Канни Мёллер - Я - Янис
Она пошла за лимонадом, тут бы мне и сбежать. Хотя вышло бы глупо: пить-то хотелось ужасно.
И что вы думаете! Она вернулась с одной банкой.
— Пожалуйста! — старуха протянула ее мне.
Я пила, а она все сосала карамельку.
— А вы? — спросила я, когда на дне остался один глоток.
— Ну, если ты точно больше не хочешь… — не успела я ответить, как она схватила банку.
Тогда-то я и поняла, что денег у нее мало. Тогда почему она на меня тратилась?
Она тщательно протерла край банки: сначала рукой, потом платочком с розами. А потом одним махом допила лимонад.
— Пойду поищу воды, — сказала она и облизнула пересохшие губы. Жди меня здесь, хорошо? Я на минутку.
2. О бабочках в животе
Скоро она вернулась с призовой вазой, полной воды. Я тоже немножко отхлебнула. Голубой медведь исчез. Наверное, старушке он надоел, а может, она поняла, что я не в восторге от голубых медведей. Вскоре я увидела маленькую девочку, которая тащила с собой такого же.
Мы вместе пошли в тоннель привидений и на ковер-самолет. Потом я три раза прокатилась на американских горках, а старушка стояла и смотрела.
Сама она кататься не хотела, но за меня платила! Понимаете? Три раза! Зачем? Просто по доброте или хотела чего-то?
Как здорово, когда ты на самом верху! Когда вагончики уже взобрались на крутой подъем и подъезжают к пропасти. Медленно-медленно, так что весь город видно. Шпили церквей, небо и стаю ворон, которые роются в урнах.
А среди ворон — Зак. Адидас ухватил его за куртку и явно собирается вмазать. Что ж, Заку не впервой.
Но ему удалось вырваться, и оба скрылись за качелями «Викинг». Может, они просто в шутку боролись, откуда мне знать.
Я-то обрадовалась, что не придется смотреть, как его бьют. Мне от этого тоже как бы больно, от одного вида.
И вот мы подъехали к пропасти, и в животе защекотало. Все вверх тормашками, а в голове ни единой мысли. Желудок подлетает прямо к горлу, только и держись, чтобы не стошнило.
Сколько же можно лететь вниз?
Сколько нужно лететь вниз, чтобы попасть в низ?
Я вернулась, шатаясь из стороны в сторону.
— А теперь ты, наверное, хочешь на «Свободный полет»?
— Нет, спасибо, — отказалась я, еле сдержав тошноту. Бабочки в животе еще не успокоились.
— Ты почему такая бледная? — спросила она, наклонившись ко мне.
— Мне, наверное, домой надо, — даже подумать страшно, что будет, если меня стошнит. Прямо здесь.
— Но у нас же самое интересное осталось. Гвоздь программы.
— Мне надо домой… — я и подумать не успела, что это за гвоздь программы.
Она взяла меня за руку и потащила к автодрому. Я, конечно, могла вырваться, но было как-то жаль. Не каждый день тебя бесплатно катают в Грёнан!
Очередь оказалась длиннющая. Старушка чуть не лопнула от нетерпения. Похоже, автодром и впрямь был для нее гвоздем программы.
А я радовалась, что очередь — желудок тем временем успокоился.
— Обожаю машинки, — сказала старушка. — Но только быстрые. С полным приводом. Пусть даже дорога извилистая и скользкая.
— Ясно.
Мне даже думать не хотелось, каково оказаться с ней на такой дорожке.
— Ты когда-нибудь ездила на машине в Альпах? — спросила она.
— Нет, — мне и не хотелось.
— Нет ничего лучше! — продолжала она взахлеб. — Как будто летаешь!
Наверное, в эту минуту карамелька попала не в то горло. Никогда еще я не слышала такого кашля.
— Постучи по спине! — прохрипела она, и я стала стучать. Довольно сильно, чтобы кашель прошел. И тут я снова увидела Зака и Адидаса. Они шли мимо автодрома и, кажется, все еще ругались. Я спряталась за старушкину спину. Не заметили!
— Подержи, пожалуйста, мою шляпу, — она принялась рыться в сумочке. Позор, конечно, стоять с таким хламом в руках. Я спрятала шляпу за спину, надеясь, что в ней не водится мерзких насекомых.
Когда подошла наша очередь, живот уже успокоился. Риск нулевой.
Старушка направилась прямиком к красному автомобилю с самого края. Потом вдруг передумала и бросилась к желтому, в который садилась маленькая девочка с папой.
— Это моя машинка! — крикнула старушка и втиснулась за руль. Папа с девочкой испугались.
— Но мы первые подошли… — жалобно сказала девочка.
— Первые, первые… — передразнила старушка. — Зато я старше!
