Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы
В-четвертых…
Однако это «в-четвертых» было уже возле школы, и Петрик так и не решил, о чем он еще спросит у Левы.
В этот день поймать Леву было неимоверно трудно. Он все время куда-то торопился. Но все-таки настойчивость Петрика победила.
— Лева, — сказал Петрик, озабоченно заглядывая Леве в глаза, — ее… знаешь кого?.. ее можно держать дома? Не опасно?
Разумеется, Лева сразу понял, кто это «она», но тем не менее в глазах у него на секунду мелькнуло недоумение.
— «Она» не опасная? — попрежнему озабоченно и настойчиво добивался Петрик. — Марка страны Гонделупы…
Последние слова он произнес неуловимым шепотком.
В то же мгновение Лева все сообразил.
— Если никому не показывать, то какая же может быть опасность?.. Прячь подальше, вот и все. Клятву помнишь?
— Помню, — печально проговорил Петрик и покорно прошептал: — Я ее спрячу подальше…
Как легко было со шведской серией! Ни от кого прятать не приходилось. Пожалуйста, все смотрите! Даже наоборот — самое большое удовольствие всем показывать…
— Лева, погоди, — воскликнул Петрик, удерживая Леву за рукав, — не уходи…
— Чего еще? — нетерпеливо сказал Лева. — Не понимаешь, я спешу. У меня слишком мало времени, чтобы с тобой возиться…
Все-таки он задержался, хотя вид у него был недовольный и высокомерный.
— Лева, — сказал Петрик, — ты не можешь сказать, где ты ее достал… марку?
— Не могу! — отрезал Лева.
— Я хочу найти на карте… эту страну… в каком месте искать?
И вдруг Лева захохотал зло и насмешливо.
— Может, соску прикажешь тебе дать? — закричал он, прищуривая глаза. — Или манную кашку? Как вам понравится? Ищи… по всему миру ищи… И помни, пока не найдешь, не смей ко мне приближаться… Понял?
Глава шестнадцатая. В поисках неведомой страны
Три дня подряд стояли невероятные морозы. Все дрова, заготовленные папой и Петриком на целую неделю, мама сожгла за эти три дня. И, кроме того, еще две полные корзины каменного угля. Она топила печи по два раза в день — утром и вечером, и дверцы, раскаленные докрасна, яростно шипели, когда на них брызгала вода. В комнатах было тепло, но в ванной все-таки был здоровенный мороз. Стены серебрились, покрытые инеем, а в самой ванне на дне блестел лед, и для Мальчика-с-пальчик можно было бы устроить настоящий каток.
Умываться там было геройством, на которое способен был только папа. Жутко было смотреть, как он плескал себе на грудь и спину ледяную воду, а пар от него валил, будто из корыта, налитого кипятком. Впрочем, на третий день он не выдержал и, конфузливо улыбаясь, пошел умываться на кухню. Что касается Петрика и мамы, то они с первого же дня перекочевали туда со всеми своими умывальными принадлежностями.
Самым морозным днем была суббота. Градусник показывал тридцать девять ниже нуля — неслыханно низкая температура для этих мест.
Петрика не пустили в школу, и все утро он не мог успокоиться.
— Увидишь, занятий вовсе не будет, — говорила мама. — В такой мороз разве кто придет?
Каково же было ее удивление, когда по дороге в «Гастроном» она встретила сначала Опанаса, потом Кирилку!
Опанас несся, как вихрь, и щеки его казались раскаленными докрасна. Кажется, приложи к ним ледяную сосульку — и она зашипит и в один миг растает.
— Опанас! — крикнула мама. — Разве вы занимались?
— Занимались! — крикнул Опанас и пронесся дальше.
— Застегни воротник! — снова крикнула мама.
Она еще хотела спросить, почему он перестал к ним приходить готовить уроки, но разве успеешь сказать что-нибудь путное такому головорезу? Он уже был где-то далеко, за углом переулка.
Кирилка же шел не спеша. Они с мамой столкнулись носом к носу, два розовых старичка, поседевшие на морозе.
— Кирилка, — сказала мама, — ох, как холодно! Ты не замерз?
— Нет, — ответил Кирилка и подул на свою варежку. Пальцы в ней были согнуты кулачком.
— Значит, занятия были? Петрик будет ужасно расстроен, — сказала мама и заплясала, притопывая резиновыми ботиками.
— Были, — ответил Кирилка. — А почему не пришел Петрик?
— Я думала, в такой холод никто не пойдет, и не пустила его, — ответила мама. — Почему ты к нам не ходишь? И Опанас тоже. Вы поссорились?
— Нет, — ответил Кирилка, — мы не ссорились…
Тут она сняла рукавички и сунула теплый палец, который еще не успел озябнуть, между шарфом и Кирилкиной шеей.
