Сергей Антонов - Колючий подарок

Юрка развернул газеты. Чего тут только нет! Время тянулось, а ему хотелось, как с обрыва в воду, ринуться в дело и поскорее развязаться с ним.

«И нужно же было Павлику ногу зашибить!» — думал заместитель, слушая, как гудит печка и ровно-ровно дышит Аня.

Через несколько минут в коридоре послышались шаги.

«Начинается», — решил Юрка.

На читку в школе собралось пять человек, в том числе и страшный Николай Николаевич, который, как предупреждал Павлик, задаёт ехидные и трудные вопросы.

Две старухи, бабушка Новикова и Лазарева, в углу возле печки разговаривали о домашних делах, и то и дело слышно было:

— Ага, ага, моя милая. Вот и у меня так.

Они совсем не интересовались Юркой и пришли, как приходили всегда, видно, поговорить, посмотреть на людей, погреться.

Юрка оглядел собравшихся.

— Приступаю, — сказал он, и сердце у него заколотилось. — Прошу соблюдать тишину.

Шум утих, Юрка начал. Статью о международном положении он читал не останавливаясь, боясь оторвать взгляд от газеты: «Вот зададут вопрос, а я не отвечу».

В первый же раз, когда Юрка поднял голову и посмотрел на собравшихся, увидел Павлика, явившегося, видно, позже всех. Всё шло хорошо, даже вопросы оказались несложными. Отвечая на них, Юрка перечёл кое-что из газеты. Но вот поднялся Николай Николаевич:

— Есть вопрос.

«Вот оно!» — промелькнуло у Юрки.

— Есть вопрос.

— Да, — разрешил Юрка. — Говорите.

— Вот насчёт Вьетнама, — начал Николай Николаевич. — Освободительная война, героическая борьба… Всё понятно. А вот какой там, между прочим, главный город?

«Между прочим» и «главный город» были произнесены ехидно. «Подковырка!» — подумал Юрка.

— Столица? — переспросил он, выигрывая время.

— Столица, да, — подтвердил Николай Николаевич.

— Значит, главный город?

— Именно, дорогой! Главный город, или столица…

— Ага… Столица…

Юрка не знал. Мысль его лихорадочно работала: «Сказать, что не знаю? Порыться сейчас в газетах? А если там нет — позору ещё больше! Может быть, просто сказать: „Не знаю“?» Но он молчал.

Лоб его покрылся испариной. Он увидел улыбающееся лицо Павлика; потом улыбка исчезла, и Павлик стал озабоченным, встревоженным…

— Вот тоже, — вдруг сказал Юрка. — Главный город… Столица… Да так каждого профессора можно в галошу посадить. А тут ещё бабушка Новикова с Лазаревой разговаривают. Разве можно в такой обстановке работать? — Взор Юрки засверкал. Он распалялся всё больше и больше. — Что вы там показываете друг другу? О чём разговариваете? Что у вас в руке? Бабушка Новикова, что у вас в руке?!

Новикова встала.

— Чулок, батюшка… Чулок показываю… — И она высоко вверх подняла руку с длинным шёлковым чулком. Все засмеялись, а она продолжала: — Первый раз такой вижу, с какой-то чёрной пяткой… Дочке привезли — вот Лазарихе и принесла показать…

Но последних слов Новиковой в шуме и смехе разобрать уже было нельзя.

Юрка встал:

— Вот видите: чулок. Чёрная пятка какая-то! А я виноват! Разве можно так работать? На этом я заканчиваю, и чтоб в следующий раз у нас была дисциплина. Всё!

Когда слушатели со смехом и шумом разошлись, Николай Николаевич подошёл к Юрке. Павлик же сидел на прежнем месте.

— Главный город Вьетнама, другими словами — столица, называется Ханой. Понятно? — сказал Николай Николаевич. — Ха-ной, запомни.

Он помолчал минутку, всё время смотря на Юрку, который вспотел и был красен как рак, и спросил:

— Будешь ещё в мой сад через забор лазить? А? Будешь? Запомни: Ха-ной! До свиданьица.

И он ушёл.

Юрка, стоявший как окаменелый, вытер пот и опрометью бросился на улицу.

— Баня! — только и сказал он, вдыхая морозный воздух. — У-ух…

Подошёл Павлик.

— Откуда он про сад узнал? — спросил Юрка. — Припомнил… Раз только и слазил. Добро бы десять… Уф, уф! — отдувался он.

— Иди оденься, — сказал Павлик.

— Уф, уф!.. Разве я не одетый?.. Да, не одетый. Сейчас…

Они вернулись в класс. Тут только Юрка спросил:

— Паша, как же ты дошёл? Больно ведь?

— Доехал… — неопределённо ответил Павлик.

— И сможешь до дому дойти?

— Нужно — дойду.

Юрка только головой покачал: вот это человек! И весь разговор нравился Юрке: громких слов нет, а как всё здóрово!

— Да! — вдруг радостно вскрикнул он. — Павлик, знаешь, что я открыл?

— Нет… Что открыл? — заинтересовался Павлик.

