Мария Бершадская - Джинсы в горошек
Мы с Мишкой считали дни. Одиннадцать… Десять… семь… пять… Они катились один за другим, слишком большие и медленные.
Утром за день до нашей поездки я встретила Сонину бабушку. Я даже не сразу её узнала. Раньше я никогда не видела её без помады и какого-нибудь модного шарфика. А волосы? Они торчали во все стороны, а бабушка и не думала их поправлять.
– Соня в больнице, – пожаловалась она. – Полезла вчера на шкаф за воздушным шариком и упала со стула.
– Ой! Что с ней? – испугалась я.
– Ногу сломала. Сказали, в понедельник отпустят. Вот, блины ей везу. Ну чем их там кормят? Это ж кошмар!
Бедная Соня! Надо ей что-нибудь передать…
Я сунула руку в карман. Какие-то крошки… мятая бумажка… прошлогодний каштан. А вот разноцветный браслет из резиночек! Я сплела его только вчера.
– Возьмите для Сони. Вы ей скажите, что это специальный браслет. Если его на руку надеть – ноги быстрей выздоравливают!
Мне было немножко жалко его отдавать. Все мои браслетики получались какими-то растрёпанными, а этот вышел таким аккуратным, красивым…
– То, что нужно, – обрадовалась бабушка. – Ты подожди…
Она зашуршала пакетами, размотала пушистое полотенце, развернула фольгу… И тут я почувствовала такой чудесный аромат, что у меня в животе что-то заскрипело.
– Держи. – Бабушка протянула мне блин – тонкий, горячий, масляный. Потом посмотрела на меня и добавила ещё один.
Она побежала к машине, а я выудила из рюкзака папин клетчатый зонтик и пошла в школу.
Надо же, я и не знала, как это здорово – есть горячие блины на улице, ёжась от ветра, отворачивая лицо от ледяных капель дождя.
Погода была ужасная, и от этого блины казались ещё вкуснее.
После уроков я отправилась к Мишке.
– Ну вот, – нахмурился он, выслушав мои новости. – И что теперь делать?
– Вдвоём поедем. Думаешь, Соня обидится?
Мишка дернул плечом и ничего не ответил. Мрачно сопя, он резал на кубики подсохший чёрный хлеб. И, конечно же, выбрал для этого свой любимый огромный, прямо какой-то людоедский нож. Он даже масло на хлеб умудряется им намазывать.
Молча мы разложили кубики хлеба на противне, молча посыпали их солью, молча достали из шкафа баночки специй. Я выбрала чеснок и укроп, а Мишка откуда-то вытянул мятый пакетик с приправой для «Роллтона».
– Понимаешь… – Мишка откашлялся, словно что-то мешало ему говорить. – Я тебе врал.
Отличная новость. И что дальше?
Сказал – и снова молчит. Задвинул противень в духовку, чиркнул спичкой…
– Врал, что хочу на колесо обозрения. Я вообще в этот парк не собирался…
– А куда ты пойдёшь?!
– К отцу, – буркнул Мишка. – У него день рождения четырнадцатого. Он как раз рядом с парком живёт, пару остановок проехать.
Ну и ну! Ни разу не слышала, чтоб Мишка говорил о своём отце. Конечно, я понимала, что он у него БЫЛ, я же не маленькая. Но Мишка даже слово это никогда не произносил – просто огибал его, как обходят давнюю выбоину в асфальте, по памяти, по привычке.
– Ты его хочешь поздравить, да?
– Ага. Два года представлял, что прихожу к нему… с подарочком.
– А что ты ему подаришь? Уже придумал?
– Зелёный горошек. Восемь банок в одной упаковке. Я её бантиком перевяжу и перед ним – бабах! Вот, поздравляю, носи на здоровье.
Мишка улыбался, словно придумал отличную шутку. Но я-то видела, что ему не смешно. Даже губы дрожат, и совсем не от смеха.
– Знаешь, почему я Мишка Горошек?
Я покачала головой. Это была самая обидная для Мишки кличка, он был готов драться со всеми, кто так его назовёт. Много раз я хотела спросить, почему он так злится. Но не спрашивала. Я думала, это секрет. А секретами не всегда хочется делиться.
Мишка открыл духовку, принюхался, сделал меньше огонь.
От плиты тянуло жаром, и я отодвинулась подальше. А Мишка, наоборот, сполз на пол и чуть ли не носом уткнулся в духовку.
Так и рассказывал, сидя ко мне спиной.
– Он знаешь кто был? Бизнесмен!
– Что, прям богатый – как в кино?
Я сразу представила, как Мишкин отец вылезает из огромной машины: в чёрном костюме, тёмных очках, а в ухе у него – маленькая золотая серёжка. Но Мишка меня разочаровал.
– Да нет, он просто фрукты возил, овощи всякие… Ну и консервы ещё. Маслины, кукурузу… горошек…
Мишка весь передернулся, словно разгрыз шарик горького перца.