Она поджала ноги и уткнулась подбородком в колени. Тогда я заметила, какая она высокая. Прямо каланча в пальто. Старуха нетерпеливо ткнула в меня пальцем:
— Давай, садись побыстрее! И держись крепче!
Значит, она решила, что я буду сидеть рядом, а она вести!
Разочарование на вкус — как остатки теплого лимонада в банке из мусорной урны. Вдобавок ко всему, она стянула шляпу и бросила мне на колени. Пришлось сидеть и держать старую уродливую шляпу с гнилым птичьим пером! Старуха поджала губы и наклонилась вперед, как гонщик.
— Ты готова? — причмокнула она.
Я пожала плечами и вздохнула. Если бы не Зак и Адидас, я бы, наверное, давно сбежала. Они стояли у ограды автодрома, и я изо всех сил старалась спрятаться за старухиной спиной. Но спасения не было. Брат уставился прямо на меня. И Адидас пялился. И оба смеялись, как идиоты. В конце концов, все стали смотреть на нас.
И тогда машинки рванули вперед.
Старуха закусила губу и старательно вела машину среди остальных. Нас ловко подрезал ярко-зеленый автомобильчик: папа и дочка отомстили за то, что старуха выгнала их из машины.
— Идиоты! — взревела старуха. — А если бы все водили, как вы?
Никогда раньше я не видела, чтобы человек так веселился. Если другой автомобиль подъезжал слишком близко, она грозила кулаком, сердито перекатывая карамельку во рту. Весь Грёна Лунд глазел на нас. Глаза у Зака чуть не выкатились из орбит. Адидас вопил и скакал, как мяч. Чуть не обсмеялся, наверное.
Когда гонка закончилась, мне хотелось только одного — исчезнуть, пропасть без следа. Но для начала мне пришлось вытаскивать старуху из автомобильчика — колени застряли.
— Еще один разочек? — ныла она, и мне пришлось объяснять ей, что в таком случае придется снова встать в очередь.
— Нет, мы просто будем сидеть здесь. Все будет как надо.
Я объяснила, что тут же придут охранники и прогонят нас.
С автодрома она уходила пошатываясь. Я была ей едва по пояс, но она опиралась на меня.
А Зак с Адидасом вовсю пялились. Им, конечно же, было интересно, что я делаю. Не занялась ли уходом за престарелыми.
— Ну, как тебе? — спросила она, рухнув на скамейку.
— Ты хорошо вела! — сказала я. Что-то ведь надо было сказать.
Она кивнула и вся поникла. А потом и вовсе как будто сдулась. Голова вместе со шляпой спряталась под воротник пальто. Как черепаха, которая убрала голову в панцирь.
— Эй? — я стала ее тормошить. — Тебе нехорошо?
Голова и не думала подниматься, сумка соскользнула на землю. Я подняла ее и вспомнила, что там карамельки — может, желто-зеленая конфетка приведет ее в чувство. Достав пакетик из сумки, я заметила Адидаса, который подобрался к нашей скамейке. Знаком он показал, чтобы я кинула ему сумочку. Но я спрятала ее под пальто старушки. Тут к нам подошел парень в униформе и спросил, как у нас дела.
— Не знаю, — ответила я. — Наверное, она просто устала.
— Это твоя бабушка? — спросил парень.
— Не-а, — ответила я.
— Ну, то есть, тетушка, — исправился он, на большее его фантазии не хватило. Я достала из пакетика карамельку и попыталась отыскать старушкин рот.
— Хорошо, что у тебя есть лекарство, — сказал парень в униформе. — Принести воды?
— Да, спасибо, — сказала я.
Из старушкиного горла вырвался булькающий звук. Вскоре она открыла глаза и сонно посмотрела на меня.
— Что это за девочка? А может, ты мальчик?
Дурацкое чувство, когда люди не понимают таких простых вещей. Может быть, я должна была родиться мальчиком. А может, первым существом нового рода. Я бы не против. Но как бы не так.
— Меня зовут Янис, — сказала я. — Могу доказать, что я девчонка, но не очень-то хочется.
Она засмеялась и тут же приободрилась.
— А меня зовут Глория — я не говорила? — она пожала мою руку, как будто мы только что встретились.
Тут вернулся парень в униформе с кружкой воды.
Она выпила почти всю воду залпом.
Адидас все еще болтался рядом.
Я понимала, что он хочет сделать с сумкой. Уж точно не конфетку достать.
— Можешь идти, если хочешь! Спасибо тебе! — сказала Глория, и я заметила, что она едва не уронила сумочку. Я поправила ремешок, чтобы не падала. Казалось, старушка очень устала, рука совсем ослабла.
Адидас злобно скорчился.
