Чувства добрые - Ямиль Мустафиевич Мустафин
— Хорошо спи, капитана? — добродушно спросил он лейтенанта, держа на тощих руках разом пятерых крепких малышей.
— Плохо, Лю, — ответил офицер и, присев на корточки, поманил бритоголового, с пучком волос на макушке, как у запорожца, мальца.
Маленький «запорожец» понимающе улыбнулся — черные глаза пропали в щелках припухших век, и он, как медвежонок, заковылял к соседу. Потом обнял лейтенанта за шею и начал увлеченно перебирать блестящие пуговицы с якорьками.
— Зачем плохо спи? — снова спросил старик. — Голова боли? Нехорошо.
— Нет, Лю, крысы все…
— Ай-я-я! — вскочил старик.
Внуки посыпались было, как семечки из перезревшего подсолнуха, но каким-то чудом успели зацепиться за плечи, за шею, а двое повисли на руках.
— Крысы шибко плохо.
— Плохо, Лю.
Вдруг Лю задумался и, цокнув языком, сказал возбужденно:
— Моя, капитана, выручай тебя, кис-кис маленький давай. Шибко злой. Вырастет большой — хороший будет.
Вечером старик принес крохотного, невзрачного котенка.
— Хороший кис-кис. Злой. Теперь твоя крыса убегай, — улыбаясь всеми морщинками лица, сказал Лю и погладил котенка, который тут же завалился на бок и, ощерившись, начал отбиваться передней лапой.
Зеленый ромбик в зрачках округлился, покраснел, глаза стали раскосыми.
— О-о! Шибко хороший кис-кис, — еще раз сказал старик и, все еще улыбаясь, вышел.
Котенок страшился всего. Когда к нему подходили, прилипал к полу, серая, в желтых разводьях некрасивая шерсть дыбилась, тупые ушки прижимались к головке, и он начинал шипеть с присвистом, как змея.
— Зачем, старик, принес такого дикаря? — спросила хозяйка после неудачных попыток приручить котенка. — Разве справится такой малыш с крысами?
Котенок уже сутки не ел: ни колбасы, ни курятины, ни мясного бульона. Он изредка лакал воду из блюдца и, когда в комнате никого не было, жалобно мяукал. Но стоило ему увидеть хозяев, он тотчас переставал плакать и забивался под кровать или за ящик.
— Какой самостоятельный! Гордец! И не пожалей-то его! — улыбалась женщина. — Что будем делать? Может, он больной?
Вечером лейтенант ушел дежурить на корабль. Хозяйка осталась одна. Котенок всю ночь пищал в соседней комнате и не давал уснуть.
Утром, возвращаясь со службы, лейтенант зашел к Лю и рассказал ему, что котенок ничего не ест.
— Ай-я-я! — захлопал себя по тощим бедрам старик и закачал головой. — Мой забыл. Бедный кис-кис! Корми его сырой мясо, сырой яйца. Мама его живи сопка, камень. Ай-я-я! Нехорошо моя делай, забывай. Он, маленький, кушай хочет, просить не умей…
— Дикий, что ли, он? — спросил лейтенант.
— Дикий-дикий! Шибко злой! Расти шибко сильный.
Дома лейтенант рассказал жене, что котенок дикий. Жена посмотрела настороженно на котенка, самозабвенно лакавшего сырое яйцо, и спросила:
— Оставим, что ли?
— Конечно, куда же его…
С этого дня котенка стали называть Дикаркой.
Была Дикарка не по возрасту серьезной, не гонялась за бумагами, как все котята, не висела на занавесках, скатертях, а передвигалась всегда бесшумно, крадучись. Солнечных зайчиков, за которыми с удовольствием охотились ее сверстники, Дикарка презирала. Ласки она не терпела, и, когда хозяйка брала ее на руки, Дикарка сжималась, как пружина, и начинала недовольно махать длиннющим хвостом, прядала ушами. Тогда женщина спускала ее на пол и спрашивала:
— Ну что тебе?
Кошка только отряхивалась и неслышно уходила в другую комнату.