– И что потом?
– Суп с котом! В общем, всё было хорошо, а потом весь его бизнес кончился. И эти самые… чувства у него тоже кончились.
– Как это? – удивилась я.
– Ну вот он маме так сказал. Что непонятно? – огрызнулся Мишка.
А мне было ВСЁ непонятно. Разве чувства могут кончиться, как вода в кране? Трубу перекрыли – и нету, осталось только шипение и ржавые капли?
Мишка взял со стола полотенце и вытянул противень с горячими сухарями.
– Короче, он всё бросил и к морю уехал. Даже не заплатил всяким людям, которым был должен. Оставил маме консервированный горошек – целый грузовик. Вместо денег. У нас эти банки по всему дому стояли. Везде.
Мишка сунул за щёку сухарь и уткнулся носом в колени. Я едва разбирала, что он говорит.
– Мама хотела этот горошек в какой-нибудь большой магазин продать, а никто не брал. Зато все соседи, когда салат делали, сразу к нам бежали, потому что у нас дешевле, чем на рынке. Даже учителя про этот дурацкий горошек знали: «Ой, Ми-и-ишенька, у меня завтра гости, ты мне три банки не принесёшь?»
– И тогда тебя стали дразнить Горошком? – тихо спросила я.
– Ага.
Наконец он повернулся ко мне. Глаза у него были сухие и злые, какие-то совершенно немишкинские. Я даже испугалась.
– Я к нему обязательно должен пойти, понимаешь? Он мне за эти два года ни разу не позвонил. Наверное, вообще забыл, когда у меня день рождения… А я про него всё помню!
– Он тебя что… бил? – с ужасом спросила я. Это даже выговорить было невозможно, не то что представить.
– С ума сошла?! – возмутился Мишка. – Он мне каждый день книжки читал перед сном! И на велосипедах мы вместе катались…
Мишка подвинул ко мне противень, чтобы я тоже могла дотянуться. Ещё одна горсть сухарей. Они были солёными, горькими, переперчёнными – как наш разговор.
– Ты не думай, я ненадолго уйду! – виновато сказал Мишка. – Ты даже соскучиться не успеешь. Ну хочешь, Ветку возьми, она тебя охранять будет.
Я пожала плечами – типа мне всё равно. После Мишкиных сухарей жутко хотелось пить. Я уже вторую чашку себе наливала, а губы по-прежнему жгло…
– Мишка, а как ты его найдешь, если он к морю уехал? – осторожно спросила я.
– Так он вернулся давно. С бабкой живёт… Ну, то есть ему она мама. Я ж говорил, до их квартиры от парка три остановки.
Ничего себе! Оказывается, у Мишки не только папа есть… Ещё и какая-то бабушка. Не Мишка, а мешок секретов. Может, я вообще про него ничего не знаю?..
Мне стало обидно, что он всё придумал заранее, без меня. Но я решила: не буду напрашиваться. Хочет всё делать один – и пожалуйста. Зато мы с Веткой сами выберем, на каком аттракционе кататься!
Утром 14 апреля я достала из шкафа свои счастливые джинсы.
Конечно, я не призналась Мишке, но мне было немного страшно. Я ведь никогда не оставалась одна в чужом городе. А джинсы в горошек обещали: всё будет хорошо, ничего неожиданного не случится.
В новой куртке и стареньких джинсах, с маленьким рюкзаком и Веткой на поводке я выскочила на улицу.
Горыныч увидел меня и чуть не вылил себе на колени кофе.
– А собака зачем? – возмутился он.
– Вы разве не знаете? У домашних животных может быть травма. Ну, как её там… душевная, – нашёлся Мишка. – Их нельзя оставлять надолго одних!
Он уже устроился на заднем сиденье и жевал бутерброд с колбасой.
– А у растений? – поинтересовался папа. – Я тут кактус без присмотра оставил…
– Не знаю, – честно ответил Мишка. – Ну вы же с ним не гуляете. А мы Ветку всегда на качелях катаем. Ей нравится, она даже слезать не хочет.
– Так, мальчик, ты мне лучше сразу скажи. У тебя какие-нибудь животные дома есть? Черепахи, шиншиллы, мадагаскарские тараканы… – Горыныч подозрительно уставился на Мишку, словно ждал, что тот вытащит из кармана домашнего питона с розовым бантом на шее.
– Не-е-е, у меня только попугай. Была ещё мышь, но она убежала. А попугай старенький, он почти всегда спит.
– Яс-с-сно, – скрипучим голосом сказал Горыныч, – а я уже думал, повезло. Прокатились бы с попугаем, таксой и кактусом…
– В другой раз! – хмыкнул папа. – Поехали уже, а то не успеем. Жень, ты как там?
– Нормально, – кивнула я.
Хуже всего приходилось Мишке: мои ноги заняли всё свободное место. А тут ещё Ветка улеглась на его ботинки…
