Эндре Эриксен - Осторожно, Питбуль-Терье!
Официально я в игрушки уже не играю. Какие игрушки, если я хожу в друзьях у Курта с Рогером. Они с этим детским садом завязали давным-давно. Играть — верх сопливости, говорит Курт. Я с ним как раз согласен. Просто нужно время, чтобы отвыкнуть. Поэтому я перетащил свое детское хозяйство в старый бункер у моря, он остался еще с войны. Я играю там, когда маме надо побыть одной. Или если мне надо того же. Потому что когда у мамы сильная депрессия и страхи, то находиться с ней под одной крышей — сущий ад. Чуть вздохнешь, она жалуется, какой от меня ужасный шум. Что-нибудь за домом скрипнет, она гонит меня на улицу посмотреть, не ломится ли к нам злоумышленник. Каждую минуту я должен проверять, заперта ли дверь на все замки. Если звонит телефон, она думает, что ее собираются арестовать, и пугается до ступора.
В такой ситуации иметь свой отдельный бункер очень кстати.
Бункер находится рядом с парковкой. Там на каждом месте розетка, чтобы желающие могли зимой греть автомобили. Я раздобыл удлинитель и этими розетками пользуюсь. На помойке я отыскал драное кресло и торшер. А мама дала напрокат старый обогреватель, потому что зимой в бункере холодно, как в склепе.
Мама единственная, кому известно о бункере. Курту с Рогером о нем знать нельзя. Во всяком случае, пока я не отучусь играть в игрушки.
Мама и бункер — это две мои самые страшные тайны.
Отметелить по высшему разряду
На большой перемене Курт с Рогером пошли покурить, они, бесспорно, заслужили это тяжким трудом на убойной контрольной по математике. Мы укрылись за велосипедным навесом. Я стоял на часах. Я же не курю. Ну, то есть пока не курю.
Обсуждался вопрос, как мы будем бить Питбуля-Терье.
— Если бить, так уж бить, — сказал Курт.
— Вломим так, что до старости помнить будет, — сказал Рогер.
— Тут главное качество, — сказал Курт. — Его надо отметелить по высшему разряду.
— Согласен, — кивнул Рогер.
Они с Куртом подумывают устроить праздник. Мне, видимо, достанется покупать сигареты и пиво. Поскольку я хожу в магазин за всем подряд, то Курт обычно пишет мне фальшивую записку — как будто от мамы — с просьбой продать сигарет как будто для нее. Продавщица не знает, что мама не курит, и все проходит хорошо. Так что теперь Курт собирается написать такую же записку про пиво.
— Он, конечно, здоровый, — говорит Курт. — Но если мы налетим на него вдвоем, то завалим, как нечего делать.
— Тем более, если я помогу, — говорю я.
Думаю, они меня не слышат. Поэтому, наверно, продолжают разрабатывать план, не принимая меня в расчет.
— Я б и один его отметелил, — говорит Курт и лупит рукой в воздух так, что с сигареты сыплется пепел, — если б только захотел. Но слишком много чести. Не хватало еще тратить лишние силы, чтоб бить этого засранца в одиночку. Щас.
Рогер забирает у него сигарету.
— Да он психбольной, — говорит Рогер, затягиваясь, — он тебя чуть не убил.
У Рогера изо рта ползет дым. Глаза у Курта округляются.
— Что ты там трындишь? — вдруг спрашивает Курт.
— У тебя морда была ужас какая красная, — говорит Рогер тонким голосом. Он уже понял, что ошибся и сказал лишнее.
— Это не потому, что мне было больно! — кричит Курт. Рогер опускает глаза.
— Я покраснел от гнева! Рогер кивает.
— Придумаешь тоже: больно, — фыркает Курт и отнимает у Рогера сигарету.
Курт выходит победителем из всех споров. За это я его и люблю.
Незваный гость
Домой из школы я иду с Рогером и Куртом. Но тут есть одна тонкость. Очень важно, чтобы они не узнали про мамины проблемы. Поэтому по тропинке от дороги до нашей двери я тащусь, едва переставляя ноги, так что Курт с Рогером успевают скрыться за поворотом раньше, чем я дохожу до порога.
Я стучу три раза. Мама отпирает замок и приоткрывает дверь. Цепочка натягивается, но мамы в щель не видно. Она прячется за дверью.
— Это я. Один, — говорю я.
Мама впускает меня.
От двери мама прямиком идет к себе и ложится. Свет горит, дверь заперта на цепочку. Обеда мама не приготовила. Это значит, что сегодня она очень тревожная.
Я варю вермишель, стараясь не производить никаких звуков. Тем не менее мама спрашивает, что это за шум.
— Это просто я, — говорю я.
