Лето с капитаном Грантом - Сергей Анатольевич Иванов
В общем, сердце, как известно, не камень. И наконец однажды, когда ей почему-то взгрустнулось, она написала письмо: здравствуйте, мол, милый и чудной Миша, это вам пишет Женя Смородинская… Дальше она сочинила несколько фраз про его письма, про его горку и про его липы. И в конце говорила, что летом приедет работать в «Маяк». Июнь, июль, август — времени много. И «время покажет»…
Бородач, получив драгоценное письмо, вовсе не почувствовал его туманности и расплывчатости, а возликовал всей душой.
Ликование, как и печаль, выражалось у него всегда в одной и той же форме. Он схватился работать за двадцатерых. Начальство уже подумывало, не пора ли его из простых инженеров перевести в какие-нибудь там поглавней.
Но тут подоспела лагерная пора. И пришлось подписать ему заявление о том, что «прошу предоставить мне отпуск без сохранения содержания на июнь, июль и август».
— Хотел вас уволить, Зотов, — сказал начальник. — Так ведь не работают, согласитесь!
Бородатый человек смотрел на начальство синими глазами и думал, как через неделю в «Маяк» приедет Женька.
Он отправился в лагерь раньше всех, раньше даже Олега Семеновича. Дел всегда после зимы бывает много — мыть, подкрашивать, кое-где заменить подгнившие столбы забора.
Это все, естественно, не входит в обязанности руководителя кружка «Умелые руки». Да он на такие мелочи не обращал внимания.
Вы уже, наверное, догадались — по тому, как старательно я пишу это ожидание, — уже догадались, что Женька не приехала.
Практику она решила проходить в лагеречке недалеко от Чашкина. А на июль родители достали ей путевку в Болгарию. Есть на свете такой отличнейший курорт, называется «Златы пясцы», то есть «Золотые пески».
— Ну а чего я Мишке-то скажу? — спросила Люся.
Женька беспечно улыбнулась:
— Ладно тебе. Он уж и забыл все на свете.
Но это не он забыл, это она все на свете забыла в ожидании чудных золотых песков, на которые накатывается Черное море.
Еще несколько дней Михаил Сергеевич ждал. Ждал, мрачнея с каждым часом. Потом он пришел к начальнику и сказал:
— Я вот чего решил, Олег Семенович. Москва-река у нас далеко, а купаться ребятам надо. Так я думаю вырыть бассейн.
— Бассейн?..
Чтобы вырыть такую махину, нужны экскаваторы и разные там землечерпалки, нужен хороший отряд народу. Начальник это отлично знал. Но знал он и всю историю с Женькой. И знал, что за человек этот Миша Зотов.
Стараясь оставаться серьезным, начальник сказал:
— Ну… копай.
— Тогда в Москву на денек отпустите. Надо лопату приличную купить.
— В таком случае покупай уж две.
— Почему две?
— Одной лопатой не выроешь, Миша. Износится.
Бородатый человек подумал, нахмурился и спокойно ответил:
— Хорошо, куплю две.
Если строить настоящий бассейн — десять на двадцать пять метров и на два в глубину, — это, конечно, невообразимый объем работы.
К счастью, в «Маяке» просто не нашлось места, чтобы копать такую громадину. Все же за домиком пятого отряда бородатому отвели пространство: рой!
Михаил Сергеевич разметил колышками углы. В длину метров пять, в ширину метра три.
Легко можно было бы представить себе его угрюмо-усталую физиономию, когда он отбрасывает рыжий скрипучий суглинок, лопату за лопатой…
На самом деле лицо его оставалось спокойно, а глаза, как обычно, смотрели с пронзительной, но приветливой синевой. Работа не была для него ни пыткой, ни наказанием, ни даже способом забыться. Работа была нормальным состоянием его тела и души.
На планерках вожатые в меру зубоскалили над происходящим.
— Вы поймите, Олег Семенович, — дружно напирали вожатые, — вам хорошо, а нам ведь надо ребятам объяснять, что это за могила такая.
— Мне тоже нехорошо, — серьезно отвечал начальник, — мне надо вам объяснять…
Михаил Сергеевич только улыбался.
Однако и ему пришлось призадуматься. Прежде он рыл днем, в свободное от кружка и разных столярных работ время. Теперь решил рыть ранним утром, когда все спали.
С этого, собственно, и начинается рассказ: как он взял лопату и пошел к своему бассейну.
За две недели рытья это была уже довольно внушительная яма, действительно напоминающая могилу, в которой решили упрятать мамонта или какую-нибудь столь же масштабную фигуру.
Сейчас Михаил Сергеевич критическим и несколько растерянным взором окинул ее. Что же это, в самом деле, будет? Совершенно ясно, что никакого бассейна не получится — яма мала. Для одного отряда и то мала, для одного звена и то не годится. Да еще дно глинистое… Настоящий лягушатник!
Подумав так, он перешагнул дощатый барьерчик, который был устроен, кстати, именно для того, чтобы в яму не залетали по ночам лягушки, спрыгнул вниз и упорно стал углублять свое «сооружение».
Он копал и думал.
Любая его работа всегда имела какую-то пользу. Вот хоть эти липки или снежная гора. Да и многое-многое другое, что он успел сделать за свою жизнь. Теперь, может быть, впервые, он копал зря, для собственного удовольствия и успокоения… А хоть бы так, ну и что?.. Однако это «ну и что» ему не нравилось.
«Что-то я все-таки должен придумать, — говорил он себе. — Для чего-то эта земляная пасть должна быть нужна». Утренние комары негустым, но все же облачком вились над его теперь уже голой и вспотевшей спиной.
Земляная работа не так уж плоха для крепкого человека. Главное, она спокойная в своей постоянности, благотворно влияет на нервы — вроде вязания или вышивки.
И потому Михаил Сергеевич все надеялся, что конечная цель придет сама собой. Он будет делать, делать и потом догадается, зачем ему это. Как в сказке: «Найди то, не знаю что». А нашел Василису Прекрасную!
Все-таки это странно. Стоит тебе после отбоя куда-нибудь исчезнуть хотя бы на пять минут — тут же ЧП, гром и молния.
А утром вставай хоть за два часа до подъема, никто тебе ни слова не скажет… ну почти ни слова. Этим просто не все умеют пользоваться: одни из-за большой сонливости, другие из-за небольшой сообразительности. А Леня Осипов со своим Пятницей как раз умели. Ну и Ветка тут как тут.
В раннем вставании ничего трудного нет. Все равно же днем приходится спать.
В раннем вставании, наоборот, очень много хорошего. Идешь, кругом ни души… По лагерю надо тихо-тихо идти. А по лесу и того тише, чтобы не вспугнуть ни одной птичьей песни и ни одной капли росы.
За неделю они научились этому преотлично. Научились бесшумно устанавливать фотоаппарат в удобную развилку и отодвигать еловую лапу, за которой пряталось гнездо. А Ветка научилась стоять не дыша.
Сейчас они возвращались — и
