Владимир Кузьмин - Оставайтесь на нашем канале
— Не мог предупредить, — пробурчал еле слышно Серёга, поднимаясь со своего места. — Мы бы хоть приготовились. Слушай, Лёха, давай я про тебя расскажу, а то, если каждый про себя, на хвастовство будет похоже. А ты потом про меня что-нибудь скажешь.
— Хорошо, — согласился Лёшка. — Только ты…
Но попросить, чтобы Серёга не слишком завирался и приукрашивал, не успел. Гранаткин уже встал точно на то место, где только что был режиссёр.
— Прошу простить мне моё волнение, — печально и очень по-взрослому начал он. — Мне тяжело говорить об этом. Но раз надо… Все знают, что такое инквизиция? Ну кто не знает, пусть про гестапо вспомнит — там тоже людей пытали! Так вот позавчера мой друг Алексей Кузнецов оказался в лапах палача-инквизитора!
Зал от таких слов замер в недоумении, а кое-кто и в страхе, поскольку было совершенно непонятно, шутит Серёга или нет. Но тот расплылся в довольной улыбке и начал живописать о тех «истязаниях», которым подверг его товарища гримёр-садист Валентин Валентинович. Он и про Лёшкины ощущения рассказал подробно и очень убедительно, хотя знал о них только понаслышке. Несколько раз раздавался смех, а в конце, когда Серёга закончил свой экспромт и поклонился, народ зааплодировал.
Лёшка не придумал ничего лучшего, как продолжить в том же духе. И он рассказал, как Серёга чуть не ослеп от фотовспышки и едва не умер со страху, впервые столкнувшись с ним, с Лёшкой, в полном джинновом облачении в тёмном коридоре. Хлопали ему пожиже.
— Не назвал бы эти истории правдивыми, — сказал Артём Николаевич собравшимся в зале, — но и приврали ребята немного. А если говорить серьёзно, то вы, наверное, поняли, что участвовать в такой непростой работе, как съёмки телешоу, не так легко, как порой кажется со стороны. Алексею и впрямь пришлось проявить капельку мужества, чтобы выдержать съёмочный день. И ещё вот что: Сергей и Лёша попали в проект не случайно, их приняли как опытных и талантливых ребят. Без них проект уже не получится. Но он не получится и без тех, кто будет играть в нём небольшие роли или участвовать в массовых сценах. Поэтому и приглашать на них мы будем не просто симпатичных-фотогеничных, а тех, у кого есть талант, работоспособность и напрочь отсутствует капризность. Подумайте для начала сами, подходите ли вы под эти требования.
— А я не знаю, есть у меня талант или нет, — выкрикнула девчонка из последнего ряда.
Все засмеялись, но Артём Николаевич быстро смех прекратил:
— Справедливое замечание. Иногда наличие таланта можно определить только в процессе работы. Так что тех, кто попробует свои силы, но получит отказ, прошу не обижаться. Это не означает отсутствия у вас таланта, это говорит только о том, что мы посчитали вас не подходящими для этого конкретного проекта. И должен предупредить, что положительный ответ тоже не окончательный. Согласны на такие условия? Тогда мы отпускаем ребят, я зову своих помощников и начнём.
— Сильный ход, — сказал Серёга, едва выйдя из зала.
— Ты про что?
— Про Артёма нашего Николаевича. Он нас перед всеми выставил талантливыми, умными, работоспособными и чего-то там ещё.
— Не капризными.
— Ну да. И нам теперь придётся соответствовать.
— Он же заранее предупреждал.
— Предупреждал не предупреждал, какая разница. Всё равно при случае можно было бы и сачкануть чуток, поканючить. А теперь всё — никак нельзя. Особенно при остальных.
— Ты вроде сачковать не собирался.
— А вдруг захотелось бы? Ладно, забыли. У тебя с Ленкой как отношения? Развиваются?
— С какой Ленкой?
— С той самой, с визажисткой, которая в твоём доме живёт.
— А какие у нас отношения?
— Тебе лучше знать, ты же её провожаешь.
— Так мы в одном доме живём, сам же сказал.
— Кузнецов, не темни. Я ж вижу, она к тебе неровно дышит.
— А-а-а. Нет у нас таких отношений.
— Что, даже не целовались?
— Не целовались. Почти.
— Вот с этого места поподробнее.
— Она меня один раз в щёчку чмокнула. Всё!
— Лёха, она тебе что, не нравится?
— Нравится.
— Может, тебе целоваться не нравится?
— Нравится.
— Ну?
— Ленка мне нравится, — вздохнул Лёшка. — И целоваться нравится. Но не с Ленкой.
— Не понял?
— Ну мне бы хотелось целоваться с другой девчонкой.
— Так в чём дело?
— Я не знаю с какой!
