Юлий Ванаг - Большие дела маленького Микиня

Берёзы склонились до земли и жалобно застонали. Все птицы куда-то попрятались. Только одинокая ворона, борясь с ветром, торопилась к своему гнезду на чёрной ольхе.

Вдруг земля словно раскололась… Весь мир наполнился белым ослепительным огнём. И Микинь закрыл глаза.

Громовой раскат разорвал тучи, и с неба сплошным потоком хлынула вода.

Микинь кинулся домой, позабыв обо всём на свете. А отец уже шагал ему навстречу с дождевиком и, улыбаясь, говорил:

— Первая гроза — дорога лету!

ОМУТ

То место, где Студёный Ручей огибает луг и поворачивает к Бору Белых Грибов, люди называют Лесной Заводью.

В излучине заводи чернеет омут.

Один его берег песчаный, отлогий, весёлый; здесь хорошо купаться… А другой, со стороны леса, — высокий, обрывистый. В тёмную воду здесь уходят искорёженные, косматые корни деревьев. А из глубины тянутся кверху страшные, рукастые коряги.

Высокий берег весь изрыт норами, над водой в норах живут ласточки-береговушки, а под водой — скользкие налимы.

Тут водятся раки с такими клешнями, что мигом палец отхватят — только зазевайся…

А где-то в глубине, под мохнатым, замшелым корневищем, притаилась зубастая разбойница-щука.

Микинь ходит купаться только с отцом.

В омуте можно утонуть…

Кто же тогда будет делать большие дела?

БЕЛОЧКИНА БЕДА

Высоко над омутом росла старая ель.

Рыжая белочка сделала в дупле гнездо.

Зимой Микинь затаив дыхание видел не раз, как весело белочка скачет по пушистым веткам ели. Но стоило ему шевельнуться, как она тотчас же, косясь на Микиня чёрным глазком, скрывалась в дупле.

Дуксис старательно лаял на белочку, но Микинь отзывал его.

…В тот день, когда гулкой грозой началось лето, ветер повалил старую ель, и белочкин дом угодил в омут.

Белочка вынырнула из глубины, выплыла на берег. Она жалобно сзывала своих детёнышей, а их уже не было.

Маленькие бельчата не умели плавать, и все утонули.

Когда кончилась гроза, Микинь позвал Дуксиса и побежал смотреть на поваленную ель.

Уже издали было видно, что она лежит поперёк омута, затонув расколотой вершиной.

А по берегу металась белочка и жаловалась:

— Утонули, утонули… Малыши мои утонули!

Дуксис не понял белочку.

— Гав! Гав! — залаял он громко.

— Молчи! — сказал Микинь. — Ты что, не видишь, какая у белочки беда?

ЩУКА

Падение ели растревожило омут и вспугнуло его обитателей.

Плотички попрятались в траве. Голавли ушли в глубину. Раки, пятясь и угрожающе растопырив клешни, уползли в норы.

Щука выплыла из своего разбойничьего гнезда.

Вынырнув из глубины, она кинулась на бельчат, упавших в воду, и, — раз! два! — проглотила их…

А потом залегла спать тут же, под ветками ели.

Утром Микинь вместе с отцом купался на песчаном берегу омута. Отец поддерживал его под грудь. Микинь изо всех сил болтал ногами и шлёпал по воде ладошками. И чуть-чуть не поплыл. Потом они уселись на песке погреться на солнышке.

Микинь строил из песка крепость.

Вдруг что-то тяжёлое плеснуло в воде.

— Это Дуксис нырнул? — закричал Микинь.

А Дуксис и не думал нырять. Он лежал в кустах и виновато помахивал хвостом в репьях.

— Это щука, — сказал отец. — Схватила рыбу.

Микинь поднялся и сердито посмотрел в тусклую воду омута.

— Эх! Была бы у меня подводная лодка, — сказал он, — я бы этой щуке задал!

БОЛЬШОЙ УЛОВ

Отец смастерил Микиню удочку.

Микинь с Дуксисом пошли к Студёному Ручью…

Вдруг оттуда послышались радостные возгласы Микиня и визг Дуксиса.

Отец отложил в сторону газету и прислушался.

Микинь бежит к отцу. Он весь сияет.

— Поймал! Вот такого пескаря! — кричит он и широко разводит руки в стороны.

— Где же пескарь? — спрашивает отец.

— Сорвался и упал в воду…

Отец смотрит на удочку:

— А крючок где?

— Утащил Дуксис, — опечаленно говорит Микинь.

Вечером, когда с большим трудом удалось вынуть крючок из лохматого уха Дуксиса, отец говорит:

— Ох, сынок, ты, видно, ещё маловат для рыболовных дел!

Микинь молча смотрит на Дуксиса. Дуксис вдвое больше его.

— Я большой! — говорит Микинь.

