Владимир Добряков - Новая жизнь Димки Шустрова
Помыкался Димка, возле бабушки постоял, зеленое перышко лука съел, кота поводил на задних лапах. А сказать все не решался.
И вдруг бабушка поглядела на него и, как бывало в минуты особой жалости, притянула лохматую голову внука к своей груди:
— Да сходи, Димочка, сходи. Чего ж маяться. Вижу: хочешь пойти.
Он обрадовался, но тут же спросил:
— А ты… одна останешься?
— Отчего ж одна! С Дымочком. По хозяйству управимся, отдохнем. А ты иди. Поздно будет, и заночуй там. При маме-то кто тебя обидит! Вот покормлю, и отправляйся. Поглядишь, потом и мне обскажешь.
Легко стало у Димки на душе. Ну и бабушка: все понимает!
АЛЕНА
Отправился Димка во втором часу. Когда проходил мимо дома Марины, то на балкон их посмотрел. Напротив, у входа в почтовое отделение, висел синий ящик. Димка оглядел его, поднял над прорезью козырек и опустил письмо. Козырек на место надвинул: вдруг, как в ту субботу, гроза налетит? Письмо намокнуть может, и адреса не разберут. Куда станут посылать? Нет, надо все как следует делать.
Знакомая дорога на этот раз не показалась далекой. Соскочил с подножки, переулком прошел — мимо крылечек и широких ворот гаражей, мимо зеленой сетки, за которой, разинув клыкастую пасть, бесновалась собака.
Впереди — коричневый особняк с крепким забором и высокой крышей… Это уже Топольная! Еще минута и… надо же! Димка вновь увидел рыжего, как огонь, парнишку. Ехал тот на велосипеде.
И рыжий заметил новенького, узнал. Затормозил, соскочил с седла и подозрительно спросил:
— Чего шныряешь? Своровать хочешь?
Хотелось сказануть Димке! Но улица не своя. Смотри и оглядывайся.
— Я вас тогда еще приметил. Выслеживаете?
— Тебе чего надо? — не стерпел Димка.
Его крепкие кулаки и решительный вид подействовали на рыжего. Оттолкнулся ногой с засученной штаниной и поехал. Как раз к особняку с высокой крышей. Но все же на ходу крикнул:
— Чего у кого пропадет — будем знать!
Укатил рыжий, а Димка подошел к серому дому за проволочной оградой.
У Димки хватило смелости показать кулак рыжему придурку, а вот открыть калитку с огромным почтовым ящиком — на это непросто было решиться.
«Пройдусь немного, — подумал Димка. — Чего это я — девчонки испугался? Ведь только Алена дома, наверно. Смешно! За сиренью лазал, драться не боюсь, а сейчас… Любчик — и то не стал бы трусить. Все! Пойду и открою! Подумаешь! К матери своей иду!»
Он повернул обратно и, когда поравнялся с оградой, увидел рослую, повыше себя девчонку, босую, в красном, коротком платьице. Она стояла у водосточной трубы и кружкой набирала из большого бака в зеленое ведро воду.
И опять Димку покинула решимость. Это и есть, наверно, Алена. Он замедлил шаг, и девчонка с любопытством оглядела его. Димка совсем смутился. А она положила на воду кружку и подошла к ограде:
— Мальчик, ты не Дима?
— Ну… Дима, — хмуро ответил он.
— А почему не заходишь?
— Я же иду! — дернул плечом Димка и направился к калитке.
Она открыла калитку и оглядела его с еще большим любопытством.
— Интересно… — протянула она. — А я Алена.
— Знаю, — буркнул Димка. Потом посмотрел на цветы, на малинник у изгороди, на деревья, на сам дом, показавшийся вблизи более внушительным и высоким. Спросил: — Здесь и живете, значит?
— Не нравится? — Алена подняла длинные, почти прямые брови: кажется, такой вопрос ее задел.
— Почему не нравится? Просто спросил. Нельзя, что ли, спросить?
— А ты бука, — примирительно улыбнулась Алена.
— А сама! — чуть снизу взглянул на нее Димка. — Что тебе «интересно»? Я — уссурийский тигр, да? Дикобраз с колючками?
Димка сам удивился — что это его понесло! Еще и про кенгуру из Австралии хотел вспомнить.
— Ты не дикобраз с колючками, — засмеялась Алена. — Ты — ёршик. У ёршика тоже колючки, но поменьше. А «интересно» потому сказала, что мне в самом деле интересно. Ты же мне… ну, родня, что ли. Брат. А я тебе — сестра. Старшая сестра.
— Я должен, значит, тебя слушаться?
— Как хочешь, — улыбнулась Алена. — Если мне что-то дельное говорят, я слушаюсь. Только спасибо говорю. И тебе скажу. Если будет за что, — добавила она.
Димка не знал, что возразить. Вроде, нормальные отношения.
— Так что, заключаем мир? — спросила Алена.
— Давай.