— Всё! Тушите свет! Либо ты балбес, либо я балбес, либо мы оба. Но я ничего не понимаю.
В этом вопросе Лёшка и сам себя не понимал.
Статья в газете появилась только на следующей неделе. До этого времени в театре про их участие в новом телепроекте знал только Владимир Михайлович, теперь узнали все, и ничего хорошего в этом не оказалось. Лёшка думал, что особо никто и внимания не обратит, как это было у них в классе после его телевизионного дебюта. Но реакция «соучастников по театральному делу», как иногда шутили в театре, оказалась неприятной и совершенно неожиданной: их с Серёгой стали чураться. Нет, здоровались и разговаривали, но скоро стало понятно, что общаются с ними только по делу, когда нужда заставляла. Если же разговор шёл о постороннем, то при их появлении он прекращался, компания расходилась. Тоня как-то мимоходом поинтересовалась у Лёшки про дела в школе, и то на неё так посмотрели, что девчонка чуть не заплакала.
Лёшка по наивности решил выяснить всё напрямую.
— Петров, скажи мне по-родственному, чего на нас все надулись? — спросил он Антона Петрова, который играл папашу их лисьего семейства.
— Никто на вас не надулся, — ответил Петров. — Просто с предателями никому разговаривать не интересно. Мне — тоже.
— Это с чего мы предателями стали? Бред какой-то! — возмутился Лёшка, но ответом его не удостоили.
— Нашёл, к кому с расспросами лезть, к самому принципиальному, — сказал подошедший Серёга. — Это Петров всех подбил, чтобы с нами никто не разговаривал. Он бы нас давно уже изгнал отсюда с позором, но без нас они не смогут, пока новых артистов в спектакль не введут. Да и дядя Володя не даст.
— Откуда ты всё знаешь?
— Илона рассказала потихоньку. Я, в отличие от тебя, девчонками не разбрасываюсь.
— Что ещё она рассказывала?
— Ну все знают, что мы скоро уйдём.
— Куда?
— На телевидение, куда же ещё?
— Мы же не собирались уходить.
— Во-первых, ты это им объяснить попробуй. Во-вторых, не известно, получилось бы у нас и там и там успевать. В-третьих, после этих дурацких выходок мы теперь по-любому уйдём. Я б давно дверью хлопнул, но не привык людей подводить. А Владимир Михайлович мне ничего хорошего, кроме плохого, не сделал. Тьфу ты, наоборот хотел сказать.
— Может, утрясётся всё? — неуверенно спросил Лёшка. — Мне в театре даже больше нравится, чем на телевидении. Там иной раз забываешь, кого и про что играешь. А здесь всё целиком, по порядку. Интереснее как-то. Чего вдруг все взъелись?
— Завидуют. Заговорщики хреновы.
— Чему?
— А ты не понимаешь? Мы же после этого проекта станем самыми известными людьми в городе.
— Это с каких таких щей? Что-то после передач на ГТРК даже ты не слишком прославился, про меня и говорить нечего.
— Нашёл что сравнивать. У Зойсанны всё по старинке было, и палки ей в колёса вставляли, развернуться не давали. У Николаича всё по высшему разряду, на студии все перед ним на цыпочках ходят, всякие монстры из Москвы прилетают нас гримировать. И сам Николаич как режиссёр покруче будет.
— Не знаю. Зойсанна — тоже хороший режиссёр.
— Да я и не спорю. Но сейчас всё по-другому будет. Лучше! — и пропел ни с того ни с сего: — Лёха, Лёха, это им, а не нам будет плохо!
Глава 2
Лёшка посмотрел на большой кусок вырезки и зажмурился, стараясь представить, что же ему хочется и как это должно выглядеть.
— Кузнецов, не тяни, — взмолился Серёга. — Ты тут спишь, а нам очень кушать хочется. Давай уже готовь, раз вызвался.
— А ты под руку не говори. Возьми в холодильнике три яйца и взбей в этой миске. Не блендером, вилкой взбивай. Приправки пол-ложечки и молока туда же.
Лёшка взял нож и отрезал три тонких, но широких ломтика мяса, отбил их молотком, нашинковал петрушку с укропом и немного лука.
— Может, и мне поработать доверите? — спросил Артём Николаевич.
Сегодня им негде было репетировать, и Лёшка пригласил всех к себе домой. Но Серёга первым делом стал требовать, чтобы его накормили, напоили и спать уложили, а уж тогда можно и репетировать. Он, похоже, напрашивался на что-нибудь самое простое, типа пельменей или яичницы, а Лёшка посчитал дурным тоном угощать гостей такой ерундой и вызвался приготовить более изысканное блюдо, но на скорую руку.
— Пару зубчиков чеснока потрите, Артём Николаевич. А потом в тостер три кусочка бородинского хлеба.
