Владислав Крапивин - Рассказы и повести
Он швырнул на стол свои этюды. Все затихли, снова увидев то, что видели раньше, но забывали, угнетенные царством льда. Были удивительно точно схвачены краски. Черно-оранжевые закаты, голубые ущелья со светящимся туманом, утро, зажигающее золотые искры на изломах льда, желтое небо с нагромождением серых облаков…
Медленно шелестели листы. Наконец Кар сказал:
— Хорошо. Но нельзя же так — холод и смерть ради красоты. Зачем нужны мертвые льды?
— Не мертвые, — покачал головой Александр. — есть в них и своя жизнь. Ветер, ручьи, кусты… Все здесь просыпается понемногу. Но нельзя спешить. Иначе будет пустыня.
— Не будет пустыни. Будет океан, синий и безграничный, как на Земле. На это хватит растопленного льда. Будут греметь водопады. Представь, Александр: тысячи серебристых водопадов среди скал и радужного тумана. Будет и суровая природа, будет и своя красота, но еще будет жизнь. Ведь такую планету мы и искали.
— Будет океан и заросшие лесами острова, — сказал тихо Таэл.
— Откуда леса? Разрастутся черные кустики?
— Люди посадят леса!
— На камне?
— Ты не прав, Саша, — негромко сказал молчавший до сих под Георгий. — Вспомни Антарктиду.
Снег хотел возразить, но вдруг устало сел и проговорил:
— Ладно. Разве я спорю?.
— Ты примешь участие в расчетах?
— В работе — да. Но не в расчетах. Какой из меня математик?
5
Они работали долгое время. Потом вывели на орбиты четыре десантные ракеты, окруженные сетью магнитных регуляторов. Автопилотов на ракетах не было. Кар и Ларсен сами садились в кабины, а потом выбрасывались в спасательных скафандрах. Так они делали дважды. Четыре ракеты со звездным горючим РЭ-202-эзаном стали как бы вершинами трехгранной пирамиды, внутри которой висела Снежная планета.
Никто не вспоминал о споре. Александр работал увлеченно. Он даже сделал расчеты, которые касались одного из искусственных солнц. Свое солнце было у каждого, кроме Кара, который взял на себя общий расчет и управление.
Когда кончился последний день работ, экипаж «Магеллана» собрался в ущелье, где была поставлена станция управления.
— Ну… боги, создающие весну… — излишне серьезно сказал Кар.
— Давай, — шумно выдохнул Таэл.
— Давать?
— Давай.
Дали сигнал.
Три экрана ослепительно вспыхнули. Потом проступили на них горы и нагромождения льда, освещенные двумя или тремя солнцами. Четвертый экран бесстрастно белел непрозрачной поверхностью.
— Мое, — сказал Снег.
Четвертое солнце не зажглось.
Неизвестно, что случилось. Вероятно, была нарушена система магнитных регуляторов. Может быть, достаточно было малейшего толчка, удара метеорита-песчинки, чтобы солнце вспыхнуло через несколько секунд. Но много ли шансов, что в ракету попадет метеорит?
— Что за беда? Останется ледяная шапка, как когда-то в Антарктиде… Черт возьми, а ведь получится даже здорово: снежное плоскогорье имени Снега! — воскликнул простодушный Ларсен.
— Получится великолепно, — сухо сказал Александр.
Все неловко замолчали. Никому, конечно, не могло прийти в голову, что Снег нарочно сделал неправильный расчет. Но нужно же было так случиться, что именно его подстерегла неудача.
— Я поднимусь на ракете и реактивной струей разобью систему регуляторов, — негромко и твердо сказал Снег, когда они вернулись на «Магеллан».
— Ложимся спать, — предложил Кар.
— Ларсен, считай! — крикнул Снег. — Я докажу, что это возможно.
— Лечь спать?
— Разбить сдерживающую систему регуляторов и успеть уйти от вспышки.
Ларсен послушно сел за клавиатуру электронного мозга. Александр диктовал.
— Видите, в принципе это возможно, — произнес он, когда расчет был закончен.
— В принципе… — проговорил Ларсен. — Не валяй дурака, ты сгоришь.
— Пойдем спать, Саша, — сказал Георгий. — Все не так уж плохо.
Но все понимали, что плохо. Очень плохо…
Они истратили две трети эзана. Только через две с половиной сотни лет астронавты вернутся на Землю. Вернутся ни с чем. К тому времени холод снова зажмет Снежную планету в ледяные тиски. Когдато еще снова прилетят сюда люди и зажгут атомные солнца? А ведь все было почти готово. Если бы не случилось ошибки, экипаж «Магеллана» принес бы на Землю известие о планете, которая пригодна для нормальной жизни. Людям нужны такие планеты — форпосты человечества в бескрайней вселенной, трамплины для новых, все более дальних прыжков.
