Радий Погодин - Красные лошади (сборник)

Г

Р

И

Г

О

Р

И

Й

!

!

!

— Пошёл! — крикнул Аполлон Мухолов. — Больше гордости! Больше гордости! Тянитесь и устремляйтесь.

Гришка потянулся и устремился — и не заметил, что пальцы его босых ног перестали касаться земли.

Он летел низко. Шею сводило, глаза выпучились. Не вздохнуть.

— Свободнее! — поучал воробей. — Больше самоуверенности!

Гриша чуть не заплакал. От этого полёта, кроме неловкости и непосильного напряжения, он ничего не почувствовал, наверное, потому, что никогда не думал о счастье, просто жил как живётся.

Было стыдно. В висках стучало. В ушах звенело.

Сквозь эти болезненные ощущения услыхал Гришка испуганный Аполлонов голос:

— Спасайтесь!

Стал Гришка на землю и оказался перед мальчишкой — очень крепким и очень насупленным. В руках у мальчишки рогатка, в зубах — соломинка жёваная. Отдышавшись немного, Гришка сказал:

— Тяжело летать, неловко. И всё-таки удивительно.

— Кто летает, кто на голове ходит, кто как выпячивается. Ничего удивительного. — Мальчишка прищурил глаза, похожие на отточенное железо, перекусил соломинку жёваную и выплюнул. — Я своё ненужное удивление променял на серьёзное дело. Твоему дядя Феде. Я ему удивление — он мне удар без промаха. У каждого своё счастье.

— Бессовестная ложь! — закричал Аполлон Мухолов откуда-то со стороны. — Не бывает злодейского счастья. Злодейская удача бывает, а также злодейские хищные радости. Но злодейского счастья не может быть никогда. Григорий, обратите внимание, перед вами злодей, Пестряков Валерий.

Пестряков Валерий растянул рогатку от плеча до плеча.

— Глупый ты, Аполлошка. Удар без промаха в широком смысле. Я теперь отличником буду, чемпионом по боксу, гроссмейстером. А выучусь командиром, как товарищ Гуляев. — Пестряков Валерий улыбнулся сильной улыбкой. — Не понимает взаимной выгоды Аполлошка. А ещё образованный. Я с этой осени в первый класс пойду. Он бы мне в форточку по учёбе подсказывал, я бы ему за это муравьиных яиц, льняного семени, гречневой каши — дружба! Святой союз! Как говорится, за добро добром.

— Демагогия! — суетливо выкрикнул образованный воробей.

Пестряков Валерий, не целясь, попал из рогатки в ромашку, прямо в жёлтую сердцевину.

— Аполлошка, быть тебе без хвоста.

Гришка хотел сказать: «Это нехорошо. Птиц нужно беречь и охранять!» но заробел. И услыхал зов:

— Григорий, сейчас же явись. Пулей лети!

Гришка приподнялся на цыпочки и полетел, оглохший от напряжения.

— От скромности я не умру, — заявил дядя Федя. — Я умру от ран!

— Ваши раны уже давно зажили.

— Я умру от свежей раны, которую ты мне нанёс! Скажи, пожалуйста, кто тебя учит летать?

— Аполлон.

— Вот она, рана! Тебя учит полёту самовлюблённый болтун Аполлошка. Что он тебе наболтал?

— Счастье — это полёт.

Дядя Федя засопел возмущённо.

— Глупости. Счастье — дело тяжёлое.

Вдруг дядя Федя исчез, но тут же появился возле колодца.

— Я, по-твоему, вывороченное дерево? Замшелая коряжина? — Дядя Федя снова исчез и возник у сарая. — Меня ты списал со счетов? Учишься полёту гордому. Но сумеешь ли ты перейти речку вброд?

— Переплыть можно…

— Если камни и бурный поток? Пахнет илом и порохом. Ты идёшь, а тебя опрокидывает, швыряет на камни теменем. — Дядя Федя всё это изобразил в движениях, напоследок сделал сальто-мортале и сказал отдуваясь: — Главное тут — не хрустеть.

И тогда послышался голос:

— Федька, тебе, что ли, делать нечего в твоём возрасте?

Калитку отворил пожилой человек в белой шляпе, с жёлтым кожаным чемоданом в руке.

— Пашка! — обрадовался дядя Федя. — А я удивляюсь, чего это ты не едешь. Я уже заскучал, тебя ожидая. — Дядя Федя ринулся к своему гостю.

Они принялись обниматься. Шляпа у гостя сползла на глаза. Незрячий, он наткнулся на Гришку.

— Это Григорий, он у меня внук, — объяснил дядя Федя.

— Какой ещё внук? У тебя и детей никогда не было… Федька, сознавайся: ты от меня что-то скрыл.

— Как детей не было? Серёжку помнишь? У нас в отряде был сын полка. Дядя Федя приподнял Гришкину голову за подбородок. — Полюбуйся, это сын нашего сына полка Серёжки. Значит, он внук полка. А полк в данную минуту кто?

— Мы с тобой полк, — ответил гость, удивляясь. — Выходит, мы с тобой, Федька, деды.

Они стали плечом к плечу, старые седые солдаты, и спросили:

— Внук, внук, чем нас порадуешь?

Гришка от волнения носом шумнул — что Гришка сказать мог в ответ? А ничего пока.

— Обсыхай быстрее, — велел ему дядя Федя. — Пашка — мой лучший старинный друг. Мы с ним гражданскую вместе прошли, на заводе вместе работали, в Отечественную войну в отряде партизанского командира товарища Гуляева тоже вместе сражались. Пашка теперь академик. Академики не то что мы, моряки, — они на пенсию не уходят. Не стесняйся, называй его дядя Павел… Пашка, пойдём чай пить с дороги.

— Караси есть? — спросил академик Пашка.

— Вот такие, как поросята, — ответил его товарищ, заслуженный пенсионер Федька.

— Васька не появлялся?

— Эх, Васька, Васька… — Дядя Федя повёл своего старинного друга в избу, ласково подталкивая и приговаривая: — Седой ты как лунь, но крепкий…

Гришка хотел с ними пойти чай пить, но передумал: товарищам, которые давно не видались, наедине поговорить нужно, у них вопросов друг к другу много.

Гришка в деревню пошёл. Туда, где строится новый кирпичный дом с газом. Посмотреть, на сколько он за день вырос.

Возле дома сидели на брёвнах двое дошкольников — Пестряков Валерий и девочка Лиза в розовом платье. Оба постарше Гришки, оба собираются нынешней осенью в первый класс. Больше никого возле нового дома не было вечер уже, строители отдыхать отправились.

Пестряков Валерий и девочка Лиза сидели рядом, но друг перед другом гордые. Гришка понял: у них спор происходит, кто в первом классе будет отличником.

— Я, — говорила девочка Лиза.

— Это ещё посмотрим, — говорил Пестряков Валерий.

Они молча говорили, только одним своим видом. А вид у девочки Лизы был такой, словно её поставили на трибуну и показывают всему народу — вот наша лучшая ученица, потрясающая отличница Лиза.

Чтобы не мешать им, Гришка сзади зашёл. Сел потихоньку за их спинами. Сидит Гришка, любуется новым домом. Дом уже на четыре этажа вырос.

— Давай сказки рассказывать. У кого лучше, — сказала вдруг девочка Лиза. Не выдержала молчаливого спора.

Пестряков Валерий поднялся, руку вперёд вынес.

— Давай. — И объявил: — Бой на Калиновом мосту!

— Нет, — отклонила девочка Лиза. — Это сказка уже давно сочинённая. Ты свою сочини.

— Ладно, — согласился Пестряков Валерий. — Но смотри, Лизка, если моя сказка твою победит, чтоб без обиды. Я тебя знаю. Начинай первая.

Девочка Лиза, вздыхая на разные лады и поджимая губы в нужных местах, рассказала сказку следующего содержания:

Однажды вечером, когда солнце садилось и уже остался гореть над землёй только самый краешек, оторвался от него солнечный зайчик — не захотел возвращаться домой.

Решил солнечный зайчик: «Поживу-ка я на земле. Побуду в этом красивом доме, вот как в нём чисто и всё в цветах». Прилепился солнечный зайчик на занавеску и сидит себе. Солнце совсем скрылось за лесом. Солнечный зайчик с занавески на люстру перепрыгнул. С люстры на вазу — развлекается один.

В этой комнате девочка была больная, с температурой.

«Ночь уже, а солнечный зайчик всё скачет, как странно», — удивилась девочка, лёжа в постели.

Девочка смотрела, смотрела на солнечного зайчика и уснула. И зайчику стало скучно. Вдруг стало ему холодно. Он на печку прилепился, а печка летом не топленная. На букет прыгнул — цветы тоже холодные, третьего дня срезанные. Скакал солнечный зайчик, скакал — сила у него уже на исходе. На потолок прыгнул. Подумал: «Может, с потолка солнышко увижу», — да не удержался на потолке и упал. Прямо девочке на щёку. А девочка ведь больная была, жар у неё был высокий. Согрелся солнечный зайчик на девочкиной щеке и уснул.

Утром солнышко встало. Озабоченное очень. Думает солнышко: «Наверно, пропал озорной солнечный зайчик, остыл и помер». Глядь, а он вот где, на щеке у больной девочки. Бросились к солнечному зайчику быстрые солнечные лучи. Подхватили его, подбросили, шевелят-теребят. Нашёлся! Как выжил?

А девочка повернулась на другой бок, вздохнула сладко и проснулась здоровая.

— Ерундовая сказка, — сказал Пестряков Валерий. — Ты зачем больную девочку сочинила?

— Для переживания. Ясно же… — Девочка Лиза тихонько всхлипнула.