— Видишь, — сказала она, — опять кое-как завязан шарф. Ведь я тебя учила, как нужно. Простудишься, что тогда?
Кирилка поднял на нее благодарные глаза. С тех пор как у него не стало мамы, еще никто с ним так не разговаривал, даже отец.
— Я принесу Петрику уроки, раз он не был.
— Вот и хорошо, — сказала мама, — у нас в комнатах тепло, только в ванной лед… Ты согреешься, если озябнешь доро́гой…
И они пошли каждый своим путем — мама в институт, а Кирилка домой. Мама притопывала на каждом шагу, потому что ноги в резиновых ботиках у нее замерзли. Но Кирилке было тепло. Он шел, крепко ступая на пятку, а с пятки на носок. Морозный тугой снег пищал на разные голоса. Получалось очень красиво — настоящая снеговая музыка. Особенно если рядом шли другие прохожие, а по мостовой ехали грузовики. А еще это было похоже, будто валенки бранятся и спорят между собой, который раньше прибежит домой: правый или левый?
Проходя мимо почты с синим ящиком у дверей, Кирилка подумал о письме с Севера, которое, может быть, уже пришло и только ждет, когда возьмет его почтальон в свою толстую кожаную сумку. И как он ни спешил, он все-таки посмотрел в замерзшее окошко, через которое все равно ничего не увидел…
Дома он не стал ждать обеда: так приятно, когда тебя просят, чтобы пришел обязательно и поскорее! Нужно было поспешить. И все же, переписывая на бумажку уроки для Петрика, Кирилка постарался не сделать ни одной кляксы, а буквы получились ровные, с нажимом, как у самого Петрика. На всякий случай он захватил и портфель. Как знать, ведь может случиться, что они снова будут делать вместе уроки…
Петрик же совсем не ждал Кирилку. Он смотрел на стекла окна, покрытые морозными узорами, похожие на прозрачные картины, и думал о том, что такие леса в далекой стране Гонделупе, которую так трудно сыскать на географической карте. Может быть, и там высокие пальмы переплелись с густыми елками, а ландыши, похожие на звезды, выросли выше деревьев? И, может быть, водятся там белые тигры и слоны с серебристой шерстью? Ведь бывают же белые вороны! Или нет?
И, уж конечно, такие прекрасные звезды, похожие на алмазные цветы, есть во дворце Снежной Королевы, где был пленником маленький Кай с замерзшим сердцем.
Мама говорит — нет хуже, когда у человека холодное сердце, когда в груди вместо сердца кусок льда. Такие люди, она говорит, ничего не стоят и ничего они не сделают в жизни хорошего.
А он пошел бы спасать Кирилку и Опанаса, если бы Снежная Королева унесла их в свое царство?
И еще Петрик думал, пока Кирилка спешил к нему, о том, как трудно одному, без мамы, странствовать по разным странам и читать названия, буквы которых чуть больше манной крупы.
И, наконец, когда Кирилка уже поднимал руку, чтобы позвонить, Петрик подумал, что, может быть, мореплаватели, о которых пишут в книгах, так же долго блуждали по морям и океанам, пока наступал наконец день великих открытий…
А когда Кирилка был уже в комнате и тер ладошками нос и щеки, Петрик твердо решил не падать духом и во что бы то ни стало найти эту самую пиратскую страну Гонделупу.
— Кирилка, — сказал он, — сядь вот тут и не мешай мне… Я хочу поискать еще в Тихом океане…
— Хорошо, — сказал Кирилка и сел на стул около печки.
Но молча просидел он недолго, потому что ему стало скучно и жарко.
— Петрик, — спросил он, — кого ты ищешь?
— Кирилка, — сказал Петрик, — умеешь ты держать секреты?
— Умею, — ответил Кирилка.
— Кирилка, — сказал Петрик, стараясь говорить как можно значительнее, почти как Лева, — у меня есть пиратская марка. Понимаешь, что это значит?
— Нет, — признался Кирилка, — не понимаю.
— Разве ты не читал про пиратов, которые водятся на Острове Сокровищ, и про разные приключения?
— Да, — сказал Кирилка, — я читал «Приключения Травки»…
— Нет, — с досадой сказал Петрик, — это совсем не похоже.
И все-таки, несмотря на то что Кирилка ничего не знал о пиратах, Петрик решил показать свою необыкновенную марку. Он просто не мог больше молчать.
— Смотри, — сказал он, вытаскивая марку из ящика, — смотри, разве не роскошь?
— Хорошая, — сказал Кирилка, рассматривая марку и поражая Петрика своим равнодушием. — Она на кого-то похожа…
— Похожа?.. — возмущенно вскричал Петрик. — Похожа?
И, забыв про клятву и обо всем прочем, он сердито сказал:
