Марк Твен - Похождения Тома Соуэра
Но это воспоминаніе такъ взволновало старушку, что слезы помѣшали ей продолжать. Томъ всхлипывалъ самъ, — болѣе изъ сожалѣнія къ самому себѣ, чѣмъ къ кому либо другому. Онъ слышалъ, что Мэри тоже плакала, вставляя въ разговоръ и свое доброе слово за него, Тома, такъ что онъ началъ питать о самомъ себѣ гораздо лучшее мнѣніе, нежели прежде. Однако, печаль тетки трогала его тоже до того, что ему хотѣлось выскочить изъ подъ кровати и доставить старушкѣ самую блаженную радость. Самъ театральный эффектъ подобной развязки плѣнялъ его воображеніе, но онъ сдержалъ свой порывъ и продолжалъ лежать, притаясь. Изъ отрывковъ дальнѣйшаго разговора онъ узналъ, что сначала было предположено, что мальчики утонули во время купанья; потомъ стало извѣстно о пропажѣ маленькаго плота; нѣкоторые школьники разсказывали, что Томъ и его два товарища намекали многимъ о томъ, что «кое-что скоро будетъ слышно»; соображая все это, умныя головы среди обывателей порѣшили, что мальчики отправились на плоту и пристанутъ къ ближайшему городу, тутъ, на рѣкѣ; но когда плотъ нашелся въ пяти или шести миляхъ ниже, у миссурійскаго берега, гдѣ онъ завязъ въ пескѣ, всякая надежда исчезла: они навѣрное утонули, иначе голодъ заставилъ бы ихъ вернуться домой къ ночи или еще ранѣе. Всѣ полагали, что тѣлъ не удалось найти потому, что крушеніе произошло въ самой стремнинѣ, посрединѣ рѣки; будь это иначе, несчастные успѣли бы спастись, такъ какъ всѣ они хорошо плавали, и добрались бы до берега. Была теперь среда; если утопленники не нашлись бы до воскресенья, то надѣяться уже было нечего и слѣдовало отслужить по нимъ въ церкви, какъ по покойникамъ. Томъ содрогнулся.
Мистриссъ Гарперъ пожелала всѣмъ доброй ночи, рыдая, и собралась уходить. Обѣ, убитыя горемъ, женщины бросились другъ другу въ объятія, облегчили себя новыми слезами и потомъ разстались. Тетя Полли простилась съ Мэри и Сидомъ нѣжнѣе обыкновеннаго. Сидъ всхлипнулъ немножко, а Мэри ушла, рыдая отъ всего сердца.
Тетя Подли стала на колѣни, молясь за Тома такъ трогательно, съ такимъ жаромъ, съ такою безконечною любовію въ каждомъ словѣ, въ каждомъ звукѣ своего старческаго, дрожащаго голоса, что мальчикъ залился слезами, не дождавшись и конца этой горячей молитвы. Ему пришлось лежать смирно еще долго спустя послѣ того, какъ старушка легла въ постель, потому что она произносила по временамъ отрывистыя, горькія восклицанія, металась, поворачивалась съ боку набокъ. Но, наконецъ, она стихла и лишь тихонько стонала во снѣ. Томъ вылѣзъ изъ подъ кровати, выпрямился возлѣ нея, закрылъ рукою свѣчу и стоялъ, глядя на спавшую. Сердце его ныло отъ состраданія къ ней. Онъ вытащилъ свой кусокъ коры отъ смоковницы и положилъ его возлѣ подсвѣчника. Но что-то пришло ему на умъ, и онъ задумался; потомъ лицо его озарилось видимо счастливымъ разрѣшеніемъ колебанія: онъ положилъ кору обратно себѣ въ карманъ, нагнулся къ постели, поцѣловалъ выцвѣтшія губы и поспѣшилъ осторожно вонъ, заперевъ за собою дверь на щеколду.
Добравшись до того мѣста, гдѣ былъ причаленъ паромъ, и не видя кругомъ ни души, онъ вошелъ на него очень смѣло, зная хорошо, что на немъ могъ находиться лишь сторожъ, а тотъ имѣлъ обыкновеніе забиваться въ уголъ и спать, какъ похоронная статуя. Томъ отвязалъ яликъ, спустился въ него и сталъ осторожно подниматься вверхъ по рѣкѣ. Успѣвъ добраться такъ на милю выше поселка, онъ сталъ пересѣкать рѣку, усердно работая веслами, и счастливо присталъ къ противоположному берегу, потому что такое дѣло было ему въ новость. Онъ похитилъ лодку по тому побужденію, что она могла нѣкоторымъ образомъ считаться кораблемъ и, слѣдовательно, законною добычею для морскаго разбойника; но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ понималъ, что ее будутъ розыскивать, и это можетъ повести къ разоблаченіямъ. Выйдя на берегъ и вступивъ въ лѣсъ, онъ присѣлъ, чтобы отдохнуть, и отдыхалъ долго, всячески мучая себя, чтобы какъ-нибудь не заснуть, потомъ всталъ и побрелъ къ своему становищу. Ночь была уже на исходѣ, и уже совсѣмъ разсвѣтало, когда онъ поровнялся съ косою у острова. Здѣсь онъ снова отдохнулъ, а когда солнце уже поднялось и позолотило своими лучами широкую рѣку, бросился въ воду и поплылъ. Немного спустя, онъ уже стоялъ весь мокрый у входа въ лагерь и слышалъ, какъ Джо говорилъ:
— Нѣтъ, Гекъ, Томъ честная душа и воротится. Онъ не сбѣжитъ. Онъ знаетъ, что это было бы позоромъ для пирата, а Томъ слишкомъ гордъ для того. Онъ ушелъ съ какой-нибудь цѣлью. Но съ какой, хотѣлось бы знать?
