Сильвия Труу - Месяц как взрослая
Лес захватил все ее внимание. Высокий, чистый и безлюдный, изумительно живой в своей неподвижности — таким он стоял у нее перед глазами. Какой только живности не обитало в зарослях вереска, в траве и в латках рдеющего мха! Седовершинные великаны ели опустили до земли свои темно-зеленые ветви, образуя затененный шатер вокруг ствола. Для кого? Кто находил там укрытие? Дикие козы? Зайцы? Исполины-сосны, наоборот, стояли в неколебимом покое, как многоопытные почтенные старцы. Молоденькие сосенки держались от них кучкой в некотором отдалении. Шелестели тонкие светлые березки и осины, будто девчонки, перешептывались они между собой. Зато ольха дремала в тихом сне.
Внимание Силле привлек женский голос.
— Вы не знаете, куда подевался детский сад? — спрашивала женщина.
К коптильщикам подошли стройная девушка с ниспадающими на плечи медно-рыжими волосами и плечистый молодой человек. Девушка показалась Силле знакомой, где-то на фабрике она уже видела ее. Молодого человека Силле знала хорошо еще с производственной практики. Это был инженер-технолог Имре Лойк, тот самый, который организовывал экскурсии и всякие коллективные походы, обучал молодых рабочих и всегда говорил о школьницах-практикантках почему-то в третьем лице.
На вопрос девушки Виханди выразительно кашлянул и быстро указал глазами сперва на Мерле, потом на Силле. Девушка фыркнула и сделала рукой движение, будто хотела затолкать назад сорвавшиеся с языка слова.
Но Имре Лойк уже подошел к Мерле.
— Ах, они сами тут! И такие деловитые! Просто радость видеть таких проворных людей, — рокотал он своим приятным баритоном.
— Бери на заметку и переводи в кадры, — посоветовала девушка. — Не то закончит школу и исчезнет. И тогда по-прежнему придется нам гнуть спины.
С радостным ожиданием смотрела Мерле на Имре Лойка. Тот развел руками:
— Исчезнет? Что значит исчезнет? Если у человека есть интерес к нашей работе, он никуда не исчезнет. Гони его из парадной двери, он войдет с черного хода, погонишь и с черного хода, заберется в окно. Такие вот дела, Вейнике.
Силле представила, как Имре Лойк, корректный молодой человек, ломится в парадную дверь и с черного хода, а потом лезет в окно. Эта мысль развеселила ее и одновременно возбудила интерес, а что именно привело самого Имре Лойка на кондитерскую фабрику — призвание или что-то другое?
Об этом она и спросила у него.
Рассудительное лицо молодого человека на мгновение выразило недоумение. Этот момент использовал Ринальдо, чтобы спросить у Силле:
— Интересно бы знать, а что привело вас в такое чудесное лето на нашу фабрику? Тоже, как пишут обычно в газетах, уже с детства мечтали… ну, это, так сказать, призвание или что там?
— А у вас? — в ответ быстро спросила его Силле.
— Я пришел зарабатывать свой хлеб насущный, — сказал Ринальдо. — Где-то человек должен ведь работать. Вот у него… — Ринальдо указал большим пальцем через плечо на Виханди, — у него машины и моторы фамильная слабость, начиная с дедушки. А у него?.. — Ринальдо глянул на Имре Лойка и пожал плечами.
— Товарищ Лойк пришел по чистому призванию, — сказала Вейнике, и в ее резком голосе можно было услышать подчеркнутую значимость. — Хотя можно предположить, что не попал на другие факультеты, а на технологии пищевых продуктов были еще места…
— Дорогая деточка! — прервал ее Имре Лойк. — Жизнь не дважды два — четыре. Не просто все в ней выходит. Понимание жизненных законов — сложная алгебра.
Он повернулся к Силле.
— Дело в том, молодые люди, что у некоторых в жизни даже в призвании нет своего единственного и верного счастья, так же как и… в любви. Вот какие бывают иногда грустные истории.
— И поэтому человеку надо выбрать что-то одно и честно этому служить. Не так ли? — вновь обратила на себя внимание Имре Лойка Вейнике. Она склонила голову набок и продолжала тем громким голосом, каким малыши декламируют стихотворения: — Но при этом обязательно следует окончить среднюю школу, чтобы ворота жизни не остались бы закрытыми перед созданием человеческим!
По лицу Имре Лойка скользнуло недовольство, однако он зааплодировал и воскликнул:
— Браво! Тебе хорошо запомнились мои слова. Если бы ты еще поступала согласно им, ну тогда… Тогда бы не было недоразумений. Но детям… молодым девушкам ты не дури голову, пусть действительно сперва окончат школу. Хватит нам недоучек.
Имре Лойк обнял Мерле за плечо и сказал:
— А вот с ней у меня будет небольшой разговор.
