Джоан Робинсон - Когда здесь была Марни
– Я не вполне уверена… Вы не напомните?
– Ну, ты же в полях была, так? Ты, наверное, устала, прилегла… да там и забылась. Мы с Сэмом начали беспокоиться, – и куда же, думаем, ребенок пропал? А ветер-то разошелся… Тут к нам стучится мистер Пирс, он, значит, мимо проезжал на машине, поворачивает – тебя фары-то и осветили. Вот он и подвез тебя до двери.
Анна в самом деле смутно припомнила, что кто-то вроде бы ее поднял, понес на руках… и еще там урчал автомобильный мотор… но больше – ничего.
Миссис Пегг задумчиво смотрела на нее сверху вниз:
– Не самый осмотрительный поступок, утеночек… И что только на тебя нашло? Ну да ладно, что случилось, то уж случилось! – Она налила чаю и пододвинула поднос на стуле чуточку ближе к Анне. – А теперь кушай завтрак да лежи себе тихо-спокойно, а я обед готовить пойду. – Она посмотрела за окно. Сильный порыв ветра потряс рамы, обтекая коттедж. – Во всяком случае, сегодня ты ничего занятного не пропустишь! Сэм прав, погода и точно переменилась!
Когда миссис Пегг вышла за дверь, Анна позволила вернуться всем до единой подробностям минувшей ночи. И снова ее тягостным грузом придавила память о том, что сделала Марни. Сердце болезненно сжалось в груди. Марни бросила ее одну на мельнице. Одну, напуганную, в темноте. А ведь Анна думала, что Марни ей настоящая близкая подруга!
Сперва ей стало казаться, что это Эдвард – или кто там пришел на выручку Марни – намеренно оставил ее. Потом она вспомнила, как сидела, прислонившись к стене, и поняла: он вполне мог и не заметить ее. Он небось не ждал, что там окажется еще кто-то, кроме Марни. Но как могла Марни исчезнуть, даже слова не сказав? Анна знала: вот за это она никогда ее не простит.
И в жизни своей никому доверять больше не сможет. Ни единой живой душе!
Противостоять этой боли она не могла. Оттолкнув поднос, она снова легла. Повернулась к стене – и отрешилась от всего на свете.
Внизу, на кухне, миссис Пегг накрошила луку на сковородку, готовя «чудное румяное жаркое», и теперь знай помешивала, чтобы не пригорело. Подобно миссис Престон, она полагала добрую порцию вкусной еды первейшим лекарством от всех жизненных огорчений. Вскоре славный, такой домашний запах жареного лука распространился по всему домику. Выбравшись с кухни, он сунулся под дверь запертой передней комнаты, тихонько одолел лестницу и проник в дверную щель спаленки Анны. Но даже вкуснейший на свете, наполняющий рот слюной запах был бессилен расшевелить Анну. Девочка крепко спала.
Ветер ревел за стенами еще два дня. Все это время Анна оставалась в постели. Что касается ноги – дело обошлось без перелома. Багровая опухоль еще держалась, но лодыжка болела все меньше. Другое дело, Анна и правда простудилась. Миссис Пегг повторяла, что в постели ей нынче самое место.
Анне было глубоко все равно, где ей место. Ничто больше не имело значения. Марни, ее единственная подруга, перестала быть таковой. Дружба врозь!
На третий день она встала на ноги, бледная и невеселая. Миссис Пегг поудобнее устроила ее в уютном кресле на кухне, сама же отправилась за покупками. Сэм спал на своем обычном месте – в большом кресле в углу.
Анна смотрела в окно – сонно, без интереса. Ветер снаружи ненадолго притих. Еще шел дождь, но небо определенно светлело, и с залива доносились плачущие голоса чаек. Анне казалось, она уже целую вечность там не была. Вечность – с тех пор, как Марни бросила ее на мельнице. Два дня в постели тянулись, как двести лет.
И она больше не хотела видеться с Марни. Тут не могло быть никакого сомнения. Лежа в кровати, она твердо решила никогда больше с нею не разговаривать. А вот показаться бывшей подруге, пожалуй, хотела бы. Пусть бы та выглянула из окошка и увидела ее на причале. И вспомнила, как жестоко и подло с нею обошлась. Если вдруг они встретятся, Анна на нее даже и не посмотрит. Но нельзя позволять Марни забыть о ней. Нельзя, чтобы кто-то делал такое с другим человеком, а потом преспокойно все забывал!
Надо сходить на пристань. Прямо сейчас. Хватит уже попусту сидеть и раздумывать. Анна тихо встала, отбросила теплую шаль, которой миссис Пегг закутала ей ноги, и, бесшумно миновав Сэма, прошла через кухню. Открыла заднюю дверь…
Снаружи оказалось на удивление светло, а воздух был таким свежим, что у Анны слегка даже дух захватило. Она на минуточку ухватилась за перила. Потом, ступая на не очень послушных ногах и ощущая странную легкость, прохромала по дорожке и повернула к заливу.
