Анвер Бикчентаев - Прощайте, серебристые дожди...

…На небольшой полянке выстроился весь отряд. И в том строю на левом фланге находились, мальчишки.

Пока дядя Ваня очень тщательно, олово за слово, переводил Рыжему приговор партизанского трибунала, Азат стоял, опустив голову.

— Боишься глянуть на Рыжего? — вдруг тихим шепотом спросил Микола Федорович.

Азат поднял голову.

Вот таким он запомнил Рыжего в его последние минуты: фашист был белее той березы, возле которой он стоял, чуть пошатываясь. А когда человек делается белее березы, то он уже перестает быть живым существом.

Лазарет обычно пустовал, так как тяжело-раненных отправляли на самолетах в тыл, а легко-раненные, как правило, в лазарет не ложились. Если человек мог ходить, он оставался в строю, даже раненый.

Целая история приключилась со знаменитым подрывником Махмутом Загидуллинным. Их было два брата, оба из Уфы. Махмуту случайным осколком мины оторвало левое ухо. Редчайший, надо сказать, случай. Обычно осколком, в ухо попадают один раз за всю войну. Так вот, человек истекает кровью, а лечь в лазарет не хочет, гордость ему не позволяет. Пришлось дяде Ване употребить всю свою фельдшерскую власть.

— Ты что, малое дитя, чтобы тебя уговаривать, а я тебе нянька? — сказал он, вконец рассердившись.

А на второй день в полном снаряжении разведчика, увешанный гранатами, с автоматом, кинжалом да ещё с двумя котелками явился старший брат раненого, Hyp Загидуллин.

— Когда встречаются земляки, то они первым делом готовят себе бишбармак! — гремел он в избушке.

Дядя Ваня недовольно посмотрел на него поверх очков.

— Если ты пришел за братом, то должен тебе сказать, что поторопился. Отсюда он выйдет денька через два.

Однако отчаянный разведчик продолжал шутить как ни в чем не бывало:

— Тут, в вашем лазарете, как установила наша разведка, оказался не один уфимец, а два. Так и быть, я забираю обоих: брата — как раненого, Азата Байгужина — как сопровождающего. Не надолго, всего на один час уведу.

— Куда же ты поведешь их?

— До первого костра. Я решил приготовить брату бишбармак. Это здорово помогает раненым воинам. А наш земляк Азат Байгужин будет мне помогать. Не следует забывать обычаи дедов, если, конечно, эти обычаи такие вкусные.

Дядя Ваня сдался:

— Часок посидеть возле костра твоему брату не повредит. А меня ты разве не хочешь взять с собой?

— Айда, доктор! — обрадовался разведчик. — Мы бишбармака столько наварим, что на весь лес хватит. Пусть у нас нет жирной баранины, изюма и перца — не беда, — балагурил он, — пальчики оближете.

Повесив над костром котелки с водой и замешивая муку, он приговаривал:

— Баранину заменим трофейными консервами, а тесто замесили. Вода, конечно, не та: болотцем отдает. То ли дело в Уфе: хочешь мягкую воду — иди себе к берегу Уфимки, еще мягче требуется — рядом Дема… Не нравится тебе мягкая вода, хочется жесткой — под рукой Белая, самая чистая река на Урале.

Стоило ему произнести названия родных рек, как Азат будто наяву увидел родной город, раскинувшийся на высокой горе, окруженной тремя реками.

— Самая зеленая улица — Социалистическая, я на ней родился, — вздохнул Азат.

— Самая тихая — Лассаля, — подхватил Махмут. И тотчас же старший Загидуллин заключил:

— А самая шумная — Цюрупы:

Тут уж дали волю воспоминаниям. Вспомнили, что Октябрьская покрыта булыжниками, а на улице Володарского сплошные овраги, что самый красивый дом занимает художественный музей, а самая высокая башня возле мусульманского кладбища.

— Я бы сейчас беляшей поел, — сказал Азат и облизнулся.

