Марчелло Арджилли - Ватага из Сан Лоренцо
— Ура! — подпрыгнул от радости Джиджино. — Увидите, мы выиграем у вас, по крайней мере, со счётом пять — ноль! Я буду центральным нападающим!
— Ты будешь играть в защите! — поправил его Марко.
— Это не имеет значения! Всё равно я им забью!
Марко поднял глаза к небу.
— Нашей команде только недостает Джиджино! Мы пропали!
Но Джованна так сердито взглянула на капитана, что он тотчас же замолчал.
Матч состоялся. Настоящую площадку, разумеется, арендовать не смогли; пришлось играть на лугу, но размеры его вполне соответствовали нормам, как утверждал, для пущей важности, Пертика.
Нандо действительно принёс мяч, но, представьте себе, какое совпадение! Он был точь-в-точь такой же, как у команды Сан Джованни.
— Скажи, уж не Леоне ли дал тебе мяч? — спросил Казначей.
— Ну, что ты, конечно нет! — воскликнул Нандо, в подтверждение своих слов прижимая руку к сердцу, но по лицу его было видно: он хитрит.
Когда Леоне прибыл со своей командой, он внимательно осмотрел мяч, взвесил его на руке, попробовал упругость.
— Мяч в порядке, — совершенно серьёзно сказал он в заключение.
Все рассмеялись, но тем не менее притворились, будто на самом деле поверили в то, что мяч каким-то таинственным способом достал Нандо.
Матч начался ровно в пять часов вечера.
Зрители разместились на пригорке, возвышавшемся над лугом, и хотя санджованнианцы и санлоренцианцы сидели вперемежку и каждый страстно болел за свою команду, никаких происшествий не произошло, разве что пришлось разнять четырёх самых беспокойных болельщиков, которые вцепились друг другу в волосы. Но такие явления — дело обычное даже среди ребят, которые никогда не ссорились.
Само собой разумеется, следовало ожидать, что победят санлоренцианцы. Однако получилось наоборот. Они проиграли, и больше всех мазал, если судить по крикам болельщиков, конечно, Джиджино, хотя он пыжился от важности, словно индюк. Матч судил Чезаре: он ведь жил в Трастёвере, а потому не принадлежал ни к одному из враждующих кварталов, но, если быть беспристрастным, нужно признать, что он очень старался помочь своим друзьям.
Тем не менее матч прошёл интересно. Марко, центральный нападающий, проделывал чудеса; однако всякий раз, когда мяч приближался к воротам санлоренцианцев, при таких защитниках, как Беппоне и Джиджино, гол был обеспечен.
— Но Джованна всё равно аплодировала своим друзьям, и в особенности Джиджино. Зато слепой, сидевший возле неё, рукоплескал обеим командам, хотя даже не знал самых элементарных правил игры. Девочка рассказывала своему другу о том, что происходило на поле.
— Сейчас забил Леоне! — шептала она ему на ухо.
— Браво, Леоне! — кричал Нандо, хлопая в ладоши.
— Но он же из команды противников! — возмущалась Джованна.
— А мне какое дело? Молодец Леоне! — восторженно восклицал мальчик.
Джованна качала головой и никак не могла понять: ведь Нандо, пусть усыновлённый, но всё же санлоренцианец! Слепой аплодировал просто от радости, что между обоими кварталами воцарилась дружба, а это для него было важнее всего.
Леоне так же, как и Марко, играл в центре нападения. Когда команда Сан Джованни забила пятый гол, Марко притих и упал духом. Капитан санджованнианцев разволновался и отдал приказ:
— Больше не забивать!
Пино, единственный из атакующих санджованнианцев, кто не забил ни одного мяча, возмутился, но Леоне схватил его за руку и процедил сквозь зубы:
— Если ты посмеешь забить гол в ворота санлоренцианцев, я оторву тебе башку! У тебя нисколько нет… такта!
В результате, санлоренцианцам, к тому же не без помощи вратаря противников, все же удалось забить мяч, и игра закончилась со счётом пять — один.
— В следующий раз мы забьём вам в ворота двенадцать мячей! — воскликнул Джиджино, когда Чезаре дал финальный свисток.
Джиджино с трудом переводил дыхание, но, преисполненный самодовольства, помахал рукой Джованне и похлопал себя по груди, словно хотел сказать: «Правда, я хорошо играл?!»
И Джованна, по доброте душевной, зааплодировала ему.
Быстро летели дни, наполненные необычайными событиями.
По всему кварталу Сан Лоренцо пронёсся слух о баталии, и дома ребятам здорово бы досталось, но, к счастью, все родители восхищались поведением Нандо, и вместо того, чтобы наказывать детей, ставили им в пример слепого.
