Ольга Русанова - Сестры
— Секрет? — удивилась Шура.
Она оставила гостя на попечении Киры и пошла за Лидой. Оглядываясь, нет ли кого поблизости, Лида проговорила:
— У Жени свои дела завелись!
— Почему ты думаешь?
— Да вот исчезла! А она ведь все города переписывала, как будто собралась в кругосветное путешествие…
Шура засмеялась.
— Нет, я серьезно. — Лида сердито затеребила кончик косы. — Она сегодня была какая-то чудная. Встала позже всех. После обеда — сразу в кровать. Два часа проспала. Бужу, бужу, чуть не силой подняла. Все равно весь день зевала. И еще почему-то тетрадку прятала, все какие-то деньги считала…
Подруги подошли к клумбе, на которой густо цвели анютины глазки, резеда, табаки.
— Ерунда, ничего она не затеяла. Ее надо занять чем-нибудь, втянуть в коллектив. Вот и все!
Лида с сомнением посмотрела на Шуру. Нет, здесь что-то не то. Не так это просто… И как ее втянешь, если ее дома нет!
Гости ушли.
Пора было ужинать, и девочки направились к дому. Лида шла позади. Вот сейчас она увидит пустой Женин стул за обеденным столом, встревоженное лицо дежурной Ксении Григорьевны…
Но как только Лида вошла во двор, она увидела Женю, которая уже давно вернулась от Токаревых и сидела на бревнах. Задумавшись, она перебирала какие-то бумажки в своей тетради.
Лида кинулась к подруге:
— Где ты пропадала?
Женя захлопнула тетрадь.
— Да нигде. По делам ходила, — проговорила она, продолжая думать о чем-то своем.
— А почему к нам в сад не пришла? — спросила Лида. — Гостей сколько было!
— Не хотелось.
— Ну, конечно, если не хотелось… — обиженно начала было Лида, но не договорила и убежала в дом.
Женя опять открыла тетрадь. Но тут подошли Шура с Кирой и Алей.
— У меня к тебе дело. — Шура села возле Жени на толстое бревно.
Женя сейчас же захлопнула тетрадь.
— Мы решили устроить мичуринский участок. — Шура показала рукой на угол сада за беседкой. — Вскопаем и посадим смородину, малину. Будем скрещивать, вести опыты…
— А чай с вареньем будем пить? — задорно крикнула Нина, подбегая к бревнам.
Все засмеялись.
— У тебя одно варенье на уме, — сказала Аля.
А Шура продолжала:
— Так вот… Работать начнем сегодня же, вечером. Чтоб побыстрее. Хочешь быть бригадиром?
Женя молча смотрела перед собой. Она думала о том, что уже третью ночь она почти не спит, отсыпается только утром и после ужина. И если еще работать вечерами на мичуринском участке…
— Хорошо… — медленно, все еще раздумывая, протянула она. — Я согласна.
Шура не удержалась:
— Долго решала!
А Женя спокойно ответила:
— Что ж такого… Мне вот Кира поговорки показывала: «Не давши слово — крепись, давши — держись!» Как же не подумать!
Шура смутилась.
После ужина взялись за работу. Женя увлеклась. Любо было смотреть, как ловко она управлялась с лопатой. И даже шутила:
— А ну, кто малинки хочет? Поднажмем!
Девочки старались не отставать от своего бригадира.
Когда начало смеркаться, Шура крикнула:
— На сегодня хватит!
Вдруг из беседки выскочила Нина:
— Женечка, а малина скоро поспеет?
Женя вытерла рукавом потный лоб, бросила лопату и, не взглянув на Нину, побежала в комнаты.
«Нет, с ней что-то творится, подумала Шура. — Лида, пожалуй, права».
В спальнях сегодня дежурила тетя Даша. Она заменяла ночную няню, которая ушла в отпуск.
Поздно ночью тетя Даша мягкой, неслышной походкой, чтобы не разбудить девочек, обходила спальни. Она зашла к старшим. Тихо, все спят.
Возле Жениной кровати тетя Даша остановилась. И чуть не вскрикнула: кровать пуста, Жени нет!
Глава восемнадцатая. Каракули
Тамара Петровна расхворалась не на шутку. Ее знобило, и даже под ватным одеялом в этот жаркий день она никак не могла согреться.
— Про лекарство-то забыли? — раздался веселый голос, и в комнату вошла толстая женщина в белой кофте с засученными рукавами.
Это была соседка Настя. Она развернула порошок, взяла со стула стакан воды и подала больной.
Тамара Петровна выпила и сморщилась:
— Какая гадость!
— Ничего, зато скорей выздоровеете! — сказала Настя, стараясь умерить свой громкий голос. Она ловко взбила подушку, осторожно поправила одеяло. — И больше чтоб у меня не вставать! Доктор не велит!
— Что вы, Настя! Видите, я, как пласт, лежу.
