С добрым утром, Ярушка! - Нина Александровна Александрова
— Провод! — воскликнул он.
Скрученный из тонких проволочек, провод походил на кусок антенны. Значит, на острове когда-то были связисты?
На другой день к нашим трофеям прибавился ещё один. Толя нашёл на берегу палку. На гладком стволе её виднелись плоские круглые бугорки, похожие на мозоли: кто-то острым ножом срезал все ветки. Толя стал рассматривать палку. Нижний конец был обтрёпан. Значит, кто-то ходил, тяжело опираясь на неё. Должно быть, высокий человек — палка доходила Толе до груди. Кто это был… раненый, больной?
Постепенно мы представили себе историю людей, живших до нас на острове. Были они здесь несколько лет назад, осенью или поздним летом. Жили, очевидно, недолго, но и не один день. Скрывались. Кто-то из них был ранен или болен… Должно быть, у них было плохо с продуктами. На дне оврага, недалеко от костра, валялась куча желудей. Может быть, жёлуди были собраны для еды.
— Интересно, как они сюда перебрались? — спрашивал всех Толя.
— Видишь ли, — медленно отвечал Вася, — наверное, на острове их было немного…
Оля задумчиво смотрит, как прыгают искорки с ветки на ветку, как занимается хворост. Оля неразговорчивая. Но, когда она говорит, ребята прислушиваются к её словам. Это она предложила осмотреть ручей, это она заметила жёлуди.
В стороне от костра сидит Вовка.
— Они могли высадиться только ночью. — Глаза его блестят. Он как будто видит перед собой плывущую в камышах лодку, насторожённую ночную темь…
В эти вечера мы переносились в прошлое нашего островка и словно заново открывали его. Всё теперь для нас было иным, чем в первые дни.
Подошёл день отъезда. Мы уезжали рано, на рассвете. Из лёгкого тумана выплывали стволы деревьев. Даже птицы ещё спали.
Мы сложили палатки, связали спальные мешки.
Опустела полянка, где только что стоял наш лагерь!
Знакомой тропой пошли к озеру.
На обратном пути мы надумали заехать в ближайшую деревню и спросить там о партизанах. Может быть, известно, кто жил на острове.
— Ещё бы денёк пожить, — вздыхал Вовка, — мы бы и сами всё узнали.
— Эх, Вовка, — потрепала я его по кудрявой голове. — Ты пойми, что в памяти людей рассказы о героях оставляют более глубокий след, чем могут сохранить все леса и овраги: народ помнит их. В Прохоровке, я думаю, мы многое узнаем.
— Всё равно уезжать жалко…
Мы вышли к озеру, погрузились и медленно отплыли от берега.
— До свиданья, островок! Прощай! — крикнули мы.
И стало вдруг грустно. Маленький, затерянный среди озёр островок стал для нас близким, стал частью нашей большой родной земли.
— А мы его никак не назвали! — взволнованно проговорил Толя.
И Вася негромко ответил:
— Партизанский.
В Прохоровке в правлении колхоза мы застали старичка счетовода. Он выслушал нас, подумал, помолчал.
— Партизаны всюду были, — ответил он. — Где родная земля, там непременно был на её защите солдат или партизан.
— А я, пожалуй, знаю, про какой остров вы говорите, ребята, — вмешался в нашу беседу молодой паренёк, крутивший ручку телефона. Он оказался секретарём комитета комсомола. — Это, наверное, «пятачок», там Василий был. Ну-ка, что вы там нашли, покажите… Банку? Мало. А это что? Провод? Тоже там нашли?
Толя стал торопливо рассказывать, как мы нашли костёр в овраге, как открыли кладовую ручья, как пришли к убеждению, что жили на острове партизаны, что их было немного, что были они там осенью — в овраге рядом с банкой нашли жёлуди.
— Неужто жёлуди сохранились? Столько лет прошло! — удивился комсомолец. Он внимательно посмотрел на нас. — Но вы не ошиблись, ребята! — сказал он. — Это партизанский остров. Там был наш радист Василий Поздняков. Один. У Василия была рация, и он передавал партизанские донесения на Большую землю. Место это тихое, укрытое. Только два человека знали, что там наша рация, — начальник партизанского отряда и один рыбак. Этот рыбак по ночам выезжал на озеро, будто рыбачил, а на самом деле возил Василию донесения и продукты. Но однажды фашисты напали на партизанский отряд, рыбака убили, начальник был тяжело ранен. Связь с Василием прервалась. А время было горячее. Фашисты готовили наступление, по озеру шли транспорты со снарядами, пушками. Понял Василий: нельзя оставить нашу армию без сведений. Он сам стал вести разведку, прячась в камышах. А ночью передавал на фронт, сколько пароходов прошло, что везут.
Восемь дней он жил на острове. Питался травой, желудями. У него распухли ноги… Да что! Он вам сам всё расскажет. Вот приедет — спросите.
— Как — приедет? Где он? — заволновались мы.
— Поехал в город. Завтра, должно быть, вернётся. Я скажу ему, он придёт к вам в лагерь.
Так мы узнали о человеке, чьи следы мы искали на острове, о мужественном радисте с «пятачка»…
Вот показался и лагерь. Всё ясней видны зелёные берёзки на горе. Красный флаг развевается на высокой мачте. Навстречу нам с горы бегут ребята. Ещё бы! Вернулась экспедиция с необитаемого острова!
Кругом суматоха, смех. Вася выгружает вещи с лодки, и десятки рук по цепочке передают их на берег.
— Осторожно! Осторожно! Самый ценный груз! — кричит Толя.
Над толпой плывёт белая коробка из-под макарон. В ней лежит ржавая консервная банка, кусок провода и старый, совсем тёмный жёлудь.
Твоя Н.
НАД КАМЧАТКОЙ
Ну-ка разверни карту СССР, Ярушка! Иди по ней на самый восток. Видишь полуостров Камчатку? Вот там-то я и побывала.
Путешествовала не только по земле, но и летала над полуостровом. Мы с летчиком-наблюдателем искали косяки сельди. Ты спросишь: как это — искали? Сельдь в воде, а самолёт в воздухе.
Представь себе, сверху хорошо видно то, что происходит в глубине моря. А такой опытный разведчик, как Михаил Андреевич Несин, с которым я летала, не только находит косяки сельди, но и определяет, как глубоко идёт рыба, сколько её. Его не обманут ни тени облаков, скользящие по воде, ни скопища медуз, ни густые заросли водорослей.
Найдёт в океане косяк и даёт знать по радио рыбакам.
— Говорит «Рыба», говорит «Рыба». Слушайте меня! («Рыба» — позывной Михаила Андреевича.) — Он командует с высоты, куда рыбакам идти.
За несколько дней перед нашим вылетом в газете промелькнуло тревожное сообщение: во время
