Зелёный друг - Валентин Леонидович Миндовский
Радость озеленителя
Отдохнув в сквере, доброречинцы продолжали осмотр города.
— Вот смотрите, ребята, у этого дома работают зеленстроевцы. А вон тот сутулый пожилой человек, что разглядывает чертеж, — прораб Зеленстроя Петр Петрович Чугунов.
Пионеры подошли к новому, красивому дому. Около него несколько работниц заполняли широченные посадочные ямы смесью грунта с торфом и перегноем, и ребята заметили, с какой тщательностью перемешивают эту смесь на краю ям.
— Здравствуйте, Петр Петрович!
— Мария Семеновна! Доброго здоровья! Насовсем в Рощинск приехали?
— Нет, я теперь в Доброречинске работаю. А сюда своих новых питомцев привезла озеленению учиться. Вот они. Знакомьтесь.
Ребята обступили прораба. Поздоровались. Посыпались вопросы.
— Петр Петрович, вы давно здесь работаете?
— Нравится вам ваша специальность?
— А где вы учились? Что кончали?
— Ишь какие любознательные ваши питомцы, Мария Семеновна. Ну давайте присядем, потолкуем.
Вся группа расселась на только что поставленной, еще неокрашенной скамейке и на сложенных тут же столбах.
Петр Петрович закурил.
— Работаю я здесь давно. Двадцатый год. Плотником начинал. Потом кладовщиком был, потом десятником, а теперь вот — производитель работ, прораб. Хороша ли наша специальность? По-моему, лучше всех других.
— Ну уж и всех?!
— Да. Видите ли, есть в ней интересная особенность. Это радость творчества. Вы не думайте, что творят только художники, композиторы или, скажем, изобретатели. Нет, творит в своей работе и плотник, и шахтер, и уборщица. Во всякую работу человек вкладывает свою мысль, делает ее по-своему. Но не всякий непосредственно видит результаты своего труда. Скажем, вырубил шахтер за год много угля или инженер из своего цеха выпустил уйму соды. Ну, а где эти уголь, сода, как поглядеть на результаты своих трудов? Другое дело — творчество строителя. Строит инженер дом. Рабочие с ним работают, бригадиры, целый коллектив. Уже готовы фундамент, стены, кровля. Уже маляры работу кончили, и вот стоит он — новенький, чистенький дом. Готов! И глядят строители на результат своей работы. Любуются ею! Чувствуют радость строительства. Так же и мы. Придешь с рабочими на новую строительную площадку, смотришь — рытвины, бугры, мусор и везде голая, унылая земля. Но вот наша работа сделана, и уходим мы по ровным дорожкам, а кругом газоны зеленеют, цветы цветут, молодые деревья и кусты разрастаются. Не узнать недавнего унылого пустыря! Видно нашу работу! Однако нам смотреть на результат своих трудов еще отраднее, чем строителям, — продолжал прораб.
— Почему?
— А вот подумайте. Строители выстроили дом, мы его озеленили. Прошло три года. Дом-то уж похуже стал, позагрязнился, чуть стареть начал, а наши посадки разрослись, улучшились. А через пять лет наша работа еще лучше выглядит, через двадцать — еще лучше! Приятно приходить посмотреть на нее. Когда я устану от работы или чем-нибудь расстроюсь, иду в парк, который несколько лет тому назад садил, погуляю по его дорожкам, и шелест разросшихся ветвей — моих ветвей — всю усталость, всю печаль прогонит.
Большая помощь
Вопросы к прорабу не прекращались.
— Большие у вас парки?
— Очень большие. У нас в центре города целых полсотни гектаров под парк занято, в северной части Рощинска, между городом и заводами, устраивается лесопарк в 70 гектаров. Еще два парка есть. А совсем недавно это были пустыри без единого деревца.
— Ну, а теперь там большие деревья?
— В центральном парке метра на четыре, на пять вытянулись. Если же зайдете в парк, посаженный в этом году, так в нем высота деревьев только по колено вам будет.
— Так что же это за парки? — разочарованно протянула Галя.
— Парки необычные, — улыбнулся прораб. — Мы их и зовем — «питомники-парки». Дело в том, что на тех пустырях, которые по плану развития нашего города предназначены под парки, мы закладываем громадные школы питомников.
— Так, значит, это питомники, а не парки?
— Да, питомники. Но дорожки этих питомников прокладываются так, как указано в проекте парка, а в школах выращиваются те породы, которые должны расти в данном месте парка. Такой питомник подрастает три года, четыре, потом из него выкапывают большую часть саженцев для пересадки в сады и скверы, а небольшая часть растений так без пересадки и остается на месте. Из остатков питомника получается парк.
— И все эти питомники-парки рассаживают рабочие Зеленстроя?
— Нет, мы сами не справились бы с таким большим делом: ведь на каждый гектар питомника нужно высадить по двадцать тысяч древесных сеянцев или по сорок тысяч кустарниковых.
— Кто же вам помогает?
— Выручает нас молодежь. Несколько лет назад, осенью, к нам в северный лесопарк с песнями пришли комсомольцы. Несколько сот человек за три часа засадили приготовленный участок, ругнули руководителей Зеленстроя, что мало работы припасли, и с песнями ушли. И вот, ребята, этот комсомольский почин положил начало хорошей традиции рощинской молодежи — ежегодно помогать нам в закладке питомников. Кроме комсомольских выходов, стали устраиваться и общешкольные воскресники. Вспоминается мне погожий октябрьский день. Обещали прийти старшие классы шести школ. По нашим расчетам, человек пятьсот. Площадь под посадки была приготовлена огромная, сеянцев выкопано с гряд множество, и три наших звена продолжали еще их выкапывать. На питомнике собрались все прорабы, звеньевые. А школы не идут. Приуныли мы.
Вдруг, смотрим, идет колонна. Человек триста.
Спрашиваем — здесь все школы вместе?
— Нет, одна Ленинская.
Только начали по работам расставлять — вторая колонна, за ней третья, четвертая, пятая!
Растерялись мы. Думали, что смоет это молодое море всю нашу работу, спутает, испортит. Но сразу выяснилось, что к нам пришли организованные, дисциплинированные армии; каждый класс был со своим постоянным руководителем. Классным руководителям помогали комсомольцы.
Ожил пустырь. Закипела на нем работа.
Андрей Иванович, отпускавший с центрального питомника сеянцы, отказался тогда верить все новым и