— Беда мне с вами!
Соседка налила в стакан свежую воду из графина, стоявшего на круглом обеденном столе, бесшумно вышла из комнаты. Снова приоткрыла дверь и тихо сказала:
— Если что надо — позовите. А вставать — ни-ни!
И ушла.
Тамара Петровна закрыла глаза. До чего же некстати она заболела! Как там ее девочки? Как Женя? Превозмогая себя, Тамара Петровна поднялась с постели и позвонила в детский дом:
— Как Женя?
Ксения Григорьевна ответила спокойным голосом:
— Вернулась за целый час до ужина… Настроение? Да, пожалуй, сперва была как всегда. Хотела я приласкать ее, но, знаете, она этого не любит… А сейчас в саду… Да, наши мичуринцы копать сегодня начали. Женя работает с таким азартом, бригадой командует. А какая веселая стала — не узнать!
Повеселела? Вот и отлично!
Тамара Петровна положила трубку и сама немного повеселела.
Отпуская девочку к Токаревым, она сказала: «Смотри будь дома к ужину, не подведи меня!» Но она и не сомневалась, что уж теперь Женя не опоздает ни на минуту. Нет, не это беспокоило Тамару Петровну.
Она понимала, что Жене нелегко будет встретиться с матерью убитого лейтенанта. И сейчас, лежа на диване, она думала, как же девочка справилась со своим тяжелым поручением, как пережила эту встречу. Ксения Григорьевна говорит, что Женя развеселилась. А надолго ли хватит этого веселья? Вот ночью останется одна со своими мыслями, со своими воспоминаниями…
И Тамара Петровна беспокойно ворочалась с боку на бок. Все ей казалось неудобным. Диван — узкий, подушка — твердая, как камень, одеяло куда-то сползает…
Круглая желтая луна давно уже смотрела в открытое окно, а Тамара Петровна все никак не могла уснуть. Какой тут сон! Нет, надо сейчас же позвонить тете Даше, пусть она ночью проведает Женю.
Тамара Петровна поднялась. Стараясь не шуметь, в мягких туфлях вышла в коридор. Было очень поздно, и бдительная соседка Настя давно уже спала.
Тамара Петровна набрала номер. Она долго прислушивалась к редким гудкам. К телефону никто не подходил.
«Где же тетя Даша?» — заволновалась Тамара Петровна.
А тетя Даша ничего не слышала. Ей было не до телефона. Она стояла в спальне старших, возле Жениной кровати.
«И куда девочка девалась?» Кастелянша провела рукой по подушке, откинула одеяло — нет Жени! Ах ты беда какая! Платья тоже нет.
Оделась и ушла! Что ж теперь делать-то?
Кастелянша выскочила в коридор и бросилась к парадному.
Дверь, как и полагается, была закрыта на крюк.
Тетя Даша побежала к черному ходу. Но и тут никто не выходил — ключ торчал в замке.
Да, может, она где-нибудь дома?
Тетя Даша обошла все комнаты старших, пионерскую, зал, даже в живой уголок заглянула.
Нигде никого!
В отчаянии кастелянша пошла вниз. Тут она заметила, что дверь библиотеки приоткрыта и из нее пробивается свет. Тетя Даша приникла к щели.
За столом сидела Женя, одетая, причесанная, и медленно водила пером.
«Вот где она… Родным, верно, письмо пишет! При всех-то писать не хочет, нелюдимка… Ну и пускай, не буду ее тревожить!»
А Жене и в самом деле не хотелось, чтобы кто-нибудь ее увидел. Она поднялась с постели, как только девочки уснули. Потихоньку оделась, достала из-под подушки тетрадь с открытками и на цыпочках прошмыгнула в библиотеку.
«Дорогой товарищ председатель сельсовета!..» — начала она письмо в село Залесье, где погибла ее мама. Но буквы получались кривые. Чернила расплылись — она слишком нажимала. А клякс сколько! Нет, такое письмо не пошлешь! Женя смяла бумагу, вырвала из тетради чистый лист и принялась писать заново.
Буквы опять шли вкривь и вкось. Председатель ничего не разберет. Да он такого письма и читать не станет. Вот если бы она умела писать так красиво, как Лида!
Женя испортила и еще несколько листов. Она вспотела, руку ломило. Буквы выходили все хуже и хуже.
Ладно, как получится, так и получится! И она переписала последний раз:
«Дорогой председатель сельсовета!
У вас в лесу потерялась моя сестра Зина 29 ноября 1941 года. Не нашлась ли она? Или вы, может, о ней что-нибудь знаете? У нее есть примета — на правом локте шрамик есть и там песчинка. Она училась ходить и упала и очень ушиблась, и песчинка так и осталась…»
И Жене вспомнилось, как Зина все щупала свой локоток, показывала всем. И верно: потрогаешь его пальцем, а в шраме крохотный-крохотный камешек.