— Подземный ход! — провозгласил Юрка. — А что, если он куда-нибудь ведёт? А что, если там какое-нибудь оружие, патроны, скелеты? Этому дому, может быть, триста лет, пятьсот, а?

И Юрка рассказал о том, что он открыл.

Павлик осмотрелся — есть ли кто вокруг? — и тихо, шёпотом, который заставил радостно в предчувствии необыкновенного сжаться Юркино сердце, сказал:

— Подземный ход? — Он задумался и продолжал так же тихо: — Я видел старинный план нашей местности. И там пунктиром какое-то обозначение, кружочек и в кружочке — крест…

— Пунктир, кружочек и крест? Павлик, это тайна! А где этот план? Где ты его видел?

— Когда библиотеку перевозили, среди старых бумаг и книжек… Я хотел его ещё раз посмотреть, но плана уже не было.

— Вот видишь, его уже не было! Его уже не было! — со значением повторил Юрка. — Ну? Вдвоём — и больше никого? Идёт?

— Вдвоём — и больше никого, — согласился Павлик.

Когда поднялись и пошли обратно, стало ясно, что Павлику ходить трудно: он прихрамывал. Боясь, что во второй раз Павлику скоро прийти сюда не удастся, Юрка предложил приступить к делу сейчас же.

Вечер давно уже наступил. Светила луна, и вся земля была в серебряном ярком свете и чёрных густых тенях.

Юрка ни в чём не сомневался. В такой вечер поверишь во что угодно…

Вот и вход. Наверху полукруглая арка — свод из кирпича, внизу ступеньки. Вокруг — никого.

— Ну? — чуть слышно спросил Юрка.

— А… — растерянно прошептал Павлик. — Ничего не видно… Луна не с той стороны.

— Я первый, — сказал Юрка. — Я видел ступеньки. А ты можешь и постоять, а то ногу зашибёшь.

— Я осторожно…

— Ногу зашибёшь, Павлик!

— Да я осторожно!

— Ну ладно.

Юрка кивнул и полез в дыру.

— Ступеньки… Одна… две… три… — услышал его шёпот Павлик. — Пол… Кирпичи…

Отсюда, из темноты, Юрка видел яркие звёзды на небе, фигуру Павлика, освещённого луной.

Павлик стал тоже спускаться.

— Тише! Осторожней! — предупредил его Юрка и даже помог ему стать на пол. — Ну? Зажигаю спичку. — Он чиркнул спичкой.

Взорам ребят предстали полуразрушенные кирпичные своды, выложенный каменными плитами пол и впереди бочка с чем-то белым и груда новых кирпичей.

Ребята переглянулись.

— Ну, Юрка, кажется, здесь будут ремонтировать, — разочарованно сказал Павлик. — Ничего особенного… Всё?

— Всё. Склад, видно, будет…

Они вылезли наружу и молча пошли домой. Уже возле своего села Павлик, что-то вспомнив, сказал:

— Верно, там была церковь… Крестик в кружочке означает церковь. Остался от неё подвал, и подвал хотят ремонтировать. Склад будет, ясно.

Зима…

Дымки́ из труб, запах блинов, звон льда на речке, где катаются ребятишки, иней на берёзах, накатанная, блестящая от полозьев дорога…

Аршинный слой снега на полях. Но целый день стучит в кузнице Артём, и целый день возят к нему бороны, плуги, сеялки. Странно смотреть, как по снегу тащится за трактором поезд из телег. Ремонт! То и дело ходит председатель колхоза в амбары, где хранится посевной фонд: как там зерно? Сам пускает в четырёхугольный вырез в двери чёрную кошку. Сверху зерно не тронуто, сухое, а что, если снизу его жрут мыши?

В клубе Мария Иванова делится своими впечатлениями от поездки в Чехословакию. В клубе тепло, все раздеты, и зал пестрит нарядами девушек и парней.

Юрка, который сидел рядом с Павликом, слушал рассказ Маши, быть может, внимательней всех. «Послали за границу! А! За что? За урожай…» Ведь он, Юрка, видел, как Маша со своими девчатами вывозила удобрения в поле, когда ещё никто не решался этого делать. Помнит, какие книжки стоят у неё в комнате на полке, — в переплётах, с мудрёными названиями. Тогда они показались ему скучными… Юрка стал думать о том, что когда вырастет, то поедет за границу: в Чехословакию… Индию… Германию… Ему тоже хочется посмотреть, как живут люди за границей; пусть и его поуважают там за то, что он советский.

Впрочем, зачем ждать? Долго и совсем неинтересно. Берут же в делегации разных людей — артистов, героев, ну и его пусть возьмут как пионера. Надо же пионера показать. Он бы всем ребятам за границей подарил по звёздочке, оставил бы им свои подписи с закорючками, рассказал бы обо всём, о чём только захотели бы узнать. Нашёл бы там друзей, стал бы переписываться с ними: он письмо — ему письмо, он фотографию — ему фотографию, он газету — ему газету… Только вот как читать и разговаривать? Ну, как-нибудь бы устроился…