Алексей Свирский - Рыжик
— Вот сюда, прямо в ворота, и ступай! — проговорил дед, когда Санька остановился в нерешительности.
Они вошли на монастырский двор, переполненный народом. Направо от ворот, вдоль ограды, тянулся густой, тенистый сад. Он заканчивался на противоположном конце двора, где выступали желтые каменные здания, с окнами в железных решетках. Там жили монахини. Налево от ворот тянулась бледно-зеленая аллея из акаций. Вот здесь, по обеим сторонам аллеи, и находился народ. За длинными узкими столами сидели мужчины, женщины, старики, дети и хлебали горячий суп из больших деревянных мисок. Большинство из сидевших за столами были длинноволосые странники с котомками за плечами и странницы в черных платочках и мужских сапогах. Неподалеку от столов, на земле, на длинных кусках серого полотна, усаживались нищие, те самые, что недавно на паперти выпрашивали милостыню. Около них ходили «чернички-сестрички», как называли послушниц нищие. Чернички раздавали деревянные ложки и порции хлеба. Хлеб и ложки находились в больших плетеных корзинах, которые с трудом поднимали бледнолицые послушницы.
— Эй вы, божьи люди, глядите ложки назад возвращайте! — говорили чернички каждому нищему, вручая ему ложку и ломоть хлеба.
Нищие с низкими поклонами принимали подаваемое, крестились, корчили жалобные рожи и, кряхтя и вздыхая, опускались на землю в ожидании похлебки. Когда все уселись, появились другие послушницы с супом. Большая деревянная миска полагалась на пять человек. Нищие знали об этом и заранее разделились на маленькие группы. Рыжик с дедом попали в компанию двух женщин и одного мальчика лет двенадцати. Одна женщина была с больными, гнойными глазами, а у другой благодаря отсутствию носа было совершенно плоское лицо. Зато мальчик был без всяких изъянов. Черный, как жук, быстроглазый и живой, он с первого взгляда понравился Саньке.
— Здравствуй, дедушка! Давно ли ты ослеп? — проговорил мальчик и рассмеялся.
— Это ты, Спирька? Здравствуй! — ответил дед.
— В каком лесу рыжика нашел? — намекая на Саньку, спросил Спирька. Дед не отвечал. Тогда Спирька стал бранить монашек за то, что долго не несут супа.
— Вот уж не люблю обедать в монастырях: баб много, а толку мало. Посадили на солнышке, а сами ушли. Погрейтесь, мол, голубчики. Чтоб им…
— Будет… Не в меру свой колокол развязал, — остановила расходившегося Спирьку безносая баба, сидевшая рядом с ним. — Ты что, хочешь, чтоб тебя, как Ваньку Ткача, отсюда?..
— Я не пьяный, а голодный! — огрызнулся Спирька.
— А что такое с Ткачом приключилось? — полюбопытствовал дедушка Архип.
— Ничего не случилось. Залил с утра зенки свои и пьяный в церковь прет, — ответила безносая.
— Экий дуралей! — сокрушенно заметил дед. — Не мог после обедни напиться… То-то я еще на паперти приметил, что он не в своем образе…
— Дедушка, ты же слепой, — ехидно вставил Спирька, — каким же манером ты мог образину Ткача заприметить?
— Ладно, не твое дело! — проворчал дед, видимо смущенный.
В это время подали суп, и разговор прекратился.
Рыжик почти не дотронулся до пищи: он чувствовал себя неважно. Недавние воспоминания всколыхнули ему ум и душу, и тоска и страх за будущее постепенно овладевали мальчиком. Дедушка, к которому он было уже привык, теперь стал пугать его, так как Санька наконец ясно понял, что дед притворяется слепым. «А раз он притворяется, — думал Санька, — стало быть, человек он нехороший, и его надо бояться». Кроме того, он заметил, что не один только дед притворяется, а многие из нищих и странников ломают какую-то комедию. Они и кланяются, и крестятся, и молятся не как все люди, а как-то по-иному, будто кого передразнивают.
Все эти думы, мысли и наблюдения не могли, конечно, веселить Рыжика, понявшего наконец, что он попал в общество нехороших, злых людей.
Во втором часу трапеза кончилась, и нищим без церемонии приказано было убираться подобру-поздорову.
Рыжик волей-неволей должен был идти с дедушкой Архипом: другого пути у него не было.
IV
Спирька вьюн
Дедушка Архип, как только вышел из монастырского двора, заговорил с Рыжиком совсем в ином тоне. Он понял, что мальчику некуда идти, что за него никто не заступится, и он решил действовать более откровенно.
— Ну-с, мальчонка, — проговорил дед, когда, миновав ярмарочную площадь, они вошли в какую-то длинную безлюдную улицу, — до сей поры ты меня вел, а теперь я тебя поведу, потому я не слепой… Понял ты, касатик?
