Анника Тор - Маяк и звезды
Сможет ли она оставить маму и Эрика? Но ведь скоро она станет совсем взрослой и в любом случае начнет самостоятельную жизнь. Если она уедет сейчас, это просто произойдет немного раньше, и все.
Бленда поставила на плиту котел с водой и постирала с ароматным мылом грязные простыни. Она попросила Эрика помочь их выжать, убедившись прежде, что он вымыл руки.
Развешивая белье, она заметила, что ветер усилился. Он вырывал простыни из рук, и когда Бленда наконец прицепила их к веревке прищепками, они взлетели и затрепетали, как паруса во время шторма. Пока Бленда одолевала короткий путь до дома, порывы ветра сбивали ее с ног и путали волосы.
«Давай, дуй! — думала она. — Уноси все старое и нехорошее! Вдохни сюда новую жизнь!»
Но когда она взглянула на море и увидела, как волны с брызгами разбиваются о подводные камни, ей все же стало немного страшно. Выдержит ли лодка смотрителя такой шторм? Как мама и Нурдстен вернутся на маяк?
Эрик бегал по острову с воздушным змеем, которого сам смастерил из бумажного пакета, тонких палочек и длинной веревки. Он был счастлив. Бленда ничего не сказала ему об усиливающемся ветре.
Она вошла в кухню и открыла кладовку. Там лежали картошка и сельдь, их обычная трапеза здесь на острове — точно так же, как дома, в Хаге. Бленда заблуждалась, когда думала, что здесь они каждый день будут есть колбасу и тушеную говядину. Смотритель Нурдстен не допускал расточительства.
В глубине стоял коричневый бумажный пакет. Бленда знала, что в нем хранятся яйца: она сама бережно несла их с причала на прошлой неделе, когда смотритель вернулся с покупками из города.
В пакете лежало шесть белых яиц, Бленда заглянула в него, потрогала нежную скорлупу. Недолго думая, она взяла два яйца в одну руку, кувшин с молоком — в другую. Нашла в шкафчике муку, сахар и кусочек масла. Приготовить тесто для блинов было проще простого.
Когда Эрик вошел в кухню, она уже нажарила целую стопку. Первый блин сморщился в клейкий комок, второй порвался, когда она его переворачивала, но потом дело пошло гораздо лучше.
Эрик застыл на пороге и принюхался.
— Ты жаришь блины?
— Как видишь, — ответила Бленда и ловко перевернула последний блин.
— А нам разрешили?
Бленда подскочила к нему с лопаткой в руке.
— Сегодня я тут командую. Сегодня я ire собираюсь ни у кого спрашивать разрешения. Ясно? Тащи варенье!
* * *Увидев, что затеяла Бленда, Эрик пришел в ужас. Блины! Блины ели только по особым случаям. На дни рожденья. Пасху и Первое мая. Но Бленда так уверенно заявила, что никого спрашивать не надо, что Эрик не стал спорить. К тому же, блины — это так вкусно.
И все же он чувствовал себя воришкой, когда подставил табурет, залез на него и снял с верхней полки банку варенья. За столом он быстро забыл об этом неприятном чувстве и набросился на угощение: черпая из банки мерцающее красное варенье, он намазывал один блин за другим и запихивал в рот.
Эрик украдкой наблюдал за сестрой и не узнавал ее. С тех пор, как они приехали на остров, она стала молчаливой и раздражительной. Дома, в Хаге, она чаще всего была веселой, но такой, как сегодня, он ее еще не видел никогда. Дерзкой, полной какой-то необузданной радости, которая передавалась и Эрику, заставляя его хохотать без причины. Бленда не спрашивала, над чем он смеется, а просто смеялась вместе с ним.
Вот бы всегда так! Каждый день есть блины и вместе смеяться!
После еды Эрик предложил помыть посуду. Он был довольный и добрый, и ему очень хотелось сделать Бленде приятное. Но Бленда просто рассмеялась и отправила его на улицу играть.
— У тебя же сегодня нет урока, — сказала она. — Никаких тебе фьордов и дат. Воспользуйся случаем — делай, что хочешь!
Эрик вышел на улицу, захватив на крыльце змея. Змей был красивый, с хвостом из полосок газетной бумаги. На коричневом листе Эрик нарисовал два глаза. Он забрался повыше и пустил змея против ветра. Еще недавно он летал так хорошо, теперь же его швыряло ветром из стороны в сторону. Змей беспокойно метался и дергался на веревке, и Эрику едва хватало сил удержать его. Вдруг змей резко нырнул вниз и исчез где-то среди скал. Эрик бросился за ним, но внезапно увидел Моссе, который стоял и щурился на него своими черными глазами. Моссе открыл клюв, словно хотел что-то сказать, и звук, который он издал, был нежнее, чем его обычный крик.