Ночью их разбудил громкий сигнал вызова. Усиленный приемником голос Александра произнес:
— Я в ракете. Не сердитесь, ребята, надо попробовать.
— Саша, — сказал Георгий, — мы все просим: не надо. Черт с ней, с этой планетой. Вспомни Землю.
— Ничего не случится.
— Ты сгоришь.
— Нет.
— Снег! Я приказываю вернуться! — крикнул Кар.
— Не сердись, Кар… Но все-таки капитан я.
— Ты же сам хотел, чтобы планета осталась подо льдом, — робко сказал Ларсен.
Было слышно, как Александр усмехнулся.
— Это Кар виноват. Он хорошо рассказал об океане… о водопадах, островах. А я художник. Мне захотелось написать это.
Кар тихо выругался.
— Включи видеофон, — попросил Таэл.
Снег включил. Все увидели на экране его лицо. Он насвистывал что-то, склонившись над доской управления. Кажется, был спокоен.
— Будь осторожен, — сказал Георгий.
Снег кивнул, продолжая насвистывать.
— Перед самым возвращением на Землю? Зачем ты это делаешь? — с отчаянием сказал Кар. — А вдруг оно вспыхнет сразу?
— Ты же знаешь… Надо как-то до конца.
Гул двигателя прервал разговор. Изображение качнулось, затем стало видно лицо Александра, искаженное перегрузкой. Потом ускорение исчезло, и скорость стала падать. На большой скорости Александр не мог развернуть ракету и ударить реактивной струей по регуляторам. Все молчали, не видя ничего, кроме напряженного лица Александра. Так было до того мгновения, когда экран залила белая вспышка…
6
— Как же тебе удалось спастись? — спросил я Александра.
Он взглянул исподлобья.
— В том-то и дело… Меня зовут Георгий Рогов. Снег погиб. Ты понимаешь, что мы почувствовали, когда лоцман передал нам о мальчике? На земле отчаянно ждал брата маленький человек. Тебе, может, трудно понять. Но нам, столько лет не видевшим Земли и людей, были хорошо знакомы тоска и ожидание. Особенно тяжело, когда знаешь, что при встрече не увидишь ни одного знакомого лица. Триста лет… Даже имен не разыщешь. И вдруг — брат… Мы понимали мальчика, его тоску по родному человеку. И очень трудно было сказать правду. Невозможно.
Таэл оказался находчивей всех. Он дал станции ответ, позволяющий оттянуть время.
«Это не выход, — сказал Ларсен. — Что мы ответим ему потом?»
«Как зовут мальчика?» — спросил я.
Кар ответил. Затем взглянул на меня как-то странно. Но в тот момент ничего не сказал.
Двигатель десантной ракеты отказал у самой Земли. Мы выбросились в спасательных скафандрах.
Было еще темно. Только начинал пробиваться синий рассвет. Я не помню всего. Пахло сырыми листьями и землей. Таэл стоял, прижавшись темным лицом к белеющему в сумраке стволу березы. Ларсен лег на землю и сказал: «Смотри-ка! Трава…»
Я смотрел на небо. В нем вдруг быстро начала разгораться ярко-желтая заря, а зенит стал часто-синим. И мне показалось, что небо звенит. Я никогда не знал, что оно может звенеть, как миллионы тонких певучих струн. Легкое облако у меня над головой медленно налилось розовым огнем… Я вдруг почувствовал ужас. Мне показалось, что это снова мучительный сон о Земле, который каждому из нас не давал покоя на Снежной планете. Страх этот был как удар тока. Я лег на траву. Зажмурился. Вцепился в корень какого-то куста. Корень был шершавый и мокрый…
Через секунду я разжал пальцы и открыл глаза. Синее небо снова звенело над лесом. И сквозь этот звон я услышал, как Ларсен опять сказал: «Смотри-ка! Листья…»
Потом взошло солнце.
Нааль смотрел на солнце сквозь траву. Он вспомнил все, даже видел краем глаза разбитую «пчелу», но не чувствовал ни волнения, ни запоздалого страха, Все, что случилось ночью, вспомнилось как путаный сон. Мальчик понимал теперь неосуществимость своей мечты.
Когда солнце поднялось настолько, что нижний край его касался головок высоких цветов, растущих на краю лужайки, Нааль встал. Слегка кружилась голова, болело ушибленное плечо. Но ему еще повезло. Амортизаторы бросили его в мягкую траву. Нааль заснул, не попытавшись даже подняться: настолько сильна была усталость.
Мальчик, не торопясь, огляделся. Спешить все равно было некуда. На сотню километров вокруг стоял лес. На ветру трепетали листья. Вдруг кто-то за спиной у мальчика сказал радостно и удивленно:
