Айвен Саутолл - Лисья нора
— Тогда входи, — сказал водитель. — И пробирайся в конец автобуса. Заплатишь при выходе. А чемодан поставь вон туда, за поручни. Не мешай проходу, сынок. Быстрее, быстрее! А ну, кто-нибудь, помогите парнишке. Бросьте его чемодан вон туда.
Кен всхлипнул, но никто его не услышал. Люди до того разомлели от жары, что ничего не слышали — лишь бы побыстрее добраться до дому, а пока их заботило только — одно усесться поудобнее. Было почти половина седьмого — последний автобус. Люди толкались изо всех сил.
Кен пробрался в конец автобуса, но и там все места уже были заняты, поэтому ему пришлось стоять. Он шарил по карманам в поисках кошелька, чувствуя, как его охватывает слабость и начинает трясти и тошнить. Кошелек пропал. А ведь в нем были обратный билет на поезд, двадцать центов за проезд на автобусе и пятьдесят центов на разные расходы.
Он оглядел пассажиров — не найдется ли среди них кто-нибудь, добрый, славный, вроде того, что помог ему с чемоданом, но люди в автобусе либо чересчур разомлели от жары, либо слишком уморились, либо были целиком заняты собственными мыслями, чтобы обратить внимание на жалкого десятилетнего мальчика, который не знал, плакать ли ему или бежать обратно к поезду и, мечась по платформе, кричать: «Мой кошелек! Я потерял свой кошелек! Где мой кошелек?» На него вроде никто и не смотрел. Все снова уткнулись в газеты, книжки, журналы, глядели в окно или болтали друг с другом. А в Кене росли какая-то пустота, чернота и страх. И уже нельзя было ничего предпринять, ибо автобус тронулся, и ему пришлось схватиться за поручень, чтобы не упасть.
«Я потерял кошелек, — тихонько всхлипывал он, — а тетя Кэт и дядя Боб ничем не смогут мне помочь. У них нет денег. Мама всегда говорит, что у них нет денег. И это, наверное, правда, иначе она не насовала бы мне в чемодан всех этих консервов, от чего он стал таким тяжелым».
Автобус, похожий на длинное малоподвижное животное с больными суставами, скрипя, поворачивал из стороны в сторону, огибая углы и выходя на прямую, и Кен, которого тошнило не переставая, качался вместе с ним. Потом автобус очутился в большом зеленом лесу, где вершины башнеобразных деревьев сплелись между собой, образуя высоко над дорогой аркаду из ветвей. Автобус был похож на собор со скамьями, на которых сидели прихожане, на собор на колесах, который не спеша полз по дороге, пронизанной потоками солнца.
Движение было медленным, хотя моторы натужно ревели: с трудом взбирались вверх автомобили с прицепами, а впереди и сзади метались, стараясь влезть в колонну и обогнать всех, похожие на жуков машины с молодыми людьми, за ними шли грузовики с бойскаутами и туристами и грохочущие трейлеры, изрыгающие бензиновые испарения и доверху нагруженные раскачивающимися из стороны в сторону ящиками с фруктами. Кен тоже качался из стороны в сторону, держась за поручень над спинкой сиденья. Отчаяние не покидало его.
Оказалось, что это Шербрукский лес. Раньше, когда Кен со своими родителями проезжал по этим местам, ему всегда вспоминался Робин Гуд. Лес, где обитал Робин, был совсем в другой части света, в тысячах миль отсюда, за морем, да и назывался он чуть по-другому. Он вспоминал про Робина Гуда из Шервудских лесов, который грабил богачей и отдавал награбленное беднякам, отдавал мальчикам, потерявшим свой кошелек, и тетям и дядям, у которых не было денег.
И тут вдруг ему припомнилось золото. На эту мысль его навели отблеск заката на листьях деревьев, лучи солнца, перерезающие дорогу и напоенный сиянием солнца воздух. Мир превратился в золото. И лес стал похож на золотой слиток. Нужен кусочек золота, иди в лес и бери. А если требуется целое золотое бревно, сруби дерево. Только когда золота так много, оно теряет свою ценность. Оно никому не нужно. Даже за проезд в автобусе им не расплатишься.
Хью, Джоан и Фрэнси ждали его на автобусной остановке.
Шестилетняя Фрэнси обладала тем, от чего взрослые при виде ее сразу балдели: огромными зелеными глазами, длинными золотистыми локонами и прелестным личиком. Но на этом все ее достоинства, как хорошо было известно ее брату с сестрой, и исчерпывались.
Везде — на полу, на стенах, в чужих тетрадках — Фрэнси имела обыкновение писать свое имя. Она вырывала картинки из чужих книжек и тараторила не умолкая с половины седьмого утра до половины восьмого вечера. Если с дерева, из-под дома, из буфета или за добрую сотню ярдов от дома звучал голос, значит, это была Фрэнси.
— Когда приходит автобус? — уже восемь раз спросила она. — Привезет Кен мне леденец? — интересовалась она в шестой раз. — Я хочу, чтобы Кен спал у меня в комнате, — было сказано четыре раза. — Мне нравится Кен, потому что он не говорит, чтобы я заткнулась, как говоришь ты, Джоан, хотя тебе сказали, чтобы ты не говорила: «Заткнись!» Это невежливо. Я скажу маме, что ты мне крикнула: «Заткнись!» Раз приезжает Кен, значит, к чаю у нас будет сладкая кукуруза. Я люблю кукурузу и чтоб много-много масла. А Кену нравится сладкая кукуруза и много-много масла?
Джоан была много старше Фрэнси. Ей уже исполнилось десять лет и три месяца. Она умела застелить свою постель, мыть посуду, пользоваться пылесосом и испечь шоколадный торт. Она преуспевала по истории, но плохо разбиралась в арифметике. Она была обладательницей такого же курносого носа, как и у ее брата, кошки, двух бентамских курочек и одного петушка и коллекции разноцветных камушков. А также полки с двадцатью тремя книжками.
— По-моему, автобус опаздывает, — сказала она. — А вдруг с ним произошла авария? Вот ужас-то! Первый раз Кен едет в автобусе, и на тебе! Движение на дороге сейчас такое, что за Пэтчем автобус вполне мог сорваться с обрыва.
— Завтра мы обязательно пойдем на рыбалку в Вури, — объявил Хью. — Чарли Бэйрд выловил там радужную форель. Вот будет здорово, если и мы поймаем форель! Возьмем с собой сэндвичи, а форель можно будет испечь. Как думаешь, разрешат нам развести костер?
— Кен будет играть со мной в лото, — заверещала Фрэнси, — Он ведь завтра еще домой не уезжает? А сегодня, сказала мама, мне разрешат не спать до девяти часов. Когда прядет автобус?
— Хорошо бы, если бы Кен привез свои марки, — вздохнула Джоан, — У меня есть на что меняться. И хорошо бы, если бы он привез плавки, тогда мы сможем поплавать в запруде.
— А в воскресенье обязательно сходим на Лысые горы, — сказал Хью, — поищем заброшенные золотые прииски. После воскресной школы, конечно. Как думаешь, заставят нас идти в воскресную школу? Может, смастерим лук со стрелами и на обед у нас будет кролик, а? Чарли Бэйрд на днях подстрелил кролика.
Глава вторая
Сова
Ничего с автобусом не случилось: с обрыва за Пэтчем он не сорвался, даже бензина ему хватило до самого конца. Автобус приехал, и вышли все, кроме Кена.
— Его нет! — заверещала Фрэнси. — Где Кен?
— Наверное, опоздал, — расстроилась Джоан, — а теперь до завтра другого автобуса не будет.
— Вот те на! — откликнулся Хью. — Кен-то и не приехал.
— Нет, приехал, — верещала Фрэнси, — Вот он, Кен. Кен в автобусе. Правда, ты будешь спать у меня в комнате, Кен?
Кен был в автобусе, он разговаривал с водителем.
Он качал головой из стороны в сторону, тер рукой лоб, а вид у него был такой виноватый, будто его поймали на краже яблок из чужого сада или брюки у него на заду были разорваны до неприличия.
— Не могу найти, честное слово, не могу! — кричал он. — Пожалуйста, извините меня, мистер водитель. Пожалуйста. Я бы ни за что не сел в автобус, мистер водитель, если бы знал, что у меня нет денег на проезд. Честное слово. Я потерял и обратный билет домой, и деньги. Всё потерял. Выронил, наверное, из кармана. Понятия не имею, куда делся кошелек. Я пришлю деньги, мистер водитель, обязательно пришлю. Обещаю. Честное слово.
А водитель, стараясь успокоить рыдающего Кена, говорил:
— Ладно, сынок, успокойся! Все что-нибудь да теряют, со всеми случается. Никто тебя за это не убьет. Не кричи так, ей-богу, никто тебя не убьет. Заплатишь мне в следующий раз, я разрешаю, но только вылезай. Прошу тебя, вылезай.
Итак, чуть пошатываясь и бормоча про себя нечто невразумительное, на обочину спрыгнул Кен, с трудом таща со ступеньки на ступеньку чемодан, делая ртом какие-то нервные глотательные движения и при этом посапывая носом.
— Кен! — заверещала Фрэнси. — Здравствуй, Кен! У нас по случаю твоего приезда будет к чаю сладкая кукуруза.
— Привет, Кен! — сказал Хью, — Что случилось?
— Он потерял свой кошелек, — объяснила Джоан. — Ты же слышал.
— Да, — всхлипнул Кен, изо всех сил стараясь сдержать готовые хлынуть слезы, — Потерял кошелек, как маленький.
— Ну и что? — спросил Хью.
— Там были все мои деньги и обратный билет. Мама мне всыплет по первое число. И больше никогда к вам не пустит. Я знаю.