Пробовала хозяйка брать Дикарку на постель, зная, что все кошки мира любят тепло. Однако котенок при удобном случае моментально покидал мягкое ложе. За такое упрямство и суровость хозяйка быстро охладела к Дикарке и даже перестала замечать ее.
Вот хозяин совсем другой. Он не мнет ее, как какую-нибудь тряпку. Но стоит ей подойти к нему и потереться боком о его ноги, он тут же наклоняется и говорит: «Ну что, соскучилась?» — проведет медленно сильной ладонью по спине, отчего хвост задрожит, а глаза сами закрываются.
Дикарке еще нравилось лежать на коленях у хозяина, когда он писал за столом. Распластав длинное гибкое тело, Дикарка могла часами лежать неподвижно. Она успевала вздремнуть; при этом видела все, что делает хозяин. Они не мешали друг другу. Если же хозяин начинал гладить Дикарку, она чуть-чуть высовывала розовый язычок и шипела с присвистом, под рыжевато-бурой шерстью проступали желваки.
— Ну ладно. Забылся, — говорил хозяин и убирал руку.
Жена спрашивала:
— Почему Дикарка любит тебя?
— Мы просто не навязываемся друг другу.
— Нет, она тебе навязывает свое, а ты все равно держишь ее на коленях. — В голосе жены слышалось недовольство.
Когда начинался такой разговор между супругами, Дикарка невесомо спрыгивала на пол и, печальная, уходила в другую комнату.
— Любит она тебя, — серьезно говорила жена.
Когда лейтенанта не было дома, Дикарка скучала, подолгу крутилась у двери, надеясь услышать знакомые шаги, ходила по комнате как тень.
Встречала же хозяина сдержанно. Радость ее выдавало только то, что она чаще прикладывалась к блюдцу с водой и, задрав хвост, как бы мимоходом, терлась о ногу хозяина. Дикарка не мурлыкала, как другие кошки. Она вся дрожала, как под током. Она не могла дождаться, когда хозяин снимет одежду, пахнущую морем, умоется и сядет за стол.
— Ты что же это все вокруг да около, а ко мне не идешь? — спросит хозяин.
И только тогда Дикарка вспрыгнет ему на колени.
Однажды к молодоженам зашел старый Лю. Держась за его шаровары, настороженно выглядывали два внука.
— Как живет, капитана? Крыса больше нету? Убегай? Кис-кис живи? Расти большой? — быстро-быстро спрашивал старик и тут же сам себе отвечал: — Хорошо живи. Кис-кис большой расти. Крысы убегай. Хорошо!
— Спасибо, Лю. Крыс действительно теперь нет. А Дикарка выросла.
Она лежала, растянувшись, в углу, как маленькая тигрица. Однако стоило малышам приблизиться к лейтенанту, как Дикарка зашипела и сердито забила хвостом по полу. Ребятишки отпрянули и спрятались за Лю.
— Кис-кис хороший! Любит капитана шибко, — обрадовался старик. — Твоя тоже любит?
— Конечно, — засмеялся лейтенант. — Как же иначе? А если нет — чепуха какая-то получится. Эксплуатация.
Однажды вечером кошка впервые вышла на улицу. Она растерянно потопталась на камнях, то выпуская, то пряча когти, принюхиваясь к незнакомым запахам. И вдруг огромными прыжками помчалась на сопку.
— Дикарка! Дикарка! — позвал хозяин.
— Неужели она не вернется? — спросила жена.
— Не знаю. Ведь дикая. Посмотрим…
Женщина ушла домой, а муж еще долго стоял и звал Дикарку.
Солнце уже наполовину затонуло в море, раскалив у горизонта воду, скалистые сопки дыхнули жаром, зазвенели цикады, заквакали приглушенно в расщелинах лягушки.
Ночь наступила сразу, точно задернули над землей гигантскую штору, расписанную звездами.
Человек сидел на теплой каменной ступеньке и терпеливо ждал Дикарку. Уже несколько раз звала домой жена, а он все не уходил.
Кошачьими глазами
