Рассказы - Юрий Иванович Ермолаев
На следующее утро Ваня пошел в школу рано. Он волновался: решил встретить Виктора Семеновича на улице, чтобы поговорить с ним наедине. Но когда в конце переулка он увидел знакомую фигуру учителя, решимость вдруг оставила его. «Ведь если я откажусь от роли, — подумал Ваня, — тогда, пожалуй, Виктор Семенович меня совсем из кружка исключит. Уж лучше сыграть как-нибудь Тишку, зато в следующий раз сам попрошу хорошую роль», — решил он и, поравнявшись с учителем, поздоровался.
— А, Чугунов, здравствуй! Ты что такой невеселый? — спросил Виктор Семенович.
— Да уж очень роль мне не нравится: маленькая она. Даже играть нечего, — с горечью заговорил Ваня.
— Роль, конечно, у тебя не главная, это верно, — согласился учитель, — но там есть что играть. Как это Тишка говорит: «Эх, житье, житье! Чуть свет, ты уже полы мети. А потом по лавкам бегай. А если проштрафишься, так либо сам, либо приказчики взбучку дадут». Так ведь, кажется?
Ваня уныло покачал головой в знак согласия.
— За этими словами целая жизнь стоит, — сказал учитель. — Вот ты и попробуй показать ее. Подумай хорошенько над ролью. Ведь с такими Тишками ты встречался не раз.
— Это где же? — удивился Ваня.
— А «Ваньку Жукова» помнишь? Разве у него ничего нет общего с Тишкой?
«А ведь верно, — подумал Ваня. — Ваньке тоже чуть ли не каждый день выволочка была».
После уроков Ваня зашел в школьную библиотеку и перечитал «Ваньку Жукова».
«Наверное, у Тишки тоже отца с матерью не было. А то чего бы ему в услужение к чужим идти?» — подумал Ваня и, возвращая книгу, спросил:
— У вас нет еще таких же рассказов про мальчиков, которые у чужих людей жили, вроде Ваньки?
Библиотекарша дала Ване две новые книги.
— У Мамина-Сибиряка прочитай рассказ «Вертел», а у Андреева «Петька на даче». А в томике Чехова посмотри еще рассказ «Спать хочется».
— Так там про девчонку, а ему про мальчишек нужно, — заметил стоящий за Ваней мальчик.
— Ладно, прочитаю и про девчонку, — сказал Ваня, очень довольный, что нужные ему книги нашлись.
Он прочитал все три рассказа. Особенно большое впечатление произвел на него рассказ Чехова «Спать хочется».
Целый день трудилась тринадцатилетняя нянька Варька на своих хозяев. Даже по ночам не отдыхала. Все ребенка качала. А хозяева еще били ее.
Хорошо запомнился Ване и вечно голодный Прошка из рассказа Мамина-Сибиряка «Вертел». Ваня так ясно представлял себе Прошку, что ему теперь уже хотелось сыграть такого мальчика, чтобы показать ребятам, как тяжело жилось сиротам в те времена.
Перечитывая рассказы, он каждый раз отыскивал для роли все новые и новые черточки. Первую сценку он решил начать не сразу с того, что Тишка жалуется зрителям на свою жизнь, а иначе: когда откроется занавес, Тишка будет крепко спать где-нибудь в углу комнаты. «Пусть знают, что он тоже недосыпает, как нянька Варька».
Все свободное время Ваня думал теперь о Тишке.
Дней за пять до представления он решил перестать обедать, чтобы чувствовать себя на спектакле по-настоящему голодным. Но Ване не повезло. Виктор Семенович откуда-то узнал об этом, перед репетицией накормил Ваню в школьном буфете и строго сказал:
— Роль — ролью, а обед — обедом.
— Ну чего ты так за свою роль беспокоишься? — пожал плечами присутствовавший при этом разговоре Боря Косторский, исполнитель роли Подхалюзина. — Ведь зрителей все равно только главные роли интересуют.
— Я и сам так думаю, — вздохнул Ваня. — А все-таки жалко. Ведь Тишка тоже…
Но, взглянув на самодовольно улыбающегося Бориса, Ваня вдруг расхотел говорить с ним о Тишке.
И вот настал, наконец, день спектакля. Актовый зал школы, в котором драмкружковцы показывали свою постановку, был полон. Прозвенел третий звонок. В зале погас свет, и занавес раскрылся.
Зрители увидели плохо освещенную, заставленную столами и стульями комнату, которая должна была изображать контору купца Большова. В первый момент всем показалось, что на сцене никого нет. Но неожиданно с одного из стульев упала щетка, и тут все увидели, что щетку уронил спящий на стуле мальчик. Лицо мальчика улыбалось, очевидно, ему снилось что-то очень приятное. Но вот он проснулся, и сразу во всей его фигурке отразился неподдельный испуг. Он торопливо огляделся по сторонам. Убедившись, что в комнате, кроме него, никого нет, мальчик поднял щетку и только теперь, сокрушенно вздохнув, заговорил:
— Эх, житье, житье! Вот чем свет ты полы мети. А мое ли дело полы мести? У нас все не так, как у людей. У других хозяев коли уж мальчишка — так при лавке присутствует. А у нас — то туда, то сюда, целый день шаркай по мостовой, как угорелый. У добрых-то людей дворника держат, а у нас опять же с тебя спросится. А проштрафишься иным часом, так коли не сам, так сама задаст вытряску, а то вот приказчик Лазарь, а то и Фоминишна… Вот она жисть-то какая анафемская…
— Ну и ловко же у Чугуна получается, — наклонившись к соседу, прошептал Федя Михеев. — Я сначала даже не узнал его. Голос и тот изменил.
Узнать Ваню было действительно трудно. Из круглощекого и румяного он стал худощавым и бледным, из подвижного и бойкого — пугливым и сонным. А походка? Да разве Ваня ходил когда-нибудь так смешно и вместе с тем жалко? Он даже голову как-то необыкновенно глубоко втянул в плечи, точно каждую секунду ждал, что его наградят увесистым подзатыльником.
Но вот Тишка получил от Подхалюзина распоряжение сбегать в лавочку и ушел со сцены. Зрители проводили его сочувственными взглядами.
Кроме этой маленькой сценки со словами, у Вани был еще только один выход. Тишка Должен был унести со сцены кушанье, которое остается после угощения стряпчего. Ване очень хотелось сыграть что-нибудь и в этой сцене. Но что можно было сделать в выходе без слов? Как ни ломал себе Ваня голову, придумать ничего не мог. Эти мысли не оставляли его и сейчас, когда он стоял за кулисами и дожидался своего выхода. Ваня представлял себе, что это не он, Ваня, а голодный Тишка смотрит в приоткрытую дверь на стряпчего, который нехотя ковыряет вилкой в поданном ему кушанье. Ваня подумал:
«Наверное, утром Тишка зашел в кухню, надеясь получить от кухарки какую-нибудь подачку. Но кухарка была не в духе и прогнала его.
