Галина Демыкина - Ч. Ю.
Поскольку насыщение происходит возле стеклянного кафе, Виктор время от времени поглядывает вверх. И наконец, приставив ладони к губам, кричит, как кричат совы:
— И-и-и!
Девочки удивленно смеются. Но это, видно, условный знак, потому что дверь балкона открывается, и возле толстых балконных колонн, какие строили во времена архитектурных излишеств, появляется высокий бородатый человек в рубашке навыпуск. Это взрослый человек. Он без улыбки кивает Виктору. Виктор показывает на себя и двух девушек, бородач кивает еще раз и выставляет руку с растопыренными пальцами.
Пять.
— Великодушно приглашает на пятницу, — чуть смущенно сообщает Виктор. — И, девочки, надо непременно прийти. Ладно?
— Хорошо, — говорит Даша.
— Он что, очень серьезный человек? — спрашивает Лида.
— Очень. Мы как-то дрались с ним на рапирах — я достал у приятеля рапиры, — и вдруг соседка снизу. «У нас, говорит, потолок осыпается». Я сразу повернул оружие на более опасного врага. «Кто не с нами, кричу, тот против нас!» Тетка эта, соседка, перепугалась (вот сила слова! Вот что значит лозунг!) и — по стеночке, по стеночке — убралась под свой осыпающийся потолок.
— Я тут еще не вижу особой серьезности твоего художника, — возразила Лида.
Даша тоже, кажется, не видела, она просто смеялась.
А при чем, собственно, серьезность? Ах, да.
— Слушайте дальше. Тетка кинулась в милицию. А Женя — это художник… Запомните, девочки, Евгений Масальский, вы еще о нем услышите. Так вот, Женька понял к чему дело идет, скинул свою хламиду, надел черный театральный смокинг своего приятеля, представляете? Да, я забыл сказать: квартира-то не его — ему приятель разрешил здесь поработать, пока он на гастролях. Ну, так вот. Нарядился, меня в ванной запер. Является милиционер. А Женя выходит, солидный такой: «Вы знаете, очень неловко получилось. Я художник по интерьеру», — и документ сразу показывает. А документ у него серьезный, со всякими допусками — он в музее работает, памятниками старины занимается. Ну вот. «Мой приятель, говорит, артист такой-то просил меня оформить его комнату, пока он в отъезде. Я пригласил паренька мебель передвинуть. Ну конечно, это шумновато». «А что за нападение? Откуда оружие?» — это его спрашивают. А он так доверительно: «Ну, знаете женщин! Это бутафорское, театральное оружие моего друга. А парнишке интересно, схватил, а тут как раз — соседка». В общем, отвертелся. И теперь никого не пускает. Только по пятницам. Под выходной, так сказать.
— А что он за художник? — Это опять спросила Лида.
— У, первый сорт! Вот вы, наверно, любите Шишкина. А он не признает.
Лида улыбнулась снисходительно:
— Милый мальчик, я люблю то, что люблю. Независимо от моды.
Ишь ты, «мальчик»! Она почему-то не очень к нему. Странно. Непривычная ситуация. И рассказ ее не рассмешил. Может, нет чувства юмора, «Ч. Ю.», как говорят у Виктора в доме? А вернее, другое: поняла, что ему понравилась Даша, и ревнует. Ну, ясно! Надо ее немножечко приручить.
— Аида, хотите я погадаю вам по руке?
— В другой раз, ладно? Мне пора в институт — это у нас окно было между лекциями. А теперь пора.
— А вы умеете гадать? — Даша вся засветилась, блеснули белые до голубизны зубы и белки глаз. — Умеете?
— Немного.
— Угадайте тогда, кто Лида?
— То есть?
— Ну, где она учится. Кем будет.
— …Тут что-нибудь очень серьезное. Например… — Виктор задумался.
Эх ты, растяпа, давай-ка соображай! Он представил ее в притихшем классе. Нет, слишком красива, пожалуй. Скорей, скорей… Перенести ее в тихую лабораторию. Биохимия какая-нибудь. А что это такое? Вспомнилась только капля воды под школьным микроскопом. Нет, нет. Скорей… Что еще? Белая шапочка на откинутой надменно голове. Стетоскоп… О!
— Ну, например, врач.
— Точно! Первый медицинский.
Вот Лида уже и глядит не так строго. А Даша всплеснула руками, посмуглела, порозовела, расцвела.
— Виктор, а я?
— Что касается вас, Даша, то…
— Ну?
— Вы не обидитесь?
— А разве там что-нибудь обидное?
— Не знаю. Говорить?
— Я боюсь.
— Ну и не надо, ладно?
— Нет, нет. Скажите.
— Вы будете женой.
— И все?
Разочарована. Она, вероятно, собиралась потрясти мир научным открытием.
— Нет, Даша, не все. Мужайтесь. Дайте-ка руку.
Она протянула узкую ладонь, испещренную тонкими линиями.