Глава двадцать первая
Марни в окне
Вода казалась свинцовой. Прилив поднялся только до половины, на причале было безлюдно. За болотом виднелась огромная темно-лиловая туча, наползавшая с моря. Анна вздрогнула от холода и пожалела, что не надела чего-нибудь потеплее.
Она спустилась к самой воде. Если Марни смотрит в окно, здесь она никак не сможет обойти ее взглядом. Анна медленно шла вперед, пиная голыши и временами нагибаясь за камешком или перышком – чем именно, неважно. Каждую находку она подолгу разглядывала, ничего при этом не видя, думая только о том, как бы самой не остаться незамеченной… и продолжала идти.
Дождь полил сильнее. Туча уже повисла над головой, было слышно, как тяжелые капли шлепаются в воду залива. В очередной раз выпрямив спину, Анна обнаружила, что стоит как раз против Болотного Дома, – и невольно, не успев удержаться, глянула вверх, на окно Марни.
И конечно же, Марни была там. Или померещилось? Анна вновь посмотрела, просто чтобы увериться. И больше взгляда уже не отводила.
Марни вправду смотрела сквозь стекло, ее лицо казалось странно перекошенным… или это дождевая вода сбегала по окну, искажая черты? Анна зашагала вперед, начисто забыв о своей прежней решимости: она увидела, что Марни машет ей рукой, зовет подойти. Она пыталась ей что-то сказать.
Анна подошла как можно ближе и стала смотреть, не замечая ни дождя, лившего уже вовсю, ни ветра, взбивавшего маленькие злые волны. Она видела только Марни в голубом платье, расплющившую нос о стекло. Марни хлопала ладонями по окну и кричала совершенно прежним голосом, голосом их дружбы:
– Анна! Милая Анна!
– Что? – отозвалась та.
– Анна! Как же я хочу к тебе выбраться! Только не могу! Меня тут заперли! А завтра вообще прочь отсылают! Я хотела тебе сказать… попрощаться… а мне выйти из дому не дают! Анна!.. – Марни в отчаянии заламывала руки. – Ты меня прости, пожалуйста! Я не хотела тебя бросать, просто так получилось… Я с тех самых пор тут сижу и все плачу, все плачу! Скажи скорей, что прощаешь меня!
Ветер пытался унести сказанное, дождь, ручьи воды на стекле не давали толком рассмотреть лицо… Но Анна все равно услышала и поняла. Для нее каждое слово прозвучало так ясно и четко, будто все это шло из ее собственной души, а не извне.
Вся ее горькая и окончательная обида на Марни тут же рассеялась. Марни была ее подругой – и она любила ее.
– Да, да! – радостно закричала она в ответ. – Конечно! Я прощаю тебя! И я люблю тебя, Марни! Я тебя никогда не забуду!
Анна еще очень о многом хотела ее расспросить. Она в самом деле уезжает? Куда? Она вернется?
Но дождь уже лил как из ведра, хлестал косыми струями, прибивал волосы к щекам, обжигал холодом ноги. Потоки воды превратили лицо Марни в бледное пятно на темном фоне окна.
Анна еще напрягала зрение, силясь что-нибудь рассмотреть, когда холодная вода стала захлестывать ее ступни. Быстро обернувшись, Анна увидела, что за спиной у нее вздулся прилив. Серая вода, подернутая мелкими волнами, наступала на сушу, разливаясь все шире. Она уже почти покрыла болото.
Анна снова повернулась к окну. Лицо Марни успело совершенно исчезнуть, почти смытое ливнем. Видно было только, как отчаянно она машет руками, прощаясь и одновременно указывая на узкую полоску берега, где еще можно было пройти посуху. Анна смотрела, и дом вновь казался ей опустевшим. Окна таращили слепые глазницы: там больше никого не было. Давным-давно обезлюдевший, необитаемый дом…
Всхлипнув, Анна отвернулась и пошла вдоль берега туда, где начиналась дорога. Сухая полоска уже скрылась под водой, приходилось идти вброд. Похоже, прилив наступал необычайно проворно. Битый камень и всякий мусор, принесенный морем, колол ступни. Анна хваталась за длинную траву на откосе, пытаясь вылезти наверх, но обрыв был слишком скользким. Выбраться не удавалось.
Задыхаясь и всхлипывая, она кое-как брела дальше. Ноги налились свинцовой тяжестью, вода поднялась уже выше колен, каждый шаг давался все с большим трудом. Дождь стекал по щекам пополам со слезами, промокшая одежда липла к телу, влажные пряди волос хлестали по лицу, словно водоросли. Лишь пересохшее горло так и горело.
Постепенно до Анны дошло: если она вовремя не выберется на берег, так недолго и утонуть! Вода почти достигала бедер, а она едва одолела половину пути. Но нет, она так просто не позволит себя утопить! Люди могли обращаться с ней как угодно скверно, но вынудить ее утонуть, если она сама не пожелает? Не бывать тому! Она обязательно выберется! Обязательно!