— Вот мальчик умный и серьёзный, не бездельник, как ты!
Вам всем нужно брать с него пример!
Даже отец Беппоне на сей раз не стал бить шалуна сына и ограничился только выговором.
Нандо почувствовал себя в центре внимания квартала. Он прославился за несколько дней: теперь в Сан Лоренцо все знали его.
Мальчику показалось, что мир стал больше. Новые друзья приглашали его в гости, с ним разговаривали и хвалили его.
Мрак, в. котором вынужден был пребывать слепой, внезапно наполнился дружескими голосами. Впервые в жизни Нандо действительно был счастлив.
Но такое беззаботное состояние продолжалось только несколько дней.
Все взрослые, с которыми знакомился мальчик, работали, и теперь ему, как никогда, захотелось научиться какому-нибудь ремеслу.
Нандо часто спрашивал, нет ли известий из интерната, но тётушка Антония и её муж отвечали ему уклончиво. «Быть может, возникли осложнения?» — беспокоился слепой. А когда он спрашивал об интернате у Джованны, девочка тотчас же меняла тему разговора.
Единственная возможность приносить пользу людям для Нандо состояла в том, что он играл-друзьям на аккордеоне.
Каждый вечер слепой отправлялся в кафе, куда кузнец Нино приносил ему новенький аккордеон.
— Сыграй мне что-нибудь, Нандо! — просил он мальчика.
Нандо всегда окружали Друзья: Джованна, Джиджино,
Пертика, Казначей; сразу после работы прибегал ещё пахнущий краской Марко. Заглядывал к слепому даже Леоне.
Стоило Нандо взять в руки аккордеон, и на душе у него становилось радостно, светло — так всегда действовала на мальчика музыка.
Слепой никогда не уставал играть, и каждый раз тётушке Антонии приходилось тормошить его.
— Да подожди ты минутку, съешь хоть мороженое, — говорила она своему любимцу, — не то ты весь расплавишься от жары…
Хорошо было бы жить так всегда! Но Нандо надоело безделие: он мечтал об интернате, где его научат работать, и уже ломал себе голову над тем, какую выбрать профессию….
* * *Однажды вечером, недели через три после футбольного матча, синьора Антония отвела Нандо в сторону и спросила:
— Ты всё ещё хочешь попасть в интернат?
— Разумеется, — воскликнул мальчик, — даже если ради этого мне придётся покинуть вас, Джованну и всех моих друзей!
— В таком случае, можешь ехать хоть завтра: ты принят!
За эти три недели тётушке Антонии пришлось побегать немало!
Вместе с учительницей она перевернула вверх дном все учреждения Рима и добилась того, что Нандо приняли в интернат на льготных условиях. Однако относительно платы за обучение синьора Антония даже не заикнулась мальчику, потому что уже сама заранее обо всём позаботилась. Конечно, большими деньгами мать Джованны не располагала, она ведь была всего-навсего уборщицей, а её муж простым рабочим, но деньги она достала. Вырвав из тетрадки двойной лист бумаги, тётушка Антония написала на нём сверху: «На уплату за обучение Нандо в школе слепых: Антония, Марко и Джованна Армади — три тысячи лир», потом, в сопровождении целой свиты санлоренцианцев, она побежала по квартирам. К вечеру все четыре стороны двойного листа до отказа были заполнены цифрами. Деньги для уплаты за первый семестр собрать удалось.
Нандо чуть не расплакался от радости, когда узнал о том, что ему предстоит ехать в интернат, в котором слепые учатся и работают.
— Не стоит меня так благодарить, — старалась успокоить мальчика тётушка Антония. — Если мы, бедняки, не будем помогать друг другу, то кто же другой нам поможет?! Теперь твоё дело — хорошо учиться; займись музыкой, у тебя к ней большие способности. Кстати, Нино хочет тебе что-то сказать.
Джованна, Джиджино и Марко отвели Нандо в кузницу. Откровенно говоря, Нино и его отец ничего не собирались сказать мальчику: они только хотели подарить ему аккордеон.
— Мне он не нужен, — сказал Нино, — всё равно я играю из рук вон плохо. Тебе он пригодится гораздо больше: ты ведь у — нас настоящий музыкант. Не подумай, что я шучу, я это говорю совершенно серьёзно.
* * *В тот день, когда Нандо уезжал в интернат, на площади Сан Лоренцо собралась масса народу. Попрощаться с Нандо, конечно, пришёл и Чезаре; теперь парнишка работал разносчиком хлеба. Джиджино, похлопывая Чезаре по плечу, хвастался:
— Это я устроил его на работу! Он служит у моего двоюродного брата в пекарне!
