Луиза Мэй Олкотт - Маленькие женщины
– Правда. Я попросила его, чтобы он мне помог, и он никогда не забывал об этом. Знала бы ты, от скольких неразумных слов он избавил меня жестом, который тебе запомнился!
Говоря это, миссис Марч едва удерживалась от слез: губы ее задрожали, глаза увлажнились.
Испугавшись, что мать расстроилась из-за нее, Джо прошептала:
– Я понимаю, Марми. Нехорошо с моей стороны наблюдать за тобой. Я не должна была говорить тебе об этом. Но я не хотела обидеть тебя. Просто мне так приятно, что мы разоткровенничались.
– Девочка моя! Ты можешь говорить мне все, что угодно. Кому же, как не мне! Наоборот, я горжусь, что мои дочки от меня ничего не скрывают. Вы ведь знаете, как я вас люблю.
– Но мне кажется, я расстроила тебя.
– Ну что ты, милая! Мы заговорили о папе, и я лишний раз почувствовала, как его не хватает. И еще я подумала, как люблю его и как много дал он мне в этой жизни. Ради него я сделаю все, чтобы уберечь вас от зла.
– Зачем же ты отпустила его, Марми? Ты даже не плакала, когда он уезжал на войну. Да ты и теперь не жалуешься. Можно подумать, тебе совсем не трудно одной, – удивилась Джо.
– Я отдала стране, которую люблю, самого дорогого человека. И скрыла от него слезы. Какое я имею право жаловаться! Ведь мы только выполнили свой долг. В конце концов, если все будет хорошо и папа вернется с войны, мы оба не пожалеем, что сумели поставить дела страны выше собственного блага.
Джо ничего не ответила. Она крепко обняла мать и начала молча молиться – пылко и искренне. Никогда еще душа Джо не была так близка к Создателю, ни разу в жизни не обращалась она к Нему с такой горячей благодарностью. Ведь Джо познала не только горечь раскаяния, но и сладость самопожертвования и сдержанности.
Так с помощью матери она сделала еще один шаг, поднялась на ступеньку выше, и ей открылась частица Истины.
Джо наклонилась над спящей Эми. Девочка ворочалась и вздыхала во сне, точно и сейчас переживала свой проступок. Джо подняла голову, и мать заметила, какой добротой осветилось ее лицо.
– Я дала волю гневу и поступила как настоящее чудовище. Я не захотела простить ее. Если бы не Лори, она могла бы погибнуть. Из-за меня, – тихо проговорила Джо и, снова склонившись над спящей сестрой, легонько погладила ее по голове.
Эми словно услышала ее. Она вдруг открыла глаза и, улыбнувшись, простерла к Джо руки. Сестры крепко обнялись и в знак полного примирения поцеловались. Они снова стали друзьями.
Глава IX
Ярмарка тщеславия
– Мои подопечные вздумали заболеть корью! – сказала Мег. – У меня свободные дни, как хорошо!
Стоял апрель.
Сестры сгрудились в комнате, помогая Мег собирать вещи и на все лады обсуждая предстоящий отъезд.
– Как это мило со стороны Энни Моффат, что она не забыла о тебе. Мало ли людей, которые приглашают просто так, из вежливости. А она повторила приглашение. Две недели сплошных развлечений! Как я за тебя рада! – сказала Джо.
– Я тоже за тебя рада, – отозвалась Бет, уложив разноцветные ленты в красивую коробку. – Главное, стоит чудесная погода.
– Я бы тоже не отказалась поразвлечься подобным образом. И в нарядах покрасоваться, – проговорила сквозь зубы Эми.
Рот она открыть не могла – губами она держала булавки и по одной втыкала в подушечку Мег, пополняя таким образом запасы швейных принадлежностей сестры.
– Я очень хотела бы вас всех взять с собой. Но раз это невозможно, я постараюсь запомнить самое интересное и потом расскажу вам. Конечно, это лишь малость по сравнению с тем, как вы были добры ко мне. Вы одолжили мне столько вещей, и собраться без вас мне было бы трудно, – сказала Мег, бросив взгляд на свой более чем скромный гардероб, который казался сестрам роскошным.
– А что тебе дала мама из сундучка с драгоценностями? – осведомилась Эми, которая не присутствовала в этот раз при торжественном открытии знаменитой в семье кедровой сокровищницы, в которой миссис Марч хранила остатки некогда богатого гардероба.
Теперь все это постепенно получали дочери в особо торжественных случаях.
– Шелковые чулки, вот этот резной веер и чудесный голубой пояс. Я хотела взять лиловое шелковое платье, но мы не успели его переделать. Придется обойтись старым кисейным.
– Оно будет прекрасно сидеть на моей новой муслиновой юбке, а шарф чудесно его оттенит. Жалко, я разбила коралловый браслет. Я бы тебе его дала, – сказала Джо, которая обожала дарить и давать взаймы.
Правда, вещи у нее, как правило, пребывали в таком плачевном состоянии, что щедрость ее редко доставляла кому-нибудь радость.
