Катарина Киери - Совсем не Аполлон
— Как тебе?
— Очень красиво. Правда, здорово.
Я умолкла, боясь, что голос сорвется.
Вдруг мне захотелось рассказать ему о том, как я прожила вечер пятницы. Сколько здесь было тяжести и темноты. И как все это контрастировало с мелодией на кассете. Сколько в этой музыке света. Как она вдохновляет. Мне показалось, что Стефану можно рассказать такое, я была почти уверена в этом. Но не сейчас. Может быть, в другой раз.
— Ну как, хочешь написать текст?
— Хочу попробовать. Очень.
Я сама не ожидала от себя такого быстрого ответа. Наверное, заразилась раскованностью и свободой Стефана. И правда, мне хотелось попробовать.
— Круто. Мне кажется, мы сделаем хит.
Я засмеялась:
— Ты будешь петь. И Йеспер протолкнет тебя на «Евровидение». Если, конечно, Берг Карлсон его не опередит.
— Точно.
Стефан сложил руки на животе, откинулся назад и сделал нарочито серьезное лицо.
— Хм-м. Папаша пусть играет на синтезаторе — если, конечно, не найдем кого-нибудь помоложе и посимпатичнее. А Стратте — на саксофоне. Успех гарантирован!
— Стратте?
— Это Андерса так называют. Хотя прозвище, конечно, дурацкое.
Андерс «Стратте» Страндберг. Спасибо за напоминание.
— А ты на чем-нибудь играешь?
В моем послужном списке, если не считать шествий на День Люсии, был только один семестр в музыкальной школе, класс флейты. Потом учитель серьезно заболел, а замены ему не нашли. К Рождеству я сдала флейту в школу, этим все и закончилось.
— Нет, разве что на треугольнике.
— Не так уж плохо.
Я улыбнулась, представив себя с треугольником в вытянутой руке. На «Евровидении».
— Но ты ведь знаешь, что приз вручают автору текста и композитору, — продолжал Стефан. — В прямом эфире и все такое. А потом будет вечеринка. И в газетах напишут.
На вечеринке с кучей знаменитостей, Стефаном и Андерсом Страндбергом. Здорово мы придумали. А что бы подумала Лена, если бы услышала нас? Лена. Она была так далеко. Лена, моя лучшая подруга, стала чужим человеком. Ее строгость, ее склонность осуждать то, что ей не нравится, — наверное, все это я видела и раньше, но не могла и представить, что она и меня так строго осудит…
— Ты много думаешь, да?
Стефан, прищурившись, посмотрел на меня и улыбнулся. Меня подкупала его прямолинейность, приятно было сидеть рядом с ним. Даже то, что его прямота заставляла меня смущаться, было приятно.
— Мне нравятся люди, которые умеют думать, — сказал Стефан.
Получается, он сказал, что ему нравлюсь я. Сказал это, сидя в моей комнате, в моем кресле, у меня дома.
— Ты идешь вечером в библиотеку?
— Чего?
— Я видел, что Андерс Страндберг участвует в какой-то встрече. Что-то про книги.
Точно. А я и забыла.
— Не знаю…
Почему Стефан спросил меня об этом? Неужели мой интерес к Андерсу Страндбергу так очевиден? Неужели Стефан догадался?
— Я хотел сходить. Можем пойти вместе.
Вместе со Стефаном. Пойти с ним в библиотеку субботним вечером. Интересно? Да. Да, очень интересно.
— Хорошая мысль. То есть… конечно, давай пойдем.
Стефан встал с кресла.
— Увидимся там? У библиотеки без четверти семь?
— Да, увидимся.
Я проводила его в прихожую. Он стал одеваться.
— Мне нравится твоя шапка.
— Мне тоже. Нашел ее у дедушки на чердаке.
Он натянул шапку на уши.
— Сороковые годы или что-то в этом роде. Йеспер отказывается идти рядом, когда я ее надеваю.
Я засмеялась.
— А я-то думал, что он мой верный друг и оруженосец. Как я ошибался!
— Может быть, он еще привыкнет.
— Тогда зима должна длиться о-очень долго.
— Надеюсь, так и будет.
— Увидимся вечером.
— Увидимся.
Я слушала кассету Стефана, пока не запомнила мелодию от начала до конца. Три куплета и припев после каждого. Не очень похоже на песню для «Евровидения». Ритм не тот, модуляции в конце нет. В общем, никаких предпосылок для громкого сценического успеха. Я сделала несколько заметок. В голове возникали слова и фразы, но я не пыталась подстроить их под мелодию — пока.
Перед обедом я помылась в сауне. Подливала воду на раскаленные камни, пока не стало почти невыносимо жарко. Будь я на даче, прыгнула бы в прохладное море. Дома можно разве что выйти в раздевалку — она же прачечная — и открыть дверь на улицу, стараясь не показываться в дверном проеме. На даче я не боялась, что меня кто-то увидит раздетой. В городе мне не хотелось оказаться в поле зрения соседей, даже плотно обернувшись полотенцем. Странно, конечно, но ничего не поделаешь.
Я быстро намылилась и включила самую холодную воду, какую только могла терпеть. Вместо моря. Потом долго сидела и ждала, пока сердце снова забьется ровно. Чувствовала себя не только физически чистой, но и душевно — такое бывает только после бани.
Ужин приготовил папа, что случается нечасто. Запеченный сиг и картошка. Он любит готовить рыбу, которую сам поймал. Когда я вернулась из сауны, папа готовил салат. По радио, очень кстати, шла кулинарная передача. Он встретил меня улыбкой.
— Полезно послушать, что они там советуют. Раз уж я затеял возню на кухне.
В кухне царило какое-то особенное настроение: спокойствие, сосредоточенность, добродушие, искренняя доброжелательность.
— Накроешь на стол?
— Конечно. Только оденусь сначала.
Я постояла перед шкафом, решая, что надеть. Хотелось бы что-то красивое, но все же удобное. Чистые джинсы и не совсем застиранный джемпер.
Папа достал тарелки и стаканы. Я расставила их на столе и выдвинула ящик со столовыми приборами.
— Чистых нет, придется мыть, — сказал папа, поливая сига сливками.
Он поставил форму в духовку, а я принялась мыть посуду, с удовольствием вдыхая уютный запах почти готового субботнего ужина.
— Я слышал, у тебя сегодня были гости.
— Да…
Доброжелательность. Добродушная попытка продолжить вчерашнюю беседу, удержать близость. Непривычный разговор.
— Стефан заходил, одноклассник.
Могла бы и подробнее рассказать. Я вытерла посуду.
— Он принес кассету с музыкой, которую сам написал. Я попробую слова написать. Слова песни.
Папа остановился и посмотрел на меня с радостным удивлением:
— С ума сойти. Ты пишешь стихи?
Я разложила приборы на столе.
— Раньше не пробовала. Но с чего-то ведь нужно начать.
Папа кивнул:
— Верно. Всегда с чего-то нужно начинать.
Он поставил на стол кастрюлю с картошкой и открыл духовку, чтобы проверить рыбу.
— Давно Лена не появлялась.
— Угу. Давно.
О Лене я больше ничего не могла сказать. Я встала у кухонного окна, папа посмотрел на меня, словно понимая, что мне нечего добавить.
— Позови маму, скажи, что все готово. Кажется, она лежит с книжкой.
Мама предложила подвезти меня, но я решила одеться потеплее и пройтись пешком. На улице заметно похолодало, я с удовольствием шла по свежему морозу.
Предвкушение чего-то неизвестного приятно растекалось по телу. Зимний вечер, мои шаги, темнота, фонари — я чувствовала, что живу. Интенсивное ощущение самой себя, своего присутствия в мире.
Я ждала встречи со Стефаном. Почему он решил пойти в библиотеку субботним вечером? Потому что был знаком с Андерсом Страндбергом? Андерсом «Стратте» Страндбергом. Или его интересовали книги? Я не знала и не стала спрашивать. Вообще-то я почти ничего не знала о Стефане. Но семья у них была богемная. Может, он знаком с кем-то из тех молодых поэтов, которые будут выступать в библиотеке.
Андерс Страндберг. Стоило подумать о нем, как внутри что-то задрожало. Я гордилась тем, что знакома с ним, взрослым мужчиной, который пишет о книгах и играет на саксофоне. Гордилась тем, что он знаком со мной, хотя это, наверное, громко сказано. Когда человек становится знакомым? Я даже со своей мамой толком не знакома, хотя живу с ней вместе уже почти шестнадцать лет.
На мосту через реку задувал холодный ветер. От него становилось еще холоднее, стыла голова, мороз покусывал щеки. Тепло, наверное, в Стефановой меховой шапке. Она, должно быть, рассчитана на сорокаградусный мороз с ветром. Помню такое только однажды за всю жизнь. В феврале. Необычный был день. Дом потрескивал от мороза, но за окном было тихо и спокойно. Как будто все живое затаило дыхание из уважения к могуществу холода, который мог оказаться смертельным, проникнув в малейшую щелку, в крохотный зазор. Лииса и Мария пришли в школу без шапок. Мы с Леной только покачали головой, глядя на эти два потенциальных менингита. К счастью, обошлось.
Стрелка еще не доползла до без четверти семь, но Стефан уже ждал у библиотеки. Я чувствовала, что щеки у меня ярко-красные.
