Лидия Чарская - Щелчок
Сильный, здоровый, ловкий мальчуган напряженно сжимал коленями ребра противника, в то же время руками прижимая его плечи к земле. Свободными оставались только ноги Яшки, которыми он и выделывал, желая вырваться из рук врага, такие уморительные и потешные движения, что, глядя на него, все остальные ребята не могли удержаться от смеха.
— Ай да Орля! Молодец, Орля! Орел наш, недаром так зовется! — кричали они, позабыв, что только за минуту до этого были на стороне Яшки, который всячески подзадоривал их дразнить и мучить бедную Гальку.
Этот смех и одобрения пришлись, однако, не по вкусу черноглазому Орле.
— Эй, вы! Молчать у меня! Чего рты разинули? — закричал он звучным, сочным голосом. — Знай все, кто хоть раз пальцем посмеет тронуть Гальку, словом единым обидит ее, с тем я разделаюсь по-свойски! Слыхали?
— А ты, Долговязый, вот что, — добавил он с угрозою своему поверженному врагу, — ты у меня смотри: на этот раз отпущу — колотить не стану, а впредь не помилую… Ты ведь знаешь, я сильнее тебя, Яков, и шутить не люблю… А чтобы ты помнил раз и навсегда слова мои, вот тебе в наказание…
Тут, с быстротою молнии, Орля выхватил из руки все еще барахтавшегося под ним длинного цыганенка кнут и, в одну секунду переломив его на несколько мелких частей, далеко отшвырнул обломки кнутовища в кусты, прибавив уже с добродушным смехом:
— Ну, какой ты теперь цыган, Яшка? Без кнута цыган — то же, что без седла конь! Осрамился ты, Долговязый, на долгие годы. И поделом тебе!.. Не будешь Гальку обижать.
Красный, сконфуженный, униженный, поднялся с земли Яшка. Его злые, разгоревшиеся, как уголья, глаза метали целое пламя бешенства, зубы оскалились, как у дикого зверя.
Орля сказал правду: кнут является неизбежной необходимостью каждого цыгана и подростка; цыганята очень важничают, имея при себе хорошие, прочные кнуты. Потеря такого кнута считалась большой оплошностью как для взрослого, так и для мальчика-подростка.
Вот почему, рыча по-звериному, озлобленный Яшка подступил к Орле с налившимися кровью глазами, с угрожающе сжатыми кулаками.
— Слушай ты, молокосос! Да я тебя за это!.. Да я тебя за это!..
Он не успел докончить своей угрозы. Пронзительный свисток пронесся в эту минуту по лесной опушке и замер в лесу.
Дети разом встрепенулись и засуетились.
— Дядя Иванка кличет! Хозяин кличет! Слышь, ребята, зовет хозяин! Бежим к нему, живо!
И они кинулись дружной толпой в ту сторону, откуда слышался призыв свистка.
— А мы еще посчитаемся с тобою! — пробегая мимо черноглазого Орли, прошипел ему в самое ухо Яшка. — Ты так легко не уйдешь от меня. Врешь, не уйдешь!
— Ладно! Заведи раньше себе кнут, Долговязый, — добродушно ответил ему тот и, взяв за руку все еще плакавшую девочку, произнес не то ласково, не то ворчливо:
— Ну, полно, не реви, Галька! Страсть не люблю, когда ревут! Слышишь? Перестань сейчас же! Дядя Иванка звал. Идем к нему, — и, взяв за руку девочку, он поспешил на зов вслед за другими ребятами.
Глава IV
Под ветвями развесистой липы, на пне срубленного дерева, сидел высокий цыган, с серьгою в ухе, и строгими суровыми глазами поглядывал па всех из-под нахмуренных бровей.
Это и был хозяин и начальник табора, дядя Иванка, очень суровый, взыскательный человек, безжалостно наказывавший своих подчиненных за малейшую провинность.
При каждой новой остановке табора дядя Иванка делал тщательный осмотр всем приобретенным на последней остановке добычам.
Старшие уже успели сдать хозяину все, что успели выклянчить или награбить у людей; теперь наступила очередь подростков и детей.
— Эй, вы, команда, все собрались? — грубым голосом окликнул хозяин сбежавшихся к нему ребят.
— Все, дядя Иванка! Как есть все! — отозвались те дружным хором.
— Ну, так живо показывай, у кого что есть.
Едва только цыган успел сказать это, как дети бросились врассыпную, каждый к своей телеге. Бросился и бойкий Орля, Галькин защитник, вместе с другими.
Только одна белокуренькая Галька осталась стоять перед дядей Иванкой с потупленными глазами и опущенной на грудь головой.
Ей незачем было бежать за добычей. Она ничего не смогла выпросить в тех усадьбах и деревнях, около которых они останавливались табором последние дни. Беленькая Галька не умела воровать, а милостыню цыганкам подают скупо.
Впрочем, Галька не была цыганкой.
