Михаил Жестев - Приключения маленького тракториста
Пришел он в себя при самых странных обстоятельствах. Трактор из-под него куда-то исчез, а рядом с ним вдруг оказались дядя Иван и дядя Пуд. Уж не двоится ли? Но почему дяди разные? А потом началось совершенно непонятное. Голова его окунулась в бочку с водой. Уф, какая холодная вода! И кто это так больно стиснул ему руки и то опускает в эту бочку, то поднимает из нее? Алешка оглянулся, увидел Сергея Антоновича и сразу протрезвел.
— Холодно мне, — заскулил Алешка.
— Завтра жарко будет, — посулил завуч и еще раз окунул его в воду. — И куда, дубина, заехал! На край поля, к пруду. Жаль, что под кручу не подвело, — одним дураком меньше бы было!
Выгонят или не выгонят?
Утром Алешка проснулся хотя и с головной болью, но совершенно здоровым. Купание в бочке ему не повредило. Он молча застелил койку и, не глядя на товарищей, вышел из комнаты. В коридоре его окликнул дежурный по общежитию:
— Николай Лопатин, срочно к Сергею Антоновичу.
Ну началось! Алешка медленно побрел к завучу. В училище все уже знали о ночном происшествии и уступали Алешке дорогу. Осуждали ли, удивлялись ли, но сторонились. Вот уж верно: «Расступись, Николай Лопатин идет!» Как все обернулось!
Алешка столкнулся с Сергеем Антоновичем в дверях канцелярии. Тот молча прошел мимо. Алешка присел на скамью. В голове одна мысль: выгонят, обязательно выгонят. Куда же теперь деваться? К дяде Ивану — там Колька… Обратно в деревню? Не к кому! Наобещал бабушке три короба. Ненадежный ты человек! А что скажешь Сергею Антоновичу? Училище — это тебе не бабкин дом.
Завуч не появлялся. Уже отзвенел на верху звонок и начались уроки, а его все нет и нет. Но вот кто-то идет по коридору. Дядя Иван. Прошел, покачал головой:
— А еще земляк!..
Сергей Антонович вернулся после второго урока. Присел к столу и спокойно спросил:
— Давно пьешь?
— Первый раз.
— А кто дал водку?
— Достал…
— Сам додумался трактор завести?
— Сам.
— Тогда придется за все самому отвечать. — И, подойдя, постучал согнутым пальцем по Алешкиному лбу: — Не предполагал, что такая башка сделает такую глупость.
Кончились дневные занятия. Алешка еще не знал, как решится его судьба. Выгнали, не выгнали? А если выгонят, — в МТС отошлют или под суд отдадут? Он лежал на койке и ждал, когда его снова позовут в канцелярию. Наконец появился дядя Иван.
— Лопатин здесь?
— Тут, — ответил Алешка, поднимаясь с кровати.
— Собирай вещи — простыню, одеяло, подушку. Все ко мне на склад. — И закрыл за собой дверь.
Выгнали. Не видать ему больше училища. И как бывало искал защиты у бабушки Степаниды, так, всхлипнув по-мальчишечьи, уткнулся в плечо дяди Пуда.
— Что делать думаешь? — спросил Игнат Васильевич.
— Не знаю…
— Если некуда податься, — езжай ко мне.
Алешка молча собирал вещи.
Вместе с ним вышел из комнаты Форсистов.
— Ты, брат, извини… Хотел ради дружбы выпить, а вышло — подвел тебя.
— Чего там!..
Дядя Иван ждал Алешку в кладовке. Алешка развязал узел.
— Одна простыня.
— Простыня — один, — повторил дядя Иван и поставил палочку на небольшом листке бумаги.
— Две наволочки, — вздохнул Алешка.
— Наволочки — два, — отметил дядя Иван.
— Одеяло…
— Одеяло… один.
— Полотенце…
— Все?
Алешка молча снял ремень и расстегнул ворот рубахи.
— Тут переодеваться? — Он присел на лавку и стал снимать сапоги. «Значит, босиком теперь? Неудобно в городе. Эх, зря продал свои!» Алешка снимал с себя гимнастерку, когда в дверях показался Сергей Антонович.
— А ну, обувайся!
— Казенные ведь…
— Ты, пока еще приказа нет, тоже казенный… — И кивнул дяде Ивану. — Зайдите ко мне…
Алешка остался в кладовке. Не то гимнастерку снимать, не то сапоги надевать?
В канцелярии Сергей Антонович говорил коменданту:
— Стало быть, мальчишку мы осудили, выгнали из училища, а сами в сторонке? А ведь если по совести говорить, тут не без нашей вины, товарищ Левшин. У нас не училище, а куча мала. И сорокалетние, и тридцатилетние и семнадцатилетние. А может, и младше есть. Знаю я эти деревенские метрики да командировочные. Этих молодых ребят надо обучать в отдельных школах. Окончил семилетку — пожалуйста, иди в училище механизации. Сколько механиков могли бы мы иметь, если бы этих самых мальчишек годика два в семилетке тракторам обучать, а потом еще два годика — в отдельных училищах механизации! Миллион механиков! И каких механиков! Черт бы побрал этого вашего земляка, но, когда я увидел, как он пьяный ведет машину, я не знал, что больше мне хочется — побить его или расцеловать? Как вел машину, негодяй! Ему штаны спустить да всыпать — согласен! Но выгнать не дам. И вы отступились, Иван Иванович от мальчишки.