— Во всякомъ случаѣ вещи-то намъ достанутся?
— Разумѣется, только еще не теперь, Гекъ. Въ запискѣ сказано, что онѣ наши, если онъ не воротится къ завтраку.
— Вотъ и онъ, я! — провозгласилъ Томъ съ превосходною драматической интонаціей, выступая величаво впередъ.
Тотчасъ же былъ изготовленъ великолѣпный завтракъ изъ рыбы и свинины, и когда мальчики принялись за него, Томъ сталъ разсказывать о своихъ похожденіяхъ (съ прикрасами). Когда повѣствованіе окончилось, они стали самыми кичливыми и хвастливыми изъ всѣхъ героевъ; Томъ улегся въ тѣнь и проспалъ до полудня, а два другіе пирата занялись уженьемъ и изслѣдованіемъ мѣстности.
ГЛАВА XVI
Послѣ обѣда всѣ они отправились къ мели на охоту за черепашьими яйцами. Они постукивали палками въ песокъ и тамъ, гдѣ онъ оказывался рыхлымъ, становились на колѣни и разрывали его руками. Иногда въ одномъ гнѣздѣ лежало до пятидесяти или шестидесяти яицъ. Они были совершенно круглыя, бѣлыя и немного поменьше англійскаго «грецкаго» орѣха. Мальчики устроили себѣ въ тотъ же вечеръ великолѣпную яичницу и другую, такую же, въ пятницу утромъ. Послѣ завтрака они принялись бѣгать съ визгомъ и крикомъ по мели, гонялись другъ за другомъ, сбрасывая съ себя на ходу платье, пока не остались совсѣмъ голые, и продолжали проказничать въ мелкой водѣ, мчась противъ теченія, которое сбивало ихъ съ ногъ иногда, что, разумѣется, увеличивало еще болѣе забаву. Они собирались тоже въ кучку и плескали одинъ другому воду въ лицо пригоршнями; каждый подступалъ, отвернувшись, чтобы избѣжать самому такого окачиванія; кончалось это тѣмъ, что они вцѣплялись другъ въ друга и боролись; тотъ, который одолѣвалъ, совалъ побѣжденнаго въ воду. потомъ всѣ трое падали и барахтались, какъ одинъ клубокъ изъ бѣлыхъ рукъ и ногъ, пока не начинали всѣ разомъ отдуваться и отплевываться, хохоча и едва переводя духъ.
Утомившись въ конецъ, они выскакивали изъ воды и растягивались на сухомъ, горячемъ пескѣ, зарывались въ него, потомъ опять бросались въ воду и принимались за прежнія упражненія. Въ заключеніе имъ показалось, что голое тѣло очень походитъ на трико тѣлеснаго цвѣта, вслѣдствіе чего они начертили на пескѣ кругъ и назвали его циркомъ, въ которомъ изображали трехъ клоуновъ, потому что ни одинъ изъ нихъ не хотѣлъ уступить этого почетнаго званія другому.
Затѣмъ они взялись за свои камешки, стали играть въ «крѣпкія», въ «поддавки», въ другія игры, пока и это не надоѣло. Тогда Джо и Гекъ отправились снова купаться, но Томъ не рѣшился на это: онъ увидѣлъ, что, сбрасывая съ себя штаны, онъ сбросилъ и свою колѣнную повязку изъ «гремушекъ гремучей змѣи», такъ что даже дивился, какимъ образомъ уже не подвергся судорогамъ, находясь въ водѣ безъ этого таинственнаго амулета. Онъ не соглашался пойти ни за что, прежде чѣмъ не найдетъ этой вещи, а тѣмъ временемъ товарищи его уже устали и хотѣли отдохнуть. Они разошлись по сторонамъ, впадая въ задумчивость и поглядывая черезъ широкую рѣку туда, гдѣ лежалъ поселокъ, нѣжившійся подъ солнечными лучами. Томъ поймалъ себя на томъ, что писалъ въ пескѣ «Бекки» своимъ большимъ ножнымъ пальцемъ. Онъ стеръ тотчасъ это слово, злясь на себя за свою слабость; однако, написалъ его опять, какъ бы невольно. Тутъ уже онъ стеръ его окончательно и, чтобы не поддаваться новому искушенію, окликнулъ товарищей и присоединился къ нимъ.
Но Джо уже упалъ духомъ такъ, что его и воскресить нельзя было. Онъ тосковалъ по дому до-нельзя; слезы такъ и выступали у него. Гекъ былъ тоже въ уныломъ настроеніи. Томъ грустилъ не менѣе ихъ, но крѣпился и не выказывалъ ничего. У него была тайна, которую онъ не хотѣлъ повѣдать еще, но онъ понималъ, что ему придется ее выдать, если онъ не подавитъ мятежнаго унынія прочихъ пиратовъ. И онъ проговорилъ, выказывая крайнюю беззаботность:
— Я готовъ биться объ закладъ, ребята, что и до насъ водились разбойники на этомъ островѣ. Надо намъ его хорошенько изслѣдовать. Они навѣрное зарыли здѣсь кладъ гдѣ-нибудь. Какъ полагаете, не худо было бы намъ вырыть сгнившій сундучекъ, набитый золотомъ и серебромъ?
Эта рѣчь вызвала лишь весьма слабый восторгъ и осталась безъ отвѣта. Томъ сдѣлалъ еще одно или два соблазнительныя предложенія, но съ такимъ же неуспѣхомъ. Ничто не выгорало. Джо сидѣлъ, постукивая палкою по песку и нахмурясь. Онъ проговорилъ, наконецъ;
— Нѣтъ, ребята, бросимъ-ка это. Я домой хочу… Здѣсь такая пустыня.