Старик беззвучно засмеялся, взял мальчика за руку и зашагал вперед.
Рыжик молча следовал за ним. Он покорился своей участи, так как другого исхода у него не было. Откровенность деда его нисколько не смутила: он еще во время трапезы догадался, что дед притворяется слепым. Он только не понимал, для какой цели старик это делает.
— Вот придем на постоялый, переночуем, — заговорил снова дед, — а завтра и за дело возьмемся… Тебя маленько поучим, и, гляди, впрок пойдешь. Даром, брат, никто кормить не станет. Теперя люди по-иначему живут: каждый в свой рот кусок кладет… А без обмана куска-то и не положишь… Человека допрежь всего разжалобить надо. Без жалости, хоть пропадай, никто не поможет. А где жалость взять?.. Хорошо, ежели тебе посчастливилось руку либо ногу потерять аль слепым родиться. А ежели ты здоров да без изъянов, тогда как быть? Ведь благодетель не поверит, потому на тебя жалости нет… Вот, стало быть, приходится жалость показывать. Ну, там слепым прикинуться аль безруким… Понял, касатик?
Рыжик молчал, не зная, что сказать. Речь старика не совсем была для него ясна; да ему и вникать-то не хотелось в то, о чем говорил дед. Его в ту минуту больше всего интересовал Спирька, с которым сидел он недавно за одной миской. Черномазый мальчуган, похожий на цыганенка, очень понравился Саньке.
— Прощай, красноперый! — бросил Рыжику Спирька, когда они выходили из монастыря. — Будешь на постоялке — свидимся. Иду по ярмарке стрелять.
Санька был рад, когда узнал от дедушки, что они идут на постоялый: он надеялся там встретиться со Спирькой.
Старик, видя, что мальчик покорно следует за ним, выпустил его руку и переложил мешок с одного плеча на другое. Жара стояла невыносимая. С деда пот градом катился, и он, по-видимому, сильно устал. Даже Рыжику, на котором, помимо рубашки и коротеньких штанишек, ничего не было, и то было жарко. Его загорелое, покрытое веснушками курносое лицо было мокро от пота, а горячая пыль, точно неостывшая зола, жгла ему босые ноги, что заставляло Рыжика часто и смешно подпрыгивать.
Постоялый двор не понравился Саньке. Во-первых, там был кабак, из которого выходили пьяные и буйные оборванцы, а во-вторых, нигде нельзя было найти прохладного местечка. Низенький заборчик, которым был огорожен постоялый двор, не давал тени, а в большой ночлежной комнате, куда они было с дедом заглянули, стояла такая духота и столько там было мух, что они решили до солнечного заката уж лучше посидеть на дворе. Дедушка усадил Рыжика возле входа в ночлежку, оставил на его присмотр мешок и отправился в питейный дом, находившийся тут же, у ворот постоялого двора. Только что Санька уселся, как явился Спирька.
— А, красноперый, мое вам огорчение! Как поживаете? Как глазами моргаете? — еще издали приветствовал Рыжика Спирька.
Санька улыбнулся и весело взглянул на мальчика. Спирька был одет почти так же, как и Рыжик. Иными словами говоря, весь его костюм состоял из серой рубашонки и таких же штанишек. Ноги были босы, и на голове, несмотря на летний зной, лихо была закинута набекрень потертая круглая шапка из поддельного барашка. У Спирьки вид был задорный, воинственный и веселый. По всему было видно, что мальчуган привык жить в нищенской обстановке и прекрасно чувствовал себя везде и всюду.
— Куришь? — коротко спросил он, усаживаясь рядом с Санькой.
— Нет, — ответил Рыжик и мысленно очень пожалел, что не курит.
— Ты глуп… А вот я курю. Где-то у меня антрацита немного осталось…
Спирька запустил руку в карман штанишек и вытащил оттуда несколько крошек махорки. Потом он из другого кармана достал клочок газетной бумаги, ловко и привычно скрутил папироску и обратился к проходившему мимо бородатому оборванцу:
— Эй, Тимоша, друг, нет ли спички?
Оборванец остановился, пошарил у себя в карманах, нашел коробку спичек, подошел к Спирьке и подал ему зажженную спичку.
Спирька закурил, пустил из носа две синеватые струйки дыма, плюнул наискось и важно, подражая взрослым, проговорил:
— Спасибо, Тима!
Бородач спрятал спички и молча прошел мимо.
За всей этой сценой Рыжик наблюдал с напряженным вниманием. Спирька положительно рос в его глазах. «Он не только курит, но старшие ему для этого даже спички дают! Вот молодец!» — мысленно похвалил Санька маленького курильщика, и в его душе росло уважение к Спирьке.
