Елизавета Кондрашова - Дети Солнцевых
Варя поспешно закрыла ей рот рукой.
— Не кричи! — сказала она, нахмурив брови. — Может! Ей-Богу.
— Ва-аря! Зачем божиться? — сказала укоризненно, покачав головой, Катя. — Помнишь, что папа всегда говорил? Уж забыла? Ай-яй-яй!
— Папа говорил, что божатся только лгуны, — произнесла скороговоркой, склонив голову набок и глядя в глаза сестры, Варя. — Но это не… Я говорю правду! — поправилась она.
— Скоро ты? Солнцева! — крикнула Бунина, дошедшая уже до двери. — Тебя что, за руку прикажешь водить? — добавила она, остановившись и пропустив Варю вперед…
Между тем Краснова выздоровела и вышла из лазарета. Надю Вязнину, хотя уже оправившуюся, доктор не решался выпустить до наступления теплой погоды, и девочки, оставаясь целый месяц вместе, подружились просто и искренне, но не так, как в день первого знакомства предлагала Кате Надя.
Катя просматривала и заучивала уроки по книгам и тетрадям Нади, читала длинные письма ее подруг, аккуратно каждый день присылаемые. Надя пользовалась сластями, которыми Александра Семеновна щедро наделяла Катю и Варю, и обе девочки нередко целыми вечерами рассказывали друг другу о своей жизни, встречах, впечатлениях, радостях и печалях. Нередко уже в постели какая-нибудь из них досказывала начатую вечером сказку или содержание прочитанной когда-нибудь повести. Катя читала гораздо больше и умела особенно хорошо рассказывать. Надя заслушивалась ее и решила, что новая подруга «ужасно умна», о чем и написала в класс.
Наступила пятая неделя спокойной, однообразной жизни девочек. В один из вечеров, когда они собирались по обыкновению ложиться спать, в комнату поспешно вошла лазаретная девушка и, открывая одну из свободных постелей, сказала вполголоса:
— К вам Зарьину сейчас принесут, ногу сломала. Ложитесь скорее!
Действительно, через несколько минут принесли маленькую бледненькую девочку лет десяти, с забинтованной ногой и заплаканными голубыми глазами. Ее уложили в постель. Мадам Фрон посмотрела, крепко ли держится бинт, и, посоветовав ей лежать спокойно и постараться скорее уснуть, вышла.
— Здравствуй, Наташа! — произнесла вполголоса Надя Вязнина (уже лежавшая в постели), как только синее платье мадам Фрон скрылось за дверью.
Девочка, повернув голову в сторону Кати, радостно ответила на приветствие.
— Тебя как угoраздило ногу сломать?
— Я не сломала, только вывихнула немножко. Оступилась в умывальной, не знаю как, на ровном месте… — ответила девочка.
— Так тебя ненадо-о-о-лго к нам… — протянула Надя. — Жаль!
— А вы соскучились здесь? — спросила девочка, улыбаясь. — По вас уж там, в вашем классе, многие скучают, — добавила она.
— Не знаешь, что у нас нового? — спросила Надя.
— Да ничего, кажется. По крайней мере ничего не слышно.
— А что у вас поделывает новенькая?
— Варя Солнцева!? — спросила девочка, и лицо ее просияло улыбкой. — Воюет с Буниной, — сказала она и, смеясь, махнула рукой.
— Как воюет, за что?
— Да за все. У них война началась с самого первого дня и идет до сих пор. Бунина бесится, придирается, а Варя дразнит ее…
— Не может быть! — произнесла с недоверием Надя. — Неужели Бунина свяжется с такой маленькой?
— И еще как! — сказала утвердительно девочка. — Она непременно поставит ее в число mauvais sujets [71], попомните, мои слова. Хотя теперь еще она не смеет этого сделать.
Девочка с уверенностью мотнула головой.
— Мадам Адлер ее очень любит, — пояснила она.
— А в классе ее любят?
— Большинство — да. Она такая веселая, такая хорошенькая и добрая. А Нюта, Леля и Верочка, то есть обожательницы Буниной, — так себе. Впрочем, их не поймешь! По крайней мере на глазах Буниной они делают Варе «фи».
Наташа скорчила губами гримасу.
— Неужели и Нюта, и Верочка обожают Бунину? — спросила с удивлением Надя.
— Еще бы! Да ведь они себе на уме. Бунина страшная кусочница, и если б они ее не обожали, неизвестно, были бы они первыми, — протянула Наташа последнюю фразу нараспев. — Знаете, во вторник Леля не выучила и не переписала ст и х и. Так Бунина ей только «NB [72]» карандашом поставила. А я не дописала всего двух строчек и все знала назубок, а она вкатила мне единицу!
— Отчего же ты тоже не обожаешь ее? — спросила Надя.
— Я? — Девочка сделала серьезное лицо и, помолчав немного, ответила. — У меня ведь никого нет здесь, и мне ничего не приносят. Что проку от моего обожания?
— Скажите, пожалуйста, — вмешалась Катя, все время внимательно слушавшая разговор девочек. — Как это они обожают ее?
Девочка с удивлением посмотрела на Катю и ничего не ответила, но ее взгляд ясно говорил: «А вы откуда явились, что не знаете такой простой, всем известной вещи?»
Надя поспешила на выручку подруге.
— Это Катя Солнцева, сестра вашей Вари, — сказала она и добавила с гордостью: — Мой друг.
Наташа всмотрелась в лицо Кати.
— Я знала, что вы в лазарете, — сказала она. — Варя рассказывала. Как жаль, что вы заболели! Если бы вы были в классе, Бунина не посмела бы так преследовать вашу сестру.
— За что же она ее преследует? — спросила с беспокойством Катя, сев на постели.
— Как это за что? — удивилась Наташа. — Да разве Варя сама вам не рассказывала?
— Нет! — Катя сделала отрицательный знак головой.
— Это на нее похоже! — Наташа засмеялась. — Мы ей давно говорим, чтобы она пожаловалась мадам Адлер, а она только смеется и говорит, что она сама отучит Бунину злиться.
— Как? — вскрикнули обе девочки разом.
— Эта Варя ужасно смешная! — просияла Наташа. — Бунина придерется к ней за что-нибудь, так Варя ей непременно сейчас же насолит. Вот в понедельник на этой неделе…
Наташа звонко и весело засмеялась.
— Тише! — зашикали на нее обе слушательницы.
Наташа, смеясь, съежилась и замахала руками. Через минуту она продолжала, понизив голос:
— Ваша сестра больше всего любит картошку, супа она никогда не ест, кашу так себе, а картошку ужасно любит. Бунина подметила это, и в понедельник… Нашему маленькому классу, — пояснила Наташа, — дают по четыре картошки… В понедельник, когда их раздали за ужином, Варя, с наслаждением говоря о том, какую вкусную тюрю она сделает, начала чистить первую. Тут подошла Бунина, очень спокойно протянула руку к ее тарелке, взяла две самые лучшие, самые большие картошки и сказала…
Наташа заговорила медленно, отчетливо передразнивая Бунину:
— «Ты слишком мала, чтобы съесть такую порцию, тебе довольно и половины»… Варя ничего, промолчала. Правда, ей тотчас положили на колени три, вместо двух, которые утащила Бунина. А во вторник сидим мы за первым уроком, был Петров. Бунина поставила свой стул возле первой скамейки, рядом с Варей. Тоже из злобы, только для того, чтобы никто не мог подсказать Варе задачу. Сидим. Бунина снимает и надевает свой башмак. Это ее всегдашняя привычка. Шлеп да шлеп подошвой об пол. Вдруг отворяется дверь и входит мадам Адлер. Варя видит, что Бунина покраснела до ушей, и слышит, как она шуршит по полу, ищет ногой свой башмак. Варя посмотрела одним глазком — башмак лежит у задней ножки стула, почти у скамейки. Она тихонько спустила ногу, зацепила его носком, осторожно подтащила его под скамейку и отшвырнула его так далеко, как только могла, а сама сидит, как ни в чем ни бывало. Мы все молчим, ни гу-гу… С первой скамейки его отбросили под вторую. Мадам Адлер прошла благополучно, ничего не заметила, но мы просмеялись потом весь урок. Вот была потеха! Когда мадам Адлер ушла, Бунина нагнулась, посмотрела под стул — нет башмака. Она, думая, что никто ничего не заметил, подняла голову, посмотрела на нас — мы сидим смирно. Она бросила на пол свой носовой платок, будто уронила, нагнулась, чтобы его поднять, а сама ищет глазами — нет башмака. Она сделала большущие глаза и посидела смирно. Потом встала, осторожно, чтобы не было видно ее ноги в чулке, маленькими шажками, как связанная, подошла к окну, будто для того, чтобы штору поправить, а сама, как заяц, посмотрела по сторонам — нет! Мы сидим, ни живы ни мертвы, боимся смотреть друг на друга, чтобы не фыркнуть. А башмак — все дальше и дальше, и к концу урока он очутился у последней скамейки. Хотина подняла его и спрятала к себе в пюпитр, под тетради, потом забросила его куда-то. Бунина никак не могла понять, куда провалился ее башмак, так и до сих пор не знает. После урока она ходила, искала везде, по всему классу, заглядывала под все скамейки и, наконец, ушла за другой парой. А сегодня, — продолжала так же весело Наташа, — идем мы к обеду, Варя рассказывает Нюте, что вчера Краснопольская показывала ей свой альбом, и говорит: «Какая у нее на первой страничке хорошенькая картинка!» Варя говорила это по-французски, и это истинная правда, — добавила серьезно Наташа, — все слышали. И под картинкой, говорит, так красиво подписано, Краснопольская сказала, что это о ее покойных родителях:
