Вера Новицкая - Безмятежные годы
- A так, тем лучше, теперь, по крайней мере, и солдатик попитается этим самым «свинством» после трудов праведных, - и, комфортабельно усевшись, он принялся уплетать за обе щеки.
- Вот кабы его превосходительство, наш Ананас Ананасович, да бедных юнкеришек накормил хоть бы раз в недельку таким «свинством», потому всякое иное-прочее так дают. Сам-то, верно, частенько вкушает: y них в кухне целый день варят и парят, и пекут, и жарят. Выйдут это они на прогулку со своей благовонной супругой, кругленькие, упитанные, надушенные; моментально наступает благорастворение воздухов, но - горе нам! - y бедных юнкарей изобилия плодов земных не замечается…
- Что, плохо кормят? - осведомился y Володи сам Снежин.
- Богомерзко! Отвратно!
- A y вас? - обращается он к Коле.
- Да как когда. Иногда ешь себе и судьбу прославляешь, но, когда нам возвещают пышное название «бифштекс», мы впадаем в мрачное отчаяние и посылаем барабанщика за чайной колбасой. Внешний вид и размер этого блюда вполне приличны, может быть, оно даже не дурным оказалось бы и на вкус, но, чтобы проверить его вкусовое ощущение, y нас недостаточно внимательно относятся к сервировке. Дело в том, что, дабы одолеть этот, так называемый, бифштекс, необходима еще пара добавочных, запасных челюстей, так как одни свои оказываются бессильными. Конечно, в ресторане это легче, там не все сразу обедают, можно чередоваться, a тут запастись на 250 человек… гм… конечно, разорительно…
Кругом, понятно, хохот.
- A вы бы так сделали, как мы, - предлагает Саша. - Нас тоже иногда прелестями к завтраку угощают. A на гимнастике как напрыгаешься да еще иногда и нашлепаешься, есть хочется!.. Адски, прямо животики подводит, только слюнки глотаешь; в столовую идешь, так уже на ходу заранее облизываешься, а тут вдруг преподносят тебе котлетину да с таким ароматом, что ни за что не проглотишь. Положение, понимаете ли, - бамбуковое! Хлеба за обе щеки напихаешь, в карманы тоже, да что хлеб один? Озлились кадеты и решили эконому-то этому самому в следующий раз «бенефисец» устроить. Долго ждать не пришлось; через несколько дней опять милые котлетки с очаровательным картофельным пюре. Пошушукались, пошушукались, и пошло из первой роты секретное предписание по всему корпусу: каждому свою порцию всю без остатка с тарелок забрать. Ну, что же, котлеты между двумя ломтями прямо в карман сунули, a пюре, кто имел бумажку, так в фунтик положил, a кто нет - в сморкательный платок. Встав из-за стола, сейчас же, благо в это время эконом на кухне торчит и никогда y себя дома не бывает, откомандировали чуть не целый взвод самых ловкачей. Сапоги поснимали, чтобы в другом конце квартиры прислуга чего не услышала, да в коридорчик, который впадает прямехонько в его кабинет. Дверь из него в столовую на ключ, чтобы никто оттуда не вломился. Принесли котлеты да весь пол и вымостили: четыре котлетки, в середине кучка пюре, опять четыре котлетки, в середине кучка пюре - право, даже красиво вышло, в узор, точно паркет в две тени. Зато букет!.. О-охъ! Пока одни укладывали, другие вывеску малевали, которую сейчас же и водрузили над дверью:
AУКЦИОH
значительно подержанных котлет.
Осматривать разрешается ежедневно,
пока не задохнешься.
Вся чистая выручка поступит в пользу благодетеля
Кадетского рода В. Т. Серова.
- Вот, понимаете ли, после обеда, когда эконом наш к себе уходит, - a уже темно, - несколько из нас и юркни за ним следом. Уже в коридоре, слышим, он нюхает, носом шмыгает. Открыл дверь и еще пуще занюхал. Смешно нам - адски! Переступил порог и поскользнулся - в котлету въехал, еще ступил, - слышим, чертыхается. Умора!
- Дверь в столовую откройте! - кричит прислуге.
- Никак невозможно, Василь Тимофеич, потому вы изнутри дверь замкнули.
- И не думал замыкать! - несется разъяренньш возглас.
На его счастье спички в кармане нашлись. Чиркнул, - смотрит: котлета, котлета/ котлета, кучка ; котлета, котлета, котлета, котлета, кучка. Адски злился. Мы думали лопнет.
- Висельники! Арестанты! - неслось по нашему адресу.
- Пока до дверей дошел и ключ повернул, верно, штучек шестьдесят-семьдесят котлет растиснул, такие тутти-фрути на полу получились!.. A жаловаться не пошел: сказать, что котлетную мостовую кадеты устроили? «А почему?» - спросят. Ведь не один, не пять, не десять, все тристашестьдесят. Да, уж поистине в бамбуковое положение влетел.