Позабыв о змее, Эрик опустился на корточки перед красивой серо-белой птицей. У Моссе уже появилось взрослое оперение. Крыло, которое раньше волочилось по земле, он мягко прижимал к телу. Только в одном месте перья росли не очень густо, и если бы не это, трудно было бы определить, куда попал выстрел, прогремевший этим летом.
— Моссе, — сказал Эрик. — Мне кажется, ты очень умный. Я думаю, ты понимаешь, что произошло вчера. Правда?
Птица склонила голову на бок и мигнула. Эрику показалось, что Моссе кивает ему, словно хочет ответить «да». Он протянул руку и осторожно погладил чайку по спине.
— Тебя никто не обидит, — сказал он. — Я обещаю.
* * *После полудня ветер совсем разбушевался. Он рвал и трепал простыни и хлестал Бленду по лицу, когда она снимала белье с веревки. Потом, уже сидя дома, несмотря на закрытые двери и окна, Бленда слышала мощный, ни на секунду не прекращающийся гул.
Время от времени она подходила к окну. Смотрела на помутившееся, клокочущее море, но не видела ничего, что напоминало бы лодку. Для полной уверенности она поднялась на чердак и выглянула сверху, но лодки так и не обнаружила.
Когда она вернулась в кухню, Эрик уже был там. Он пришел не один: в руках он держал свою чайку.
— Моссе будет жить в доме?
Эрик поднял глаза.
— Ты сказала, что сегодня я могу делать, что хочу. На улице сильный ветер, и я хочу, чтобы Моссе остался дома.
Бленда чуть было не сказала, что чайки переносят ветер куда лучше, чем люди, но промолчала, решив, что это неважно.
— Только вынеси его, прежде чем мама и… этот… вернутся. И смотри, чтобы он не нагадил на пол.
— Бленда, — сказал Эрик. — Думаешь, они могут вернуться в шторм? Ведь сейчас шторм, правда?
Прежняя Бленда хотела было сказать, что никакого шторма нет, и они, разумеется, скоро вернутся, но новая Бленда ее одернула. Да, Эрик младше ее, и она за него в ответе, но это не значит, что ему надо врать.
— Не знаю, — сказала она. — Ветер очень сильный. Я не знаю, выдержит ли лодка такое волнение.
Эрик вздохнул.
— Ты думаешь, лодка пойдет ко дну? Мама и дядя Карл утонут?
Нет, Бленда была уверена, что дядя Карл знает все о море и ветре.
— Не волнуйся, они не утонут. Они не станут выходить из Гётеборга в непогоду, они подождут, пока шторм не утихнет.
— А если он не утихнет до завтра? Или до послезавтра?
— Тогда мы будем ждать. Ничего страшного, еды у нас хватит.
— А маяк?
— Что маяк?
— Его надо зажечь до наступления темноты. А утром погасить.
— В таком случае мы его зажжем, а потом погасим. Ты же был наверху и знаешь, как это делается?
Эрик как-то неуверенно посмотрел на нее и начал грызть ноготь на большом пальце.
— Они наверняка вернутся к вечеру, — поспешила сказать Бленда. — Не стоит волноваться раньше времени, легче от этого не станет.
Несколько раз в течение последующих часов они спускались к мосткам и высматривали лодку. Ветер трепал их одежду и волосы, они слышали грохот волн, разбивавшихся о скалы и поднимавших в воздух целые каскады пены. Мелкие брызги, как дождь, летели им в лицо. Над материком сгущалась тьма.
Чайка беспокойно прыгала по кухне и всякий раз, когда они выходили на улицу, следовала за ними. Но потом она не захотела вернуться, и Эрик устроил ей под крыльцом гнездо из старого оцинкованного корыта. Там птица успокоилась, и Бленда была счастлива, что ее не придется держать в доме.
В последний раз, когда они возвращались с мостков, небо на западе было странного серо-желтого цвета, а прямо над морем, как перепуганные крысы, неслись обрывки облаков.
— Придется нам самим зажечь маяк, — сказала Бленда. — Иди вперед, я схожу за ключом.
Она заметила беспокойство в глазах брата и быстро добавила:
— Я помогу тебе, Эрик. Вместе у нас все получится.
* * *Эрик шел по тропинке, пригибаясь под порывами яростного ветра и закрывая лицо рукой. Они тащили из сарая жестяную канистру с керосином. Канистра была тяжелая, и металлическая ручка врезалась в ладонь. Сквозь пальцы Эрик видел маяк, темной и грозной башней возвышающийся на фоне неба. Он слышал, как сзади, держась за вторую ручку канистры, пыхтит Бленда — ей тоже было тяжело.
Отойди, — задыхаясь, сказала она, когда они добрались до маяка и прислонились к железной двери. — Я отопру замок.
