Екатерина Боронина - Огнам рамат
Саша осторожно погладил незнакомку. Овчарка в знак одобрения шевельнула ушами. Саша погладил еще раз. Овчарка вильнула хвостом. Дружба налаживалась.
С таким псом не стыдно гулять по улице — не дворняжка. Пусть кто-нибудь тронет его. Собака им задаст! Все будут завидовать… Даже Соболев. Конечно, Петька позавидует. Подумаешь — был на границе! И никаких шпионов Петька не поймал. Наврал, наверно… А собаки-то у него нет!
Мечты Саши о том, как он с помощью овчарки завоюет Соболева, были прерваны звонком в передней.
Сегодня отец и мать, вопреки обыкновению, не опоздали к обеду. Они всегда были заняты. Особенно отец — известный ленинградский хирург. Отца Саша не видал иногда по два-три дня. Обыкновенно Саша уже спал, когда отец возвращался домой. Мать Саши, Софья Ильинична, врач-рентгенолог, уезжала с передвижной рентгеноустановкой в длительные командировки на далекий Север лечить больных. Вместе они проводили время только летом на даче.
За обедом тайна собаки открылась. Два дня тому назад ее купил завхоз института, где работал отец Саши. Купил ее для научных опытов. Собаку продала какая-то женщина за двадцать пять рублей. Она сказала, что хозяин собаки, старый пенсионер, умер и ее некуда деть.
Сергей Дмитриевич решил, что такого породистого пса жалко брать для опытов.
— Хочу подарить моему ассистенту. Он давно мечтает приобрести овчарку.
— Оставь ее! — с отчаянием в голосе упрашивал Саша.
— Нет, нет! — твердил отец. — Филимоновне некогда возиться с собакой. Кто будет гулять с ней? Собака, не игрушка. До обеда ты в школе.
Мать поддержала отца.
Помощь пришла неожиданно. За Сашу вступилась Филимоновна, ненавистница собак.
— Вы, Софья Ильинична, с Сергеем Дмитриевичем весь день пропадаете. А мальчик один остается. Вы бы его пожалели. Ему вроде как товарищ будет.
— Хорош товарищ! — засмеялся Сергей Дмитриевич.
После обеда отец все же согласился:
— Ну, так и быть. Пусть остается.
Нужно было придумать кличку собаке. Как ее зовут — завхоз института забыл спросить у женщины.
4
Расчеты Саши оказались правильными. Петя сдался перед собакой. Как только Саша послал на одном из уроков записку: «У меня есть овчарка. Приходи ко мне. Нужно дать ей имя», — Петя немедленно ответил: «Приду, как пообедаю». Соблазн был слишком велик, чтобы продолжать «не обращать внимания» на Василевского.
Не обращал же внимания на него Петя не случайно.
Василевский показался ему гордым и себе на уме. В первый же день появления Саши в классе Петя заметил, что девчонки шушукаются насчет «хорошенькой» внешности новичка и его «умного лица». В перешептываниях Петя, во-первых, усмотрел намек на свою собственную внешность, слишком обыкновенную, а во-вторых, заподозрил неповинного Сашу в желании «воображать себя умнее Аристотеля».
После разговора у больничного сада Петя изменил мнение о Василевском. Ему польстило, что Саша так доверчиво развесил уши. Неожиданное приглашение в гости окончательно разбито Петино недовольство. К тому же — настоящая овчарка!..
В шесть часов он был у Саши.
Первые минуты Петя, смущаясь перед Сашиным отцом, чувствовал себя неловко. Он то и дело одергивал рубашку и старался говорить как можно ученее, то есть, вместо того, чтобы сказать: «Какая породистая собака», он говорил: «В конституции собаки есть все признаки породы». Наконец, Сергей Дмитриевич не выдержал столь ученой беседы и предложил заняться подысканием клички для овчарки.
Но найти кличку оказалось нелегко. На память приходили самые скучные имена: Кадо, Полкан, Трезор, Амур. Выход из затруднения нашел Петя: взять книжку, открыть на любой странице, ткнуть пальцем в какую-нибудь строчку и назвать собаку по одному из слов этой строки.
Сергей Дмитриевич достал с полки книгу.
— Какая страница?
— Тридцать третья.
— Какая строка сверху?
— Пятая.
В строке было написано: «рам. Причем они думали, что им придется заниматься также…»
Ни одного имени существительного! Ничего не вышло…
— Нет, вышло! — закричал Петя. — Рам!
«Рам» — был перенос с предыдущей строки от слова «офицерам».
Предложение было встречено с восторгом всеми, кроме самой крестницы. Она упорно отказывалась признавать новое имя.
Внезапно «крестины» были прерваны телефонным звонком. Профессора вызывали на консультацию. Экстренный случай. Обязательно требуется его присутствие.
