Дитя лесов - Эли Берте
Несмотря на столь большие различия в расах, языках и обычаях, обитатели Нового Дронтгейма жили мирно.
На самой отдаленной окраине колонии, то есть в двух-трех милях[4] от укрепления, находилось изолированное поселение, более просторное и роскошное, чем все остальные, и казавшееся по сравнению с ними настоящим чудом. Оно живописно располагалось на природной террасе, на возвышенности, что примыкала к вулканической горной системе острова. Благодаря этому поселение могло не бояться «чумного» тумана, что возникал на Суматре каждое утро от соседства с морем и висел в воздухе по нескольку часов до восхода могучего солнца; по всей вероятности, этот туман и был причиной нездорового климата острова.
Всю террасу занимали постройки, дорожки и сады. С тех сторон, где террасу не защищали неприступные скалы, ее окружали крепкие заборы из дерева и железа, а алоэ и другие колючие кусты вокруг придавали ей окончательно неприступный вид.
Прямо напротив цветущей аллеи стоял дом хозяина, построенный в элегантном китайском стиле. Вопреки местным обычаям, этот дом имел два этажа, но так как он был деревянный, обложенный подражающей мрамору штукатуркой, секрет которой знают одни китайцы, то подземные колебания были ему не страшны. Пышные кокосовые деревья распускались зеленым веером над его крышей, а над всем фасадом тянулась веранда — наружная галерея, украшенная цветами и вьющимися растениями. С высоты этой веранды можно было не только наблюдать за слугами во дворе и за работниками на соседнем поле, но и любоваться живописными видами на равнину, лес, реку и горы, на дома Нового Дронтгейма, на крепость, рейд и, наконец, на океан, необъятная голубая ширь которого вдали сливалась с небом.
Вокруг главного здания стояли хижины, где жили слуги, и большие сараи, где готовили еду, хранили перец, рис и другие местные продукты. Хижины были самой разной формы, сообразно с национальными вкусами людей, которые в них обитали. В круглых шалашах, похожих на ульи, жили по двое или трое черных невольников, которые несли домашнюю службу. Малайцы, назначенные пастухами к буйволам и козам, ютились в бамбуковых шалашах, поднятых над землей по местному обычаю. А китайские земледельцы уходили по вечерам в свои кирпичные дома, очень опрятно выкрашенные снаружи, но не слишком аккуратные внутри.
По этому поселку можно было судить почти обо всех различиях между национальностями, но ничто не составляло более резкого контраста с остальными его жителями, чем поместье и его хозяева.
Главой семейства и тогдашним владельцем имения был молодой европеец, высокий, хорошо сложенный, сильный, казавшийся настолько же умным, насколько представительным и красивым было его лицо. Звали его Ричард Пальме. Его жене, изящной красавице Елизавете Пальме, англичанке с белокурыми волосами и розовыми щечками, было около двадцати восьми лет. По достоинству ее манер и любезности разговора можно было безошибочно определить в ней женщину, рожденную в высших кругах общества.
У Елизаветы и Ричарда был восьмилетний сын, звали его Эдуард. Еще в доме жили госпожа Сиррей, сестра Ричарда, и Анна Сиррей, ее дочь. Госпожа Сиррей была вдовой знатного чиновника, убитого в схватке с индусами. Одинокая, с маленьким ребенком на руках, она искала покровительства у брата, и он приютил у себя мать и дочь, окружив их заботой, какой они заслуживали.
Госпожа Сиррей исполняла в этом поместье обязанности экономки, тщательно следя за расходованием денежных средств и заботясь об общем благе.
Сама же Елизавета была погружена в заботы о воспитании Эдуарда и Анны. В то время как Ричард распоряжался работами на дворе и полях, она, при помощи нескольких книг, имевшихся в домашней библиотеке, старалась дать сыну и племяннице необходимые знания. Десятилетняя Анна имела мягкий характер, быстро соображала и легко усваивала все уроки своей тетушки. Эдуард же, напротив, не делал особых успехов, чем сильно огорчал мать. Он не очень любил учиться. Ему гораздо больше нравилось бегать по деревне, лазать по скалам, упражняться в стрельбе из лука и ходить вместе с рабочими-китайцами или малайцами на плантации. Анна пыталась пробудить в Эдуарде интерес к учебе, но, хотя мальчик очень любил свою сестру, попытки эти были тщетны. Он всегда обещал исправиться, но вскоре забывал эти обещания.
* * *
Стоял сентябрь. В это время года на Суматре дуют очень сильные ветра.
В день начала нашей истории небо, обычно столь ясное, было затянуто густыми облаками. Но жара тем не менее стояла несносная, и все жители острова страшно от нее страдали.
Ричард Пальме, в широкополой соломенной шляпе, нанковой[5] куртке и панталонах, стоял на веранде своего дома с подзорной трубой в руках, внимательно наблюдая за черной точкой, показавшейся вдали на море. Сбоку от него на высоком тростниковом стуле, обернутая газовой вуалью для защиты от москитов, сидела Елизавета. Она казалась слабой и утомленной.
На другом конце веранды на складном стуле с учебником в руках сидела маленькая Анна Сиррей. Она была в белом платье, как и ее тетя, и также носила газовую вуаль от москитов. Порой, раздвигая эту докучливую материю, девочка открывала солнцу свое милое лицо и шею, и легкий ветер, дующий с моря, играл шелковистыми кольцами ее волос.
Анна склонилась над книжкой, и губы ее шевелились, как будто она учила урок. Однако девочка выглядела рассеянной — по какой-то причине она не могла учиться с обычным прилежанием. Иногда Анна смотрела на тетю Елизавету, но чаще все-таки девочка глядела на аллею, раскинувшуюся перед домом. Она явно ожидала кого-то, но этот кто-то все не приходил.
Наконец Ричард Пальме сложил свою подзорную трубу и сказал:
— Корабль под голландским флагом огибает остров Ронд… Конечно, он из тех, что приезжают из Батавии к нам в этот сезон, чтобы нагрузиться пряностями. Не позже чем через час он будет на якорной стоянке, и мы услышим новости.
— Разве нам нужны эти новости теперь, когда мы окончательно порвали связь со светом? — смеясь, ответила Елизавета. — Главное, Ричард, позаботься о том, чтобы продать свой урожай капитану корабля, идущего в порт. И не думай о том, что происходит на той стороне земного шара.
Ричард снова открыл подзорную трубу и начал смотреть вдаль.
Между тем маленькая Анна не могла совладать с охватившей ее тревогой. Рассеянность девочки не позволяла ей сосредоточиться на книге, которую она держала в руке. Обдумывая, как лучше задать свой вопрос,