Она протянула руку, и Димка почувствовал: рука у Алены твердая, сильная.
— Что тебе показать? Цветы покажу.
Босыми загорелыми ногами Алена привычно ступала по траве, между кустов. На ходу подняла упавший стебель с цветком, в нескольких местах вырвала сорную траву. Объясняла, какие это цветы, когда сажала, сколько времени будут цвести.
— А зачем так много цветов? — спросил Димка.
— Разве плохо? — удивилась она. — Ведь красиво? Скажи: нравится тебе?
— Ну, красиво, — вынужден был признаться Димка.
— Не ну, а красиво! — сказала Алена. — Зачем опять колючки выставил! В дом хочешь зайти?
На крыльце у порога Алена ополоснула в ведре измазанную землей ногу и стала вытирать ее тряпкой. Димка посмотрел за дверь, на блестящие, крашеные половицы.
— И ты сними тапочки. Видишь, какой чистый пол. Втроем мыли.
— Втроем? — переспросил Димка.
— Да, и тетя Надя мыла.
— Моя мама?
— Удивился? — Алена весело наморщила нос. — Сама захотела. Папа говорил, что без нее управимся, а тетя Надя и слушать не стала. Схватила тряпку, — и давай мыть! На веранде вымыла, в спальне. Папа рассердился, хотел отнять тряпку, а тетя Надя — скорей во двор и за кадушку спряталась. Папа побежал туда, а тетя Надя водой его облила. Мы так смеялись!
Димка посмотрел на оживленное лицо Алены и нахмурился..
— Ты снова обиделся? — Алена взяла его за плечи и затормошила: — Дима, Дима! За маму обиделся?
— Ничего не обиделся.
— Не обманывай! Я вижу. — Алена вытерла тряпкой другую ногу и сказала: — А думаешь, мне не обидно было? Хочешь, признаюсь: когда папа познакомился с тетей Надей, я плакала. И жить не хотелось.
— Почему? — спросил Димка.
— Думала: он совсем меня забудет. Только и говорил о тете Наде, будто лучше, чем она, на свете никого нет. Сказала бы тетя Надя: достань солнышко — он бы полез доставать. — Алена вдруг улыбнулась и добавила: — А теперь и я бы полезла вместе с ним. Тетя Надя — замечательная. Мы подружились. Дочкой меня называет. Я иногда смотрю на нее и даже плакать хочется — так мне хорошо. И тете Наде у нас хорошо. Вот! А ты обиделся… Идем, покажу комнаты.
Димка снял тапочки и ступил босыми ногами на прохладные, гладкие половицы.
Первое, что его поразило — портрет. Очень большой, как развернутый газетный лист. С портрета на Димку смотрела мама. Его мама. Смотрела и улыбалась, держа у лица садовые ромашки.
— Узнал? — нетерпеливо и радостно посматривая на гостя, спросила Алена. — Хороший снимок папа сделал. А ромашки я посоветовала взять. Правда, оживляют фотографию?
Наверно, оживляют… Но Димка не думал об этом. Глядел на мамино лицо, в ее счастливые глаза, и невольно ревнивое чувство поднималось в нем: это она им улыбается, Сомову и Алене, здесь, в этом доме. Но окрепнуть возникшему в его душе ревнивому чувству и разрастись, как сорняку на грядке, вдруг помешал… стол. Этот стол, похожий на тумбу, квадратный, возвышавшийся посреди комнаты, не заметить было нельзя. А самое интересное: из дырки в столе росло дерево, упираясь ветками в потолок. Листьев на ветках не было: на одной висела люстра, на другой — клетка с желтой птичкой, на третьей — два разноцветных надувных шара.
— Это не все! — сдерживая смех, сказала Алена. — Папа с работы придет — еще кое-что покажет.
Во второй комнате стоял чуть ли не в половину стены громадный аквариум. Димка не поверил, когда Алена сказала — сорок ведер воды входит. И каких только рыб не было там! Стаями плавали. Красные, голубые, полосатые, черные с вытаращенными глазами.
— Это черные телескопы? — спросил Димка.
— Да. А ты откуда знаешь?
— Слышал, — уклончиво ответил он. — А кто хозяин этих рыб?
— Папа. И я помогаю. С ними много возни. Чистить, растения промывать, сортировать, менять воду…
— А мальки есть?
— Конечно. Вот отсажены. — Алена показала на две полки, заставленные небольшими аквариумами, где среди зеленых водорослей поблескивали совсем малюсенькие рыбешки.
— И черные телескопы выводятся?
— Наверно, — сказала Алена. — Это папа лучше знает. У него тут планы прямо наполеоновские. Сам расскажет. А почтовый ящик на калитке видел?
— Слепой не увидит! — сказал Димка.
— А надпись на ящике видел?
— Ну и что? — покривил он губы.
— Нет, ты заметил, что там написано?
— Ну и зачем это?
— Как зачем? Чтоб интересней было. Это я придумала. Сама!