– В сундучке есть красивые украшения из жемчуга, но мама говорит, что для девочки самое лучшее украшение – это живые цветы. А Лори обещал прислать столько цветов, сколько мне захочется, – заметила Мег. – Давайте посмотрим, что у нас получается. Серый костюм для прогулок, совсем новый. Бет, поправь, пожалуйста, перо на шляпе. Поплиновое платье на воскресенье и приемы. Вообще-то оно для весны тепловато, лиловое шелковое подошло бы больше. Жаль, что его некогда перешивать!
– Нестрашно, ведь у тебя еще есть кисейное. Оно тебе очень идет, ты всегда бесподобно выглядишь в белом, – сказала Эми, пожирая взглядом гардероб Мег, который казался ей верхом роскоши.
– У платья слишком маленький вырез и юбка не такая широкая, как сейчас модно, но ничего, сойдет. Голубое домашнее платье тоже выглядит вполне прилично. После того как его перелицевали и заново подшили, оно стало совсем как новое. Шелковый халат, конечно, не последний крик моды, да и шляпке моей далеко до совершенства. Я не сказала маме ни слова, но зонтик меня ужасно разочаровал. Я просила черный с белой ручкой, а она купила зеленый, с безобразной желтой ручкой. Он новый, добротный, и мне просто стыдно жаловаться, но я ничего не могу с собой поделать. Я знаю, что буду стыдиться его, особенно когда окажусь рядом с Энни. Какой у нее красивый шелковый зонт с золотым наконечником! – И Мег кинула исполненный осуждения взгляд на маленький зеленый зонтик.
– Обменяй его в магазине, – посоветовала Джо.
– Будь я глупее, я так бы и поступила. Но ведь тогда Марми обидится, а она так старалась. Я понимаю, как глупо сетовать на цвет зонта. Попытаюсь не давать себе волю, вот и все. Тем более что есть вещи, которые меня действительно радуют. Шелковые чулки и две пары хороших перчаток настолько утешают и ободряют меня, что я готова забыть о зеленом зонтике. Я очень благодарна тебе, Джо, за одолженные перчатки. Как подумаю, что у меня есть две пары выходных перчаток, еще одна пара на каждый день, тут же начинаю казаться себе богатой и элегантной. У Энни Моффат на ночных чепцах розовые и голубые банты. Может, и мне пришить такие же? – спросила Мег, когда Бет внесла стопку чистого белья, которую вручила ей Ханна.
– Не надо. Нарядные чепчики не подойдут к простым ночным рубашкам. Бедным людям не стоит пускать пыль в глаза, – решительно заявила Джо.
– Не знаю, доживу ли я когда-нибудь до такого счастья, что буду носить настоящее кружево и красивые чепчики, – раздраженно проговорила Мег.
– Ну вот, а вчера ты говорила, что самая большая твоя мечта – поехать к Энни Моффат, – тихо произнесла Бет.
– Верно! – спохватилась Мег. – И я ведь действительно счастлива, что еду. Не буду ворчать. Вот так: чем больше получаешь, тем больше хочется. Верно? Ну, все готово, уложено, только бальное платье осталось. Но его обещала уложить мама. – И голос Мег зазвучал веселее. Она переводила взгляд с наполовину заполненного чемодана на множество раз штопанное и глаженное кисейное платье, торжественно именуемое бальным.
На следующий день, который выдался столь же погожим, состоялись торжественные проводы Мег – в ближайшие две недели ей предстояло развлекаться и вбирать в себя новые впечатления.
Миссис Марч неохотно отпускала дочь. Она боялась, что по возвращении будничная жизнь покажется Мег безрадостной. Но Мег так упрашивала, а Салли обещала присматривать за ней, что мать почла за лучшее не препятствовать. Тем более что после целой зимы непрестанных трудов дочери совсем не мешает встряхнуться и переменить обстановку. Вот так и получилось, что мать уступила, и Мег представилась возможность закружиться в вихре светской жизни.
Моффаты славились своею светскостью, и Мег, выросшая совсем в другой атмосфере, поначалу оробела и от роскошной обстановки в доме, и от элегантности хозяев. Но, несмотря на легкомысленный образ жизни, это были добрые люди, и гостья вскоре почувствовала себя свободно и уютно. Впрочем, от Мег не укрылось, что сквозь старательно нанесенную позолоту нет-нет да и просвечивает кое-где отнюдь не благородный металл: при всем блеске жизненного уклада Моффаты не отличались ни подлинной образованностью, ни интеллигентностью. Открытие это совсем не уменьшило того удовольствия, которое Мег получала от жизни в семействе Моффатов. Ей нравилась изысканная еда, полюбилось разъезжать в каретах и каждый день, отправляясь на очередное торжество, облачаться в выходное платье. Такая жизнь, лишенная забот и состоящая из одних лишь светских раутов, была вполне ей по душе, и она быстро переняла манеры и речь окружающих. Мег стала вдруг жеманной, она постоянно пересыпала речь французскими словечками и выражениями, волосы теперь тщательно завивала, постоянно переделывала платья и старалась по мере сил поддерживать разговор о моде. Мег с завистью разглядывала изящные безделушки Энни Моффат и мечтала стать богатой. Каким убогим вдруг показался ей родной дом, с какой тоской она вспомнила о своей работе! Несмотря на то что шелковые чулки и целых три пары перчаток были по-прежнему при ней, Мег чувствовала себя существом низшего порядка и страдала от унижения.
