бы знала, как я потом состарюсь.
Мы оба раза встречались втроем. Я, папа и мам. И я не знала, как с ним говорить. Мы же никогда не говорили на двоих. А тут я начала про «скорую» рассказывать. А он меня утешал. Я не знала, как это бывает здорово, когда тебя утешает папа.
Я потом говорю: «Приходи ко мне на выпускной».
А он удивился, он думал, выпускные только в одиннадцатом классе бывают, а в девятом их нет. Он вообще какой-то оторванный от реала: не знает, что теперь ЕГЭ и ГИА, а не устные и письменные экзамены, не знает, что в началке четыре года учатся. А я не знала, кем он работает. Теперь знаю. Водителем в курьерской службе. Развозит заказы. Какое-то оборудование, он сам не знает какое.
Я спросила, какая у него зарплата. Он спросил: может, мне чего надо купить? Я сказала, что нет. Я знаю, сколько получают водители курьерской службы. Там если айфон брать, то только в кредит. Я ему говорю «Ты приходи ко мне на выпускной, просто так, без подарков. У меня все есть».
Я думала, что он скажет спасибо. Или что он меня любит. А он сказал «хорошо». И попрощался.
А я потом пошла на кухню и начала есть мандарины.
Такой день длинный. Хочется лечь на пол, закрыть
