Константин Курбатов - Будильник

- Здравствуй, Сергуня.

Во, уже научилась у Лешки! Я ей хотел ответить, да постеснялся. В гостях все же.

Напротив дивана стоял мамин шкаф, в углу — сервант, на письменном столе — лампа. Наша с Вовкой законная лампа, за которую я получил от папы подзатыльник с разъяснением: «Не жадничай». А я разве жадничал? Просто обидно, потому что несправедливо. Он инженер и может сам купить себе любую лампу.

Посредине комнаты лежал большущий толстый ковер с цветами и зелеными закорючками.

Лешка сказал:

- Галюнин папа подарил. Снимай ботиночки, а то испачкаешь.

- Как? - растерялся я.

- На свадьбу подарил, — похвастался Лешка.

Я ему про Фому, а он про Ерему. Но пускай бы мне лучше ноги поотрубали, чем ботинки снимать. И не потому, что носки заштопанные, а просто от обиды. Мне очень хотелось заорать на Лешку и кое про что ему напомнить. Но я не заорал. Я сел при входе в угол, как швейцар. Сел и спрятал под стул ботинки.

— Как, Сергуня, делишки в школе? — спросил Лешка. — Двоечек не нахватал?

Галюня лежала и читала.

Я сказал, что мне пора, и ушел.

И с тех пор больше к ним не хожу.

Не тянет.

Лешка, между прочим, тоже к нам не часто заглядывает. И если приходит, то все по делу.

Тут пришел как-то и сидит. А я точно знаю: что-нибудь ему да нужно. Но он сидит, молчит и смотрит телевизор. Даже странно. Я тоже смотрю, и мама. Вовка в институте (он днем работает, а вечером учится), папа еще с завода не вернулся, Таня с Иринкой уроки делают.

Вот сидим мы и молчим. По телевизору показывают кино про бригаду коммунистического труда с Кировского завода. В комнате темно, и поэтому в сон клонит.

Я сижу и кручу на пальце цепочку с собачьей медалью. Я ее у Петьки на две старинные монеты выменял. А Петька ее на улице нашел. Наверное, какая-нибудь ученая собака потеряла. Медаль здоровая. Вот я ее и кручу от скуки.

Вдруг Лешка говорит:

— Мамуня, тебе будильник не нужен?

— Какой будильник, Лешенька? — спрашивает мама,

— А вот.

Лешка вытащил картонную коробочку, достал из нее будильник и к телевизору протянул, чтобы видно было.

— Смотри, какой красивый.

Будильник действительно ничего, особенно в темноте. Так весь и блестит от синего света.

— Возьмешь? Это все из-за Галюни. Предупреждал ее: ничего без меня не покупай. Но она купила. И я в тот же день купил. Теперь у нас два будильника. А в магазин обратно не берут.

— Спасибо, Лешенька, — сказала мама. — Оставь. Я давно собиралась купить будильник, а то Иринку утром в школу не поднимешь.

Я сижу себе и кручу медаль. Мне что? Мне будильник не нужен. Я и без него отлично вскакиваю.

Лешка приложил будильник к руке, рядом с часами, которые ему мама подарила, и говорит:

- Ходит точнёхонько, минутки и минутку.

- Хорошо, - сказала мама и поцеловала Лешку в висок. — Оставь.

Лешка ее тоже поцеловал и говорит:

- Он, мамуня, пять сорок стоит.

Мама не ответила.

А Лешка поставил будильник на телевизор и поднялся.

- Ты с деньгами, мамуня, не спеши, — сказал Лешка, - потом, когда будут.

У меня даже медаль остановилась. Я почувствовал, что сейчас размахнусь и садану Лешке собачьей медалью прямо по башке. Пробить, может, и не пробью, а шишку наварю порядочную.

Я не успел ему садануть. Я, наверное, растерялся. А может, он слишком быстро ушел.

Мы сидели и смотрели телевизор. Про коммунистическую бригаду. Медаль крутилась у меня на пальце, как бешеная.

Вдруг будильник как зазвенит! Мама вздрогнула и очнулась. Нажала кнопку, чтобы он замолчал, и вздохнула.

— Отцу ничего не говори, — попросила она. — Не нужно. Пять рублей все равно не деньги. Выкроим...

На другой день я потихоньку сунул будильник в карман и поехал на Васильевский остров. Я продумал все, что выложу своему родному братцу. Я целых пять уроков готовил речь. Я сидел в классе лучше любого отличника.

Меня даже вызывать не стали. Подумали, наверное, что заболел.

В кармане на груди торопливо стучал будильник. Он так спешил, словно отстукивал последние минуты. Но я совсем не собирался швырять будильником в Лешкину голову. Зачем портить хорошую вещь?

Я уже поднимался по Лешкиной лестнице и вдруг остановился. У меня мелькнула идея. Совершенно сногсшибательная. Я повернул обратно.

Во дворе длинными полосами лежали синие тени. Весеннее солнце начисто высушило асфальт. Земля тоже уже подсохла и была утрамбованной и чистой. От нее пахло, как на даче из бабушкиного погреба.

Немножечко грязи я разыскал в углу двора под щепками. Но грязь плохо прилипала к ботинкам. Пока я дошел до парадной, она вся отвалилась. На асфальте не оставалось никаких следов.

И тут я вспомнил, что рядом есть порт. А в порту замечательная грязь, которая не просыхает даже в самое жаркое лето. Я отправился в порт.

В узком коридоре между огромными штабелями ящиков смолисто поблескивали лужи. В них всеми цветами радуги сияли керосиновые пятна. Я прошелся по радуге. Густая грязь чавкала и тянулась с подметок липкими сосульками.

Но на обратном пути я стал замечать, что мои следы постепенно слабеют. Вскоре они пропали совсем.

Тогда я опять повернул в порт. Я разыскал кусок толя и наскреб в него солидную порцию замечательной грязи. Толь не сворачивался. Пришлось нести его, как совок. И мне было наплевать, что прохожие смотрят на меня, как на чокнутого.

На Лешкиной площадке я положил толь в угол, потоптался в грязи и решительно позвонил. Сердце стучало наперегонки с будильником.

— Сергуня, милый, заходи, — обрадовался Лешка. — Какой ты молодец, что заглянул. Я сейчас, только руки сполосну. Галюня, посмотри, кто к нам!

Он пошел в ванную. А я прямиком в комнату. Галюня лежала и читала. Мне даже показалось, что она и не вставала с тех пор. Она мне кивнула. Я храбро затопал прямо через шикарный ковер с цветками и зелеными закорючками.

Мои ботинки впивались в закорючки и еще немного повертывались на носках. Будильник я поставил на стол, рядом с моей и Вовкиной законной лампой.

Я успел выскочить в прихожую. Из ванной появился Лешка. Он расчесывал волосы.

— Ну что, Сергуня? — спросил он.

— Милый Лешуня, — сказал я, — ты сегодня отлично выглядишь. Ты у нас молодцом. Мама просила передать, что будильник ей не нужен. Можешь, родной, кушать его сам, с маслом или вообще, как пожелаешь.

Лешка ошалело хлопал глазами. Рука с расческой так и застыла у него на голове.

Я вылетел на лестницу. В спину ударил крик:

— Какой ужас, Леша! Иди сюда, Леша!

Прыгая через три ступеньки, я помчался вниз. Я совсем забыл о своей речи, которую готовил целых пять уроков.