— Дверь запер? — спрашивает мама испуганным голосом.
Естественно, я запер дверь.
— И цепочку накинул?
Я начинаю медленно раздражаться.
— Да!
Пока я обедаю, смотрю телевизор. Но без звука. Маму ужасно утомляют всякие звуки.
Вдруг что-то ударяет в окно. Я сжимаюсь, и тут же мама начинает плаксиво причитать:
— Что такое? Что стряслось?
Я отдергиваю занавеску — по стеклу стекает расплющенный снежок. Стайка малышни улепетывает со двора прочь. Но маму уже заклинило. Сколько я ни говорю, что это всего-навсего шалости соседских ребят, толку чуть. Мама дышит тяжело и часто. Мне приходится идти к ней, садиться и держать ее за руку.
— Я чувствую, что-то случится, — шепчет мама.
Она все сильнее стискивает мою руку, мне больно.
— Что будет? — спрашиваю я.
— Не знаю, — говорит она. — Беда.
Чувство, что обязательно случится что-нибудь ужасное, возникает у мамы довольно часто.
Мы сходимся на том, что лучше всего мне уйти в бункер.
На парковке я обнаруживаю, что удлинитель вставлен в розетку. Странно, я никогда не забываю его вынимать. Я достаю фонарик и спускаюсь к бункеру.
Дверь приоткрыта, хотя я хорошо помню, как закрывал ее вчера.
Я крадучись подхожу к двери, заглядываю в щелку.
И столбенею.
В бункере сидит Питбуль-Терье и играет, елки зелёные, в мои игрушки!
Бункер
Этот Питбуль-Терье по-настоящему опасный зверь. Курт слышал, что он избил взрослого мужика там, где они жили раньше. Поэтому им и пришлось переезжать сюда к нам.
Не теряя времени, я бегу домой. В ящике со всем подряд нахожу старый навесной замок. Прячусь в леске за бункером и жду, пока Питбуль-Терье наконец не выходит. Он грузно поднимается в горку, озираясь по сторонам. Едва он скрывается из виду, я кидаюсь к бункеру и вешаю на дверь замок. Руки прочь от моего бункера!
Назавтра мой замок оказывается взломан. Обломки его раскиданы в снегу на горке. Питбуль-Терье повесил новый замок. Раза в два больше моего. Вот поганец. И еще прилепил на дверь рисунок питбуля. И написал под ним большими буквами:
«БЕРЕГИСЬ ПИТБУЛЯ!»
Трусливый трус!
Прижимаюсь ухом к двери, но нет, ничего не слышно.
Вид у питбультерьеров жуткий, это правда.
Но вдруг они такие страшные только с виду?!
Чтобы разобраться в этом вопросе, иду в зоомагазин. За прилавком стоит лысый детина. На толстенных, как бревна, руках татуировки. Глядит неласково.
— Я хотел бы кое-что узнать.
Верзила смотрит на меня исподлобья.
— О питбультерьерах, — объясняю я.
Ноль внимания. Просто не верится, что человек работает в сфере обслуживания.
Но затем он медленно наклоняется к прилавку. И шепчет:
— Тебе нужная очень страшная история о питбультерьерах, так?
Я осторожно киваю.
Он наклоняется еще ближе.
— Ты слишком мал для этого.
Из зоомагазина я вышел с гадким чувством. Шутить с питбулями не стоит, это ясно. Но мне хотелось подробностей. Поэтому я пошел в библиотеку и взял энциклопедию. Там было написано:
Питбультерьер — порода бойцовых собак, селекция которых велась преимущественно для закрепления агрессии. В Норвегии разведение запрещено.
Я забеспокоился, честно говоря. Будь это даже сторожевая собака, надежда бы оставалась. Соблюдая должное благоразумие, со сторожевым псом можно договориться без проблем. Но с бойцовым никакая осмотрительность не поможет. Особенно если речь идет о питбуле. В котором специально взращивали агрессивность. Он, похоже, действительно не игрушка. А настоящая на-части-раздирушка.
Я включил комп и полез в Интернет. С тех пор как была написана энциклопедия, ученые могли узнать о питбулях много нового. Например, что причина их агрессивности в неправильном питании. Что на самом деле их надо кормить одной морковкой.
В Интернете было написано:
Питбуль убил шестилетнего ребенка
Трагедия в Северной Германии. Сегодня на глазах всей школы две бойцовые собаки, несмотря на усилия учеников и учителей помешать им, загрызли насмерть шестилетнего ребенка. Два человека, пытавшиеся усмирить животных, а также владелец собак, получили увечья. Полицейские застрелили собак у порога школы.
Если подумать, зачем мне этот бункер? Пусть достаётся Питбулю-Терье. Я чувствую, что уже перерос игры.