Лет восемь тому назад Орлина мать, чернобровая красавица Марика, привела откуда-то хорошенькую, нарядно одетую двухлетнюю девочку, сказав, что нашла ее заблудившейся в лесу.
Девочку, названную тут же цыганами Галькой (очутившись среди цыган, с испуга бедная крошка никак не могла сказать, как ее зовут), решено было оставить в таборе и научить просить милостыню по деревням. Марика надеялась, что хорошенькой беленькой, нежной девочке будут подавать больше, нежели грубым, вороватым цыганским ребятишкам, но она жестоко ошиблась. Гальке не приходилось часто собирать милостыню. Она постоянно прихварывала и больше лежала на грязной перине, под навесом телеги, нежели ходила с протянутой ручонкой.
Ее за это невзлюбили в таборе, считая белоручкой и дармоедкой. Пока жива была Марика, заступавшаяся за свою питомицу, жизнь Гальки еще не была особенно тяжела. Но вот, случайно простудившись и схватив болотную лихорадку, Марика умерла, проболев недолго, и Гальку начали травить и мучить взрослые и дети.
Один только Орля, ее названый брат, защищал приемную сестренку, как только мог. Не раз он выручал ее из беды, не раз спасал ее от побоев, от страшного кнута дяди Иванки, уделяя бедной девочке часть добычи, которую особенно ловко приобретал он по усадьбам и деревням.
Но сегодня, как нарочно, история с Яшкой вытеснила из головы Орли мысль о том, что Галька с пустыми руками идет перед грозные взоры страшного хозяина. Да и сама Галька, затравленная Яшкой и его сообщниками, забыла об этом.
— Нет, сегодня ей не миновать кары… Сердце девочки дрогнуло и сильно забилось. Между тем к дяде Иванке снова сбежались ребятишки шумной гурьбой. Каждый из них принес что-нибудь.
У Орли под мышкой отчаянно бился и визжал поросенок.
Яшка тащил кудахтавшую курицу, его сестра, рябая Дарка, — пару утят; Аниска-кривой — огромный каравай хлеба; кто-то — красную крестьянскую рубаху; кто-то — пояс и горшок с остатками каши. Даже маленький семилетний Михалка сумел стащить из-под носа зазевавшейся хозяйки пару стоптанных туфель.
Каждый из ребят с гордостью складывал свою добычу к ногам хозяина и отходил от него, очень довольный хозяйской похвалой.
Наконец последний мальчуган принес и бросил на колени дяди Иванки огромный кочан капусты, стащенный им на огороде.
Теперь наступила очередь Гальки, и глаза всех направились па нее.
Глава V
— Ну, а ты, белоручка, что принесла? — неожиданно загремел над испуганной девочкой грозный хозяйский окрик.
Галька, едва держась на ногах, дрожа всем телом, выступила вперед.
— Я… я… я… — начала было девочка.
— Опять ничего? Это в который же раз ты ничего не приносишь! — топнув ногою, крикнул дядя Иванка, и глаза его под нахмуренными бровями загорелись злобным огнем.
Молчание Гальки, ее испуганный вид и бледное, как снег, лицо не разжалобили свирепого сердца цыгана, а, казалось, напротив, еще более того распалили в нем злобу и гнев.
Он строго посмотрел на девочку, ударил себя рукой по колену и сказал:
— Ну, довольно, моя милушка! Нынче же снимется и отойдет отсюда табор, а тебя мы покинем в лесу. Хочешь — умирай голодной смертью, хочешь — ищи себе новых благодетелей, а нам такая дармоедка, как ты, не нужна.
Услышав эти слова, бедная девочка задрожала всей телом.
Как ни тяжела была ее жизнь впроголодь и в грязи у цыган, но все же у нее был хоть угол в телеге и кусок хлеба с остатками похлебки.
А самое главное — здесь был Орля, ее милый братик и заступник, которого одинокая Галька любила всеми силами своей детской души. Без Орли вся жизнь для Гальки казалась бессмысленной и ненужной.
И вот она принуждена покинуть Орлю и остаться одна-одинешенька в этом глухом, жутком лесу…
Девочка закрыла обеими ручонками побледневшее личико и тихо, жалобно застонала.
— Дядя Иванка! — звонко выкрикнул детский голос, и Орля с быстротою стрелы вылетел из толпы, расталкивая ребятишек и взрослых.
— Дядя Иванка! Слышишь! Исхлещи меня кнутом до полусмерти, а Гальку оставь! Оставь, молю тебя об этом! — вне себя, захлебываясь и волнуясь, выкрикнул мальчик и повалился в ноги хозяину, обвивая руками его колени.
— Пошел вон! Еще что выдумал! Просить за дармоедку!.. Сказано, выброшу ее из табора — и делу ко…
Дядя Иванка осекся, смолк внезапно, оборвав на полуслове свою фразу, и замер на месте…