Но отец забросил удочку на чердак.

КОСИ, КОСА, ПОКА РОСА!

Мать будит Микиня:

— Проснись, сынок. Солнце встаёт, на покос пора!

— Встаёт, встаёт… — шепчет Микинь — Я сейчас быстренько посплю и встану.

Он поворачивается на другой бок. Сон так сладок!

Скрипит дверь. Сильные руки отца поднимают Микиня.

— Вставай, косарь! Мы тебя ждём!

Микинь совсем просыпается и бежит умываться.

Во дворе стоит грузовик. Бригада косарей собралась на Дальний Луг.

У Лесной Заводи уже звенят косы. На другом берегу весело стрекочет сенокосилка.

Старый Мартынь окликает Микиня:

— Какой же ты колхозник, если в сенокос так долго спишь! Разве ты не знаешь, что по росе косить легче?

Он даёт Микиню маленькие, сверкающие грабельки.

— Я не сплю. Я колхозник! — говорит торопливо Микинь и прижимает к себе свои красивые грабли.

Кто-то подхватывает Микиня под мышки, и вот он уже в машине.

— Поехали, — говорит Микинь. — По росе косить легче.

ВОБЩИМИ СИЛАМИ

Дальний Луг косят три дня.

Спят под навесом на свежем, пахучем сене. Еду варят на костре, и похлёбка приятно отдаёт дымком. В полдень купаются в речке Авоксне. Вечером поют песни, и далёкое эхо где-то подпевает косцам.

— Не жизнь, а малина! — говорит старый Мартынь.

Но у Микиня и здесь немало забот.

Надо сено ворошить, чтобы лучше подсыхало, надо натаскать хвороста для костра, на полдник набрать земляники, следить за жерлицами на перекатах, где водится много щук… Как одному управиться с таким множеством дел?

Хорошо, что иногда помогают Юрис и Сармите.

У Юриса свободного времени мало: он ездит на конных граблях. Юрис помогает только собирать хворост и следить за удочками в тихих камышах.

Зато Микинь помогает ему свозить сено к стогам. Ведь Юрис — пионер и выполняет ответственное задание!

Старый Мартынь разводит жаркий огонь, на котором весело булькает вкусная похлёбка для косарей. Он вставляет новые зубья в грабли. У некоторых торопливых косцов они цепляются за кочки и ломаются слишком часто.

Сармите собирает ягоды быстрее всех.

Микинь ещё не распробует как следует землянику, а у Сармите уже полное лукошко красных ягод. После похлёбки косари будут есть землянику с молоком.

Так общими силами они справляются со всеми большими делами.

ГРАБЛИ

Юрис ездит по покосу на конных граблях, только частые, длинные зубья сверкают на солнце… Он сидит высоко, на железном кресле, будто катается.

Микинь работает своими маленькими граблями.

Сгребает, сгребает, разбрасывает сено во все стороны и потом снова сгребает.

А грабли не слушаются его.

Куда ни взглянешь — всюду неубранные валы сена.

Что делать?

Микинь говорит:

— Юрис! Юрис! Прокатись-ка ты тут на своих конных… У моих граблей что-то зубьев не хватает!

ГОЛАВЛЬ УШЁЛ НАПИТЬСЯ

В полдень косари отдыхают. Кто-то даже сладко похрапывает. Старый Мартынь сидит на перекате с удочкой и ловит голавлей.

Микинь — в кустах — не сводит с Мартыня глаз. Подходить нельзя. Говорить тоже.

Чуть Микинь шевельнётся, Мартынь уже грозит ему своим корявым, негнущимся, пожелтевшим от табака пальцем и говорит свистящим шёпотом:

— Тих-ха! Голавль, брат, это такая рыба!..

Он страшно дымит трубкой, но комары вьются и вьются над ним. Мартынь не спускает глаз с поплавка — поплавок прыгает, словно живой.

Комары жалят и Микиня. Он хлещет по голым ногам берёзовой веточкой…

И вдруг Мартынь вскакивает и ловко подсекает голавля. Удилище выгибается дугою.

— Готов! — цедит Мартынь, не выпуская трубки изо рта, и вытягивает на берег сверкающую рыбу.

Микинь бежит к Мартыню.

Так вот он какой, голавль! Больше селёдки, пожалуй…

Мартынь снимает голавля с крючка, бросает в тень под куст и раскуривает погасшую трубку.

— Пойду на другой перекат! — говорит он. — Тут клёва больше не будет.

И пробирается через ольшаник, чуть дальше.

Голавль, изгибаясь, бьётся в траве.

Микинь остаётся стеречь голавля.

Томительно жарко…

Голавль утихает. Он только изредка широко раскрывает жабры.

Микинь смотрит, смотрит. Ему становится жалко голавля. Он бежит к Мартыню и негромко кричит ему: