Июнь, июль, август - Сергей Анатольевич Иванов
— Готовы?.. Пошли. Только оденьтесь потеплее.
Еще пять минут заняли беготня и переодевания. Сам Михаил Сергеевич захватить что-нибудь теплое вовремя не догадался и был в своих обычных «горячих штанишках» и ковбойке с короткими рукавами.
Они пошли по дорожке среди насквозь пробитых недавним дождем, осыпающих капли кустов.
Остановились перед клубом. Бородатый вынул из кармана свечу — хорошую, уже бывшую в деле, с обгорелым хвостиком, как заметила известная балерина Алла Федосеева и еще некоторые.
Тихой гурьбой они вошли в темный и гулкий зал, поднялись на сцену, задернули занавес. Теперь единственным светом остался желтый шарик свечи. Бородатый человек сел на голые доски перед свечой, и все сели за ним. Здесь действительно было прохладно, чуть сыровато и глухо, как в пещере.
— Однажды с Земли стартовал космический корабль…
Так начал он, без всякого предисловия. Обычно его борода казалась чуть-чуть театральной, чуть-чуть как бы приклеенной. Но только не сейчас!
Он рассказывал о том, чего сам еще не знал, не придумал заранее. Он сочинял тут же, при них. Но никто об этом не знал… И в то же время они знали! Чувствовали, что этот рассказ появляется впервые на Земле. И потом он исчезнет в космическом пространстве, лишь частями западая в счетно-решающие устройства, которые зовутся человеческой памятью.
Рассказ был про космонавта, который улетел один — надолго, чуть ли не навсегда, а на Земле осталась его любимая. Она его могла ждать или не ждать — это было все равно. Потому что все равно она его не дождется, и даже не увидит ни в один телескоп, и не услышит ни в один локатор — слишком быстро и далеко он летел.
Но все-таки Женька его ждала… А Грошеву казалось, что это Ветка его ждет. А Ветке казалось, что она ждет Леню Осипова. А Лене казалось, что это его ждет Алла. А Федосеевой Алле казалось, что она ждет того мальчишку из ее класса, который все математические задачи щелкает как орехи.
А Савелов, ничего конкретно не зная, но болея душой, слушал и все старался придумать, хоть не по-настоящему, хоть в рассказе, такое устройство, чтоб Женька, и Алла, и Ветка услышали того космонавта и дождались его возвращения…
Я здесь говорил, что синеглазый бородатый человек был совсем не писателем. Но теперь мне хочется взять свои слова назад.
Он рассказывал и рассказывал, и корабль его улетал все дальше. Он парил сейчас в совершенной пустоте. Наша Галактика, где среди мириадов звезд затерялось и Солнце, была сейчас лишь пятнышком светлой пыли. А чужая Галактика приближалась медленно и неохотно. Ведь галактики все разбегаются друг от друга. Ученые сами не знают, куда они разбегаются и почему.
И чем дальше Галактика, тем быстрее она несется неведомо куда. А эта была как раз из очень дальних.
И потом вдруг одною силой своего воображения бородатый из отдаленнейших пространств перенес их обратно на Землю. И так удивительно крупно и ясно все увидели эту девушку, которая идет по самой обычной земной дорожке, и песок хрустит у нее под ногами, и неподвижные деревья медленно отступают назад.
Потом она сидит на берегу пруда, а в темной воде отражаются и плывут звезды. Они далекие, но все-таки это наши звезды, из нашей Галактики. И около них даже мысленно, даже в мечтах нечего искать тот обгоняющий свет корабль.
Бородатый человек замолчал, еще продолжая жить в своей истории. И тогда Савелов спросил:
— А мы тоже сделаем у себя пруд?.. Ну, там, у пятого отряда…
«Где вы роете» — так он хотел пояснить. Но удержался от этих столь некосмических слов.
Свеча, догорев на три четверти, мерцала из восковых развалин. Бородач оторвался от своих мыслей:
— Да, мы сделаем там памятник космическому пруду. Нальем чистой воды, посадим водоросли, пустим рыб. И кто захочет, сможет туда прийти и подумать.
Сквозь закрытые двери, сквозь тяжелый занавес к ним прилетел звук горна. И никогда еще он не был таким бодрым и чистым.
Сразу все зашевелились, встали, вышли из темного клуба. Опустившись ниже туч, над «Маяком» светило красное солнышко, самая близкая и самая родная нам звезда.
Глава пятая
ХОРОШО, ГДЕ НАС НЕТ
Некоторые взрослые уверены, что они живут сами по себе и никто их не замечает. Однако за ними следят — еще как! И когда им, например, кажется, что они совершенно одни и можно делать что хочешь, обязательно есть пара глаз, которая их видит. И когда они собираются сказать что-то тайное, совершенно уверенные, что ни слова не будет известно, обязательно есть пара ушей, которая их услышит.
В «Маяке» такими ушами и глазами был Женя Таран из третьего отряда. Кто из него впоследствии мог вырасти, это пока даже трудно себе представить. А сейчас его «главной отличительной чертой», как пишут в школьных сочинениях, было глубокое недоверие ко взрослым.
Но отчего бы вдруг? С какой стати?.. Так, наверное, подумают взрослые, прочитавшие эти строки.
Что ж, я им отвечу. В частности, тому папе, который учит сына искренности, а потом велит ответить в телефон, что его, папы, нету дома. И в частности, той маме, которая плачет, глядя по телевизору фильм «Белый Бим черное ухо», а потом не разрешает приютить уличную собаку, потому что у нее, видите ли, могут быть лишаи.
Конечно, взрослые мне быстро напомнят, что в жизни не все так просто. Согласен! Но тогда согласитесь, что и в жизни Жени, может быть, не все так просто…
Это было как бы предисловие. А теперь начинается, сам рассказ.
Хитроватый, чуть искоса прищур, не по моде короткий чубчик, сбитый на сторону, рубашка, которая очень редко заправлена в шорты, и многие другие детали как-то не вязались с благообразным именем Женя и очень подходили для имени Жека.
Так его и звали: Жека, Жека Таран.
Нельзя сказать, чтоб ребята к нему особенно липли. Однако куда б Жека ни попадал, вокруг него обязательно вились один или два человека. Но зато уж эти были преданные до гробовой доски! Их высмеивали, обзывали адъютантами. Они твердо оставались верны Жеке.
В «Маяке» при нем состоял Захар. Настоящее имя его было Захаров Толя, но, когда дело твое денщицкое, скажи спасибо за любое имя. Захаром его стал звать Жека, а за ним и весь отряд.