— Я бы плова…

Но старший Загидуллин громко рассмеялся:

— Моя мечта — бишбармак. И она осуществится раньше вашей, уже через час.

Они расшумелись, как дети. Стали вспоминать смешные случаи, какие приключались с каждым из них, и вообще какой он веселый, этот город Уфа.

Дядя Ваня не сдержался:

— Чего расхвастались, как сороки? Слушаю вас и удивляюсь: точно в одном вашем городе вся красота мира собрала. Кругом оглянитесь, разве здесь не красота? Где еще такие вербы и тополя растут?

К костру подошел начальник штаба, со своей неизменной трубкой во рту.

— Просвещаешь моих орлов-разведчиков? — спросил он дядю Ваню, присаживаясь к костру.

— Да, они в этом, кстати, нуждаются, — с улыбкой согласился дядя Ваня. — Тут одни уфимцы собрались и хвастают своим городом. Булыжники и те в Уфе особые. А я им говорю: всюду красиво.

— Ты это брось, — проговорил начальник штаба — Всюду хорошо лишь гостям…А мы — хозяева, и каждый привязан к тому кусочку земли, где родился. Кончится война, вернусь в родной Киев. Первым делом отправлюсь на Крещатик. И знаешь, что сделаю? Расцелую все дома подряд.

— Может, к тому времени ни одного целого дома не останется на всей улице.

— Если домов целых не останется, пройдусь по развалинам. Камни стану целовать. А теперь вот что скажу вам, друзья: неужели у вас гостей потчуют только словами? Хочу отведать вашего бишбармака, которым расхвастались на весь лес.

Всего полмесяца назад Азат волновался: оставят его в отряде или нет? Каким далеким кажется теперь это время.

Дела у Азата пошли на лад. Думаете, его оставили в лазарете? Ничего подобного! Берите выше: он ответственный дежурный при командире отряда.

Правда, некоторые называют его «посыльным», «курьером» и даже «дежурным телефонистом», но Азат твердо стоит на своем: ответственный дежурный при командире!

Вот сейчас, наскоро позавтракав, он собирается на свой пост. Это рядом, но все равно надо взять карабин, телогрейку, вещевой мешок и котелок. Оставлять ничего нельзя. В любой миг надо быть готовым принять бой или уходить, куда прикажут.

Насвистывая, Азат набивает патронную сумку. Боеприпасы дороже хлеба. Это знает каждый солдат. Попробуй повоюй без патронов! Не повоюешь! Нет.

— Послушай, Микола Федорович, — говорит Мишка-поваренок, — одолжи Азату свою фляжку ничего с ней не случится.

— У него же есть котелок, — хмурится Микола Федорович. — Пусть в нем носит себе воду.

— Ты же остаешься тут, а он заступает на дежурство…

Азат понимает: никакие уговоры не помогут. Мишка зря старается. Не таковский он парень, Микола Федорович!

— Не нужна мне его фляжка! Обойдусь без нее. Зря ты…

— Пусть себе в бою достанет трофей, — бурчит Микола Федорович. Он даже не смотрит в сторону Азата, а продолжает свой разговор с Мишкой: — Чего он в разведку не идет или на стычку с полицаями?

— Дурень, разве это от него зависит? — заступается Мишка. — Чего-то, я смотрю, ты таким жадюгой стал.

Мишка мечется меж двух огней. Ему хочется примирить ребят! Но с тех пор как Азат упустил Рыжего, Микола Федорович знать его не желает.

Азат молча выходит из избушки. Не хочет Микола Федорович — не надо!

Эта история с пленным фашистом на время заслонила Азату жизнь всего отряда.

Что, например, он знал о Красном мосте? В полевом лазарете, где обитал Азат, или мало знали об этой операции, или умело скрывали ее.

Лишь, после того как Азат появился в землянке командира, ему стало известно, какое огромное значение имеет этот мост. Вновь