Ай да кадеты! Надо ж выдумать! Хотя, правда, можно озлиться, ведь несчастным мальчишкам есть хочется.
Напитавшись, согревшись и отдохнув, затеяли всякие игры.
Не обошлось, конечно, и без фантов. На долю Коли Ливинского выпало продекламировать что-нибудь, и он нас положительно уложил от смеха.
- Басня «Осел и Соловей», сказанная немцем, - начал он:
Придет озель з большие уши
И так он скашет золовей:
Я сам шиляет вас послюшай,
Как ви спевает на полей.
И золовей, стидливый птичка,
Закриль гляза и натшиналь,
A Herr озель, с своя привитшка
Повесил уши и слюшаль.
Другой инструмент так не мошно
Играет лютше золовей:
Как он свистает осторошно,
Што прости милию для ушей.
Вот золовей скончаль свой песни
И низко кланяет озлю,
Aber озель, дурак известни,
Так ответшает золовью:
«Ви, господин, спевает милию,
Вас мошно слюшай без тоска,
Aber гораздоб лютше билио
Вам поушиться в петушка»…
Всем ужасно понравилось. Декламировал он с необыкновенным выражением и точь-в-точь как немец. Откуда он эту штучку откопал? Сначала уверял, что не помнит, потом, наконец, признался, что сам переделал. Может и врет? Но если правда, то молодчина. Нет, он вообще славный и мне очень нравится.
После Коли очередь была за Петром Николаевичем; ему на долго выпало быть исповедником. Вот все мы один за другим ходили к нему в кабинет грехи свои трясти. Пошла и Люба. Долго он ее там что-то исповедовал, наконец, видим, выходит она, совсем расстроенная, смущенная, на глазах слезы и садится в сторонку на стул.
- Что случилось? - спрашиваю я.
- Боже мой, Боже, мне так, так жаль его, бедненького! - дрожащим голосом говорит она.
- Да в чем дело? - добиваюсь я.
- Потом, другой раз подробно расскажу, теперь не могу, да вот и он идет.
Действительно, появляется Петр Николаевич, лицо бледное, жалкое, видно, что ему очень тяжело. Вот тебе и раз. Таким образом, этот веселый, даже сумасшедший день завершился таким грустным впечатлением. Бедный Петр Николаевич!.. Но, однако, как мне его ни жаль, но спать хочу!.. Скорей бай-бай, тем более, что сколько я ни сиди, ведь ему-то, бедняжке, от этого не легче. Еще момент и захраплю над дневником.
Глава XV
После праздников - Юлин рыцарь - Любины тревоги.
Вот и промчались праздники вереницей веселых, пестрых дней, пронеслись прежде, чем я успела еще разочек что-нибудь поведать моему другу-дневнику; собственно, он имеет все основания быть недовольным мной, - изменяю я ему все чаще и чаще; да так уж вышло, закрутили меня.
Третьего дня проводили одного солдатика - отправили в Москву Володю, вчера распрощались с Ливинским. Этот, положим, никуда не уехал, он здешний, но говорю «распрощались», потому что вряд ли он больше явит нам свои ясные очи; мамочка его приглашала, даже очень искренно, так как она его любит, но ведь ему-то y нас теперь будет тоска смертная со мной одной, другое дело, когда был Володя и, вообще, вся компания, a я одна - мало заманчивого.
Сегодня уже и в гимназии побывала. Я рада: хоть хорошо было на праздниках, но, я так люблю свою милую гимназию, что всегда довольна вернуться в нее. Учителя и классные дамы все будто пободрели и подобрели, отдохнули за две недели от наших физиономий и потому они им кажутся, вероятно, привлекательнее. По крайней мере, милый Андрей Карлович, встретившись сегодня со мной на лестнице, так приветливо-приветливо закивал своим босеньким посредине арбузиком, и рожица y него была такая ласковая. «Nun, wie gehts? Gut?» (Как поживаете? Хорошо?) - осведомился он.
Даже Дмитрий Николаевич будто бы меньше заморожен. «Клепка» настроена благодушно и, очевидно, забыв, что я ближайшая кандидатка на Владимирку, дружелюбно разговаривала и даже шутила со мной.
Еще до начала уроков ко мне подходит Ира Пыльнева:
- Муся, ты обратила внимание на Юлю Бек? Посмотри, она, как в воду опущенная. Поговори ты с ней, попытай в чем дело. Я боюсь и заговаривать, еще проболтаюсь.
Я утвердительно киваю головой и смотрю в сторону Юли. Действительно, она производит впечатление, точно y нее душа с места съехала, даже щеки бледнее обыкновенного. Бедная, что с ней?.. Ведь, конечно же, не Ирины дурачества на катке тому причиной. На первой же переменке подсаживаюсь к ней.