— Ничего не поделаешь, — развел руками Сергей Дмитриевич. — Такая у меня специальность.
Филимоновна ворчала:
— Покоя не дают. Режь да режь… Будто сам не человек.
После ухода Сергея Дмитриевича разговор переключился на хирургические темы.
— А твой папа может новый нос пришить, если на войне отрубят? — спросил Петя.
— Он не только нос сделать может, а даже горло.
— Ну, не ври! — недоверчиво заметил Петя.
— Я-то вру! Вот папа придет, так сам у него спроси.
Петя был потрясен.
— Ты, Сашка, тоже хирургом будешь!
— Ни за что на свете! Я крови боюсь. Лучше кем-нибудь другим буду. А ты кем?
— Я? Я военным хочу быть. Летчиком или пограничником. Собаку себе заведу. Такую, как Рам.
— Интересно, — одобрил Саша. — Петя, а у тебя папа есть?
Петя вдруг покраснел, как рак.
— Нету. Он умер.
— А кто он был?
Застигнутый врасплох вопросом, Петя собрался было ответить так, как он отвечал всем в классе: «Он был штурман дальнего плавания», но, взглянув на Сашу, он передумал. Слишком пытливы были Сашины глаза.
— Дай честное слово, что никому не скажешь?
— Честное! — поспешно ответил Саша.
— Никому? — шопотом переспросил Петя и оглянулся на дверь.
— Говорю же — никому…
Петя помолчал. Заметно было, как он пересиливает себя. Потом тихо сказал:
— Он был растратчик…
Спеша и недоговаривая от волнения слова, Петя рассказал правду о своем отце.
Отец его был шофер. Он часто катал Петю на машине. Потом отец стал заведывающим гаражом. С тех пор все и началось.
Однажды зимой за ним пришли два милиционера и увели его. Больше Петя не видел отца. Он растратил казенные деньги. Когда отец отбыл наказание, он умер. Мать сказала, что он попал под поезд…
Открыв свою тайну, Петя почувствовал, как тяжесть свалилась у него с сердца. Эта тайна мучила его несколько лет. Мучила с тех самых пор, как девчонка на дворе, разозлившись на Петю, крикнула: «Вор вора видит издалека».
Мальчики молчали.
— Петя, хочешь, я почитаю тебе мои стихи? — смущенно спросил, наконец. Саша. Он должен был отплатить за откровенность.
Стихи были тайной Саши. Он писал их уже года два, но стыдился кому-нибудь говорить об этом. Особенно трудно было открыться Пете. Еще утром, когда на уроке русского языка учительница прочла «Выхожу один я на дорогу», Петя спросил у Саши: «Нравится эта мура?» — «Ничего себе», — с нарочитой развязностью ответил Саша и перевел разговор на другую тему.
И все же желание отплатить Пете доверием оказалось сильнее смущения. К тому же он мог выиграть в глазах нового товарища своим талантом.
Саша вытащил из кармана куртки записную книжку в красном переплете, видно, недавно купленную, подсел к лампе и прочел негромко, но отчетливо:
МореЛюблю, когда море бушуетИ бьется о креп кий гранит,Когда оно дико ликуетИ злобно и глухо шумит.Когда сетью тонкой сплетаясь,Блестящие брызги висят.На солнце «гнем загораясь,Над бездною гордо парят.Люблю также звуки прибоя,Он песней чарует меня,Не знает он счастья покоя,Как счастья не ведаю я.
— Я их летом в Крыму написал…
— Да ты ловко пишешь! Совсем как Пушкин!
— До Пушкина мне далеко, — скромно возразил поэт.
— А ты про войну пишешь?
— Нет. Пока не выходит.
— Жалко. Я бы в стенной газете напечатал. Я ведь ответственный редактор. Хочешь, напечатаю?
— Да что ты? — испугался Саша. — Ни за что в жизни. Папа, и тот не знает. Я и так боюсь, как бы кто не подсмотрел…
— Не хочешь — не надо. Я как рыба буду молчать.
Петя вплотную пододвинулся к Саше и шепнул:
— А я знаю одну штуку…
Часа два мальчики сидели, склонившись над красной записной книжкой. Они таинственно переговаривались и что-то писали в ней. Потом Саша вырвал из книжки три первых страницы и сжег и печке.
Пробило девять.
— Слушай, а ты немецкий выучил?
— Немецкий! — Петя хлопнул себя по лбу.
— Завтра Анна Федоровна тебя опять спрашивать будет.
Петя сморщил веснушчатый, курносый нос и точно таким же голосом, как Анна Федоровна, сказал:
— Соболев! Проспрягай глагол haben. Ну, я пойду зубрить, — заторопился он. — Завтра будем Рама обучать.