— Земляк…
— А что земляк — не человек?
— Неудобно как-то за своих заступаться.
— Чепуха! Что же выходит? Близкому неудобно, а чужому нет дела… Нет, извольте, Иван Иванович, заступиться за земляка.
— Да я не против, я могу… Ясно, жалко парня…
— Ага, жалко, — обрадовался завуч. — Тогда есть к вам одна просьба. Я на свою ответственность оставляю мальчишку. А вы возьмите его к себе. Помните, я отказался поселить его у вас. А теперь сам прошу. Приведите его сюда.
Во дворе Алешку поджидал дядя Пуд.
— Возьми, — сказал он, протягивая сапоги.
— Не надо, Игнат Васильевич.
— В казенных не уедешь…
— А я остаюсь в школе. — Алешка на радостях обхватил дядю Пуда, попытался поднять, но лишь волчком закружился вокруг могучей кряжистой фигуры.
…Когда Колька Лопата увидел дядю Ивана и рядом с ним Алешку с какой-то поклажей, то с трудом удержался, чтобы не дать стрекача из дому. Предал его Алешка, все рассказал. Что мог еще подумать самозванный племянник? Но Алешка был весел, и дядя Иван как будто тоже в хорошем настроении. И через полчаса Колька уже принимал участие в устройстве Алешкиного жилья. Сообща сколачивали топчан и набивали соломой матрац. А потом втроем пировали за самоваром, и дядя Иван подавал ребятам команду:
— Племяши, еще по стаканчику! — И рассказывал: — Знаете, хлопцы, дед мой Левшин какой силы был? Одолжил он как-то соседу возок сена, а получить обратно не может. Не раз говорил, — отдай да отдай, ну а сосед, — подожди да подожди. Разозлился дед и пошел долг требовать. А сосед увидел и спрятался в стожке. Выходит — и долга спросить не с кого. Разозлился дед, опутал стожок веревкой, а в нем пудов восемь, и вместе с хозяином унес.
— А вы тоже сильный? — спросил Алешка.
— Сейчас какая во мне сила! А вот в молодости — Другое дело. Да я сейчас покажу карточку. Снимался, чуть постарше тебя был.
Дядя Иван подошел к комоду и стал перебирать стоящие на нем фотографии.
— Где же это моя карточка? Куда она запропастилась? Алексей, ты не видел ее?
— Нет, — ответил Колька.
— Ну ладно, после найдем. И силен же был тогда. Ни дать, ни взять в деда. Не то, что ты, Алексей. Нет в тебе левшинской силы. И на грудь узок, и сам собой не кряжист.
— Потренируюсь и буду сильный, — сказал Колька.
— Да уж постарайся, не позорь род Левшиных!
После чая дядя Иван ушел на огород к своим грядкам, а Алешка и Колька уселись на крыльце. Некоторое время они молчали, а потом Колька недовольно сказал:
— Жил бы да жил в общежитии…
— Так вышло…
— Ладно, — только ты будь осторожен, — предупредил Колька. — Смотри-ка, — и достал из кармана фотографию. — Та самая, что дядя Иван искал. Чуешь, что за карточка?
— Верно, здоровый был дядя Иван.
— Не в том дело. Ты гляди лучше.
— Гляжу.
— А что видишь?
— Дядю Ивана.
— А ты лучше смотри!
Алешка наклонился к фотографии.
— Теперь пропали мы. Сегодня не узнал, завтра узнает. Долго ли? И как только он до сих пор не догадался?
— Сам не пойму, — пожал плечами Колька. — На тебя взглянешь, сразу видно, — ты родня.
— Все равно будем говорить, — ты племянник, а я нет!
— И больно на лицо вы схожи, — рассматривая Алёшку, продолжал Лопатин, — особенно носами. Нос курносый. На одного рос, семерым достался…
— Не болтай!..
— А что дашь, чтобы, дядя Иван не узнал тебя? Дрова за меня колоть будешь?
— Буду.
— А воду таскать?
— Ладно, и воду буду. Только ты скажи, — что сделаешь?
— Заговорю глаза дяде Ивану, — хитро подмигнул Колька.
— Да ну тебя! — отмахнулся Алешка.
— Ну ладно, — смилостивился Колька, — будем вместе и дрова колоть и воду носить. А знаешь, почему дяде Ивану трудно тебя узнать? Человек сам себя хуже всего видит. А другим вас не сравнить: дядя Иван старый, а ты молодой.