Он тут же снял руку, отыскал взглядом Силле и объявил, что и с ней он тоже хотел бы поговорить.
И девочки узнали, что их бригадир Эндла Курма уже две недели как помолвлена. Что ее нареченный — фабричный электрик, «тот самый симпатичный, веснушчатый и уникально рыжий молодой человек». И было бы хорошо со стороны других молодых людей освободить этих будущих молодоженов от заготовки хвороста и приготовления пищи. Организаторы поездки доверяют на этот раз Мерле, вместо Эндлы Курма, дирижировать приготовлением ужина, ибо она уже одним тем, что осталась коптить салаку, показала, что у нее есть к этому влечение. Что касается Силле, то она неожиданно оказалась верным помощником дирижеру, так как больная нога лишила ее возможности передвижения. Хотя Мерле может в случае необходимости и по своему усмотрению призвать на помощь любого, кто приехал, даже его, Имре Лойка.
Слова его текли безостановочно, будто запись на магнитофонной ленте, где паузы были вырезаны. Говоря это, Имре Лойк поглядывал на дорогу, которая вела к морю.
— Остальное Вейнике Отсус знает лучше меня. До сих пор она вместе с товарищем Курма занималась этими вещами и в курсе всех дел. Ну, будьте молодцами! — сказал Имре Лойк и со спринтерской скоростью помчался к морю.
Вслед ему, благодарно и восхищенно, сияли фиалковые глаза Мерле.
Силле, еще не освободившаяся от впечатлений первой встречи с Эндлой Курма, которую она тогда посчитала несовершеннолетнею, спросила у Вейнике:
— Неужели Эндла Курма выходит замуж?
— А почему бы ей не выйти замуж? — рассмеялась Вейнике.
— Знаете, — Мерле отвела взгляд от дороги к морю, — я бы с готовностью… немедленно…
Взрыв хохота не дал Мерле закончить. Смеялся Ринальдо.
— Немедленно! А принц уже выбран?
Мерле не смутилась. Она смерила зубоскала сердитым взглядом и насмешливо спросила:
— Желаете стать кандидатом? Ну что ж, список еще не закрыт. — И спокойно, будто ее и не прерывали, продолжала: — Я бы с готовностью осталась работать на фабрике. А он… — Мерле кивнула в сторону, куда ушел Имре Лойк, — о каких недоучках он говорил?
Вейнике грустно усмехнулась:
— Почему бы ему не говорить, если язык есть. Только он не учитывает того, что головы у всех разные: один за год кончает два класса, другой за два года — всего один.
— Ну-ну! — воскликнул Виханди. — Не клевещи на свою голову. Уж вы-то с Ринальдо просто прошаркали ногами год.
— Ну и что! — крикнул Ринальдо. — Второе место в республике по танцам тоже кое-что значит.
Сказав это, он посмотрел полуприщуренными глазами на Силле и Мерле. Когда те с любопытством уставились на него, он быстро отвел взгляд, сунул руки в карманы джинсов, украшенных металлическими бляшками, и, повышая голос, пообещал:
— Зато в этом году сразу пройдем два класса. Так что имей в виду, Виханди, будущим летом поднесешь нам розы. По случаю окончания или просто…
На это Виханди ничего ему не ответил и, сказав Силле, что теперь понадобится ее помощь, кивнул на чурбак, пододвинул мешочек с солью и пустой таз и вытащил из коптильни первую партию истекавшей жиром золотистой салаки.
Тут Вейнике решила, что для Мерле, как сказал Имре, наступила пора «дирижировать». Не дав ей снять передник, она повела Мерле на дачу.
— Мда! — беспокойно кивнул вслед им Ринальдо.
— Ты смотри у меня! — услышала Силле предостережение Виханди.
В ответ на это Ринальдо забурчал под нос, что пусть, мол, Виханди оставит свой надоедливый контроль — учеба в университете еще не дает ему на это никакого права, пусть берет пример с Кару, который никогда не суется в чужие дела.
Кару беспокойно дернул уголком рта, но ничего не сказал.
— Ладно! Всему свое время, — заметил Виханди, — давайте лучше пока заниматься делом.
Силле осталась наедине со своей работой. Она снизывала салаку с палочек в таз, посыпала солью и думала: «Вдруг однажды простой случай решит мое будущее. Но тогда и сейчас уже можно сказать, что случай сделал свое дело: попала на кондитерскую фабрику потому, что школа случайно оказалась рядом с фабрикой. Только во всем я воле случая в будущем не дамся. Стану сама творить свою судьбу. Сама хочу отвечать за свое будущее. Отказ от поездки в Крым был первым серьезным шагом. Не под крылышком мамы и папы, не на их деньги создавать свое благополучие, а зарабатывать самой, своими руками. Индрек тут совершенно прав. Об этом я должна была сказать ему раньше. Теперь с ним не поговоришь даже о самом обычном. По крайней мере пока…»