— Ну да. Так и есть.
— Что? Что?
Виктор развернул перед ней и свою руку.
— Видите? Вот эта линия. Точная копия: ваша и моя.
— Так что же?
Голос ее, кажется, упал и разбился об асфальт.
— То самое. Вы угадали. Вы будете моей женой. Только не огорчайтесь, Даша. Я прошу вас. Потом, ведь судьбу тоже можно обойти.
Она стояла, обхватив щеки узкими пальцами и опустив глаза. И было неясно, что под этими веками и пальцами — смех или страх. Неужели все испортил? Ну, ну, напрягись, ты же не идиот!
— Даша, вы читали киносценарий Рене Клэра «Красота дьявола»? Там герою в зеркале — слышите, в зеркале это гораздо серьезней — была предсказана вся его судьба. Вся. А он взял и не пошел на то свидание, которое должно было изменить его жизнь. Вы тоже можете не ходить на свидание, назначенное судьбой.
— А… этот визит к художнику… — спросила Лида, умненько глядя на Виктора снизу вверх. — Этот визит не роковой?
Она ничего, эта Лида. Просто девушка должна быть чуть поглупей.
— Думаю, что обойдется!
— Ну и отлично! — крикнула Даша и опустила руки. Конечно же, там был спрятан смех. Чего ей бояться?
— Побежали, Дашутка, — попросила Лида. — Или ты останешься?
— Нет, что ты.
— Ну так до пятницы, девочки?
— Ой, не знаю… — запнулась Даша.
— Да что вы, там будет интересно, вот увидите. Пятница, в пять. Вот на этом месте. Идет?
— Посмотрим!
***В новой квартире — совершенно новенький ярко-красный телефон на длинном шнуре. Его таскают все по очереди для сугубо личных разговоров. Чаще всего за ним охотится Ася. И не то чтобы ей надо позвонить. Она ждет звонка:
— Витька, это меня!
— Тоня, Тоня, если меня, то я дома!
— Я слушаю! Да, Николай Николаич!
Ник. — Ник. (так прозвал его Виктор, прозвал исключительно для того, чтобы легче перейти потом к другому прозвищу — Ниф-Ниф, по имени одного из трех диснеевских поросят) — это Асин профессор, которого надлежит сделать мужем. Дух его постоянно реет над домом. О нем говорят, его ждут, на него досадуют… Это прямо-таки изумляет Виктора: приземистый, толстоватый мужичок с носом и глазами малых размеров, он действительно чем-то напоминает Ниф-Нифа, а заодно и обоих его братьев. Хм! А красавица Аська хочет стать его женой. Чудеса! Вот, пожалуйста: причесалась, подкрасилась, надела выходное платье, а сверху халат, чтобы Виктор не заметил, не обсмеял. Ждет.
— Виктор, если позвонят по телефону, я сейчас.
— Ладно, ладно, иди куда собралась.
— Перестань!
— А чего. Имеет же право человек сходить в уборную.
Виктор забирает телефон в кухню, ставит чайник на плиту. Из духовки зазывно пахнет ванилью и печеным тестом. Ах, Ася, Ася! Кругом расставила сети!
Почему это в последнее время Виктору постоянно хочется есть? От роста, что ли? Клетки растут, требуют, как говорил когда-то доктор Вихроватый, «подвоза питания». Виктор начал было думать об этом «подвозе» из духовки, но тут взрывается телефон. Виктор хватает трубку.
— Але! — радостно орет он. — Асю? Позвоните попозже. Ну, минут через пятнадцать — двадцать. Нет, не ушла, она в уборной. Не стоит благодарности.
Ася разъяренной тигрицей влетает в кухню.
— Не стыдно тебе?
— Он сказал «спасибо». Честное слово!
— Предатель, вот ты кто!
— А чего? Он же будет твоим мужем, а ты хочешь сделать вид, будто никогда…
— Замолчи! Почему двадцать минут?
— Я один раз засек. Точно!
— Замолчи!
— Молчу.
Выходит мама в очках, с книгой. При ней Ася начинает всхлипывать. Но мама делает вид, что не замечает. Она очень даже умеет прикидываться.
Виктор ставит чашки и разливает чай. Он глазами показывает Асе на духовку. Она грозно сдвигает брови. Виктор пожимает плечами: нет так нет.
— Чувство юмора, — серьезно начинает он застольную беседу, — отличает человека от животного.
— Для некоторых это отличие — единственное, — успевает вставить Ася.
— Браво! — наклоняется к ней Виктор и тотчас же — к матери: — Мам, тетушка назвала меня животным… Грязной тварью! Мама, Ася меня оскорбила!
— Ты мне надоел, — этаким терпеливым голосом отвечает мама, не поднимая головы. — Попил чаю — иди занимайся.
— Мама за тебя, — шепчет Виктор Асе и уходит в свой чулан. О господи! Надо заниматься.
Ася собирает со стола посуду, составляет ее в раковину мойки.
