Вера Иванова - Весенний подарок для девочек. Лучшие романы о любви (сборник)
А Феликс Лившиц, сойдя со сцены и, главное, сняв спасительную маску, разом утратил большую часть своей смелости и решительности. Дома он думал, что маску не станет снимать до самого конца дискотеки, чтобы взять Марину таинственностью и непредсказуемостью, но после окончания представления понял, что не сможет ее не снять. Он почувствовал, что роль Чернобога ему удалась, и очень хотел пожать лавры успеха. Если бы он не снял маску, то кто бы узнал, что именно он, Феликс, такой классный артист? Теперь, когда все всё узнали и овации стихли, он жалел, что поддался соблазну. Как сейчас приступить к разговору с Мариной? Он немного подумал и решил все же оттолкнуться от своего успеха. Может быть, один успех приведет за собой другой?
— Как тебе наше шоу? — спросил он Митрофанову.
— Очень понравилось, — ответила Марина, которая смутно представляла сюжет того, что он назвал «шоу». Если бы Феликс знал Марину получше, он вообще не стал бы задавать этот вопрос. Она никогда не смогла бы никого огорчить, даже если бы представление показалось ей отвратительным. — А ты был просто великолепен! Я даже не подозревала за тобой таких способностей!
— Ты, похоже, вообще отказываешь мне в каких-либо способностях, — горько сказал Феликс.
— С чего ты взял? — спросила Марина и поняла, что разговор сейчас опять сползет на ту тему, которую ей очень не хотелось бы обсуждать.
— Ты все время смотришь мимо меня.
Митрофанова решила промолчать, но оказалось, что и это можно использовать против нее.
— И все время молчишь… — сказал Феликс.
— Знаешь что, — Марина решила наконец поставить все точки над «i», — давай решим сейчас все раз и навсегда.
— Давай, — вяло отозвался Лившиц, понимая, что дело его, скорее всего, проиграно.
Тут «Носороги» закончили одну мелодию и почти без остановки принялись за другую. Марина опять положила руки на плечи Феликсу, а Кривая Ручка у стены сделался землистого цвета, чего никто не заметил по причине дискотечной затемненности помещения.
— Мне очень не хотелось бы тебя огорчать, Феликс, — печально начала Марина, — но я не могу дать тебе то, чего ты от меня хочешь. Я прямо скажу: я люблю другого… — И она еле удержалась, чтобы не заплакать, оттого что любовь ее к Богдану такая же напрасная, как и Феликсова — к ней.
— А он тебя не любит, — очень жестоко сказал Лившиц.
— Я знаю, — выдохнула Марина и так низко опустила голову, что Илье Криворучко показалось, что она положила ее на плечо Феликса.
Этого он вынести уже не мог. Он давно говорил себе, что надо что-то делать. А сейчас понял, что сделать это «что-то» надо немедленно, не откладывая дела в долгий ящик. И предпринять стоит нечто до того кардинальное и для него ранее не свойственное, что все сразу испугаются, растеряются и больше никогда не посмеют называть его не только Кривой Ручкой, но даже и Карлсоном. А Марина сразу поймет, как жестоко ошиблась, когда вместо него выбрала себе Лившица.
Кривая Ручка оторвался от спасительной стены и направился к сцене, где совершенно распоясавшиеся «Носороги» играли одну мелодию за другой и не давали ему никакой возможности пригласить Митрофанову к Изабелле.
Таким образом, Илья Криворучко временно оставил Марину с Феликсом, как ему казалось, без присмотра, но он не знал того, что за ними уже давно и напряженно следили целых две пары глаз. Одни, карие и красиво подведенные, принадлежали Лене Слесаренко. Эти глаза, как два темных озера в половодье, быстро наполнялись все прибывающей и прибывающей влагой, готовой вылиться прямо на специально сшитое к дискотеке платье из тонкого золотистого шелка. Сквозь то и дело набегающие волны слез Лена видела, как Феликс смотрит на странную Марину, и понимала, что ее чудесного платья он даже и не заметил. Когда «Носороги» быстро сменили одну мелодию другой, а Лифшиц с Митрофановой остались в толпе на второй танец подряд, Лена неконтролируемо всхлипнула, развернулась к выходу и попала прямо в объятия Пороховщикова, который согласно своему плану как раз шел ее приглашать на танец. Сил бежать дальше у Слесаренко не было, и она разрыдалась на груди у ошалевшего от такого везения Алексея. Он обнял Лену за плечи и повел к выходу из зала, чтобы подальше от посторонних глаз утешить, одновременно заинтересовывая и очаровывая ее собственной персоной.
Другие глаза, следившие за Мариной с Феликсом, принадлежали, разумеется, Вадиму Орловскому. Вадим сидел верхом на одном из сдвинутых к выходу из зала стульев и надеялся только на свой амулет, висевший на груди у Митрофановой. Раз уж он, привезенный ему мамой на удачу и счастье, таким чудесным образом попал к любимой девушке, то это что-нибудь да значит. Надо только не отчаиваться и выждать. Кроме того, Лившиц серьезной опасности не представлял. Главное, чтобы Марго держала Рыбаря покрепче. Вон они танцуют невдалеке. Но что-то Вадиму не нравится, как из-за плеча Богдана Маргошка бросает на него пламенные взгляды. Пожалуй, стоит сделать вид, что он ничего не замечает.
Орловский отвернулся от Марго и вздрогнул от шума и криков, донесшихся из коридора. Он соскочил со своего насеста и побежал на шум. Под стендом о военно-патриотической работе ожесточенно дрались два парня, а рядом визжали, пытаясь их разнять, две девчонки. В одной, зареванной и с размазанной косметикой, он узнал Лену Слесаренко, а во второй — огненную Милку Константинову. Парни так ожесточенно молотили друг друга, катаясь по полу, что Вадим никак не мог понять, кто есть кто. Он, невероятно напрягшись, оттащил за плечи одного, а второго с трудом отодрал тоже прибежавший на шум драки дежурный учитель физкультуры. Друг против друга, тяжело дыша и отплевываясь, стояли Васька Кура и Леша Пороховщиков.
— Идиоты! Неужели не понимаете, что дискотеку закроют? — сказал физкультурник. — Скажите спасибо, что за грохотом этих «Носорогов» директриса ничего не слышала. Даете слово, что прекратите драку?
Кура вырвался из рук Орловского и, ни на кого не глядя, пошел по направлению к выходу.
— Вася, подожди! — крикнула Милка и побежала за ним, скользя по линолеуму высокими каблуками.
Физкультурник отпустил Пороховщикова, погрозил ему кулаком и пошел к залу, дальше контролировать ситуацию в самой гуще веселящихся. Алексей прислонился к стене. Под глазом у него быстро набухал фиолетом синяк, из разбитой губы текла кровь. Лена, забыв свои неприятности, подскочила к нему и своим кружевным платочком начала вытирать разбитое лицо.
— Вы чего? — только и мог спросить у Пороховщикова удивленный Вадим.
Честно говоря, Алексей не знал, с какой стати Кура налетел на него и повалил на пол, но при Лене он такого сказать не мог. Он, скривившись, будто бы от жуткой боли, мужественно проронил:
— Так… Это наши с ним мужские дела…
— Больно? — участливо спросила Слесаренко.
— Терпимо… Но я ему тоже врезал не слабо…
По залу уже пронесся слух о драке парней из 9-го «Г», и к стенду о военно-патриотической работе стеклись одноклассники.
— Что тут случилось? — спросила Марго.
— Ты опоздала, — усмехнулся Вадим. — Уже все закончилось. Можно снова идти танцевать.
— Мне кажется, — сверкнула она глазами, — что я поспела как раз вовремя. Раз уже время танцевать, то я… приглашаю тебя!
Орловский удивленно отпрянул и посмотрел на стоящего рядом с Марго Рыбаря. У Богдана вытянулось лицо, он непонимающе взирал на происходящее.
— Спасибо за приглашение, — смутился Вадим, — но… я сегодня не танцую…
— Неужели ты сможешь отказать… влюбленной в тебя девушке? — в той тишине, которая только и могла быть в коридоре дискотеки в перерыве между танцами, с вызовом спросила Марго.
Одноклассники замерли в ожидании развязки. Орловский мучительно придумывал, как выйти из создавшейся ситуации, а Рыбарь не своим голосом проговорил:
— Рита, как же так…
— Так, как есть! Я его люблю! — И Марго ткнула длинным ногтем в грудь Вадима.
— Но Рита! — в отчаянии крикнул Рыбарь.
— А ты вообще молчи! — развернулась к нему Григорович. — Думаешь, ты мне нужен? Да ни одной минуты! Мне просто надо было наказать вашу Маринку… эту юродивую… эту кошатницу… Да-да, тебя! — и Марго ткнула ногтем в только что подошедшую к одноклассникам Митрофанову. — Гляди, как Рыбарь легко от тебя оторвался! Стоило только поцеловать его покрепче! А что, Орловский, — она повернулась к Вадиму, — хочешь я и тебя сейчас поцелую? При всех! Тут же забудешь свою Митрофанову!
Вадим с ужасом смотрел и на Марго, и на побледневшего до синевы Рыбаря, и на растерянную Марину, и на Феликса, еще держащего после танца ее за руку, и совершенно не представлял, что в этой ситуации лучше сделать. Наверно, произошло бы еще что-нибудь столь же ужасное, если бы вдруг неожиданно не погас свет. В зале сначала обрадованно закричали и завизжали, а потом поняли, что музыки вообще-то тоже не слышно, и загомонили уже встревоженно и возмущенно. По коридору забегали какие-то люди, потом в дверях началась давка. Из зала раздавались крики директрисы и учителей, которые призывали всех к спокойствию, поскольку, скорее всего, произошла какая-то авария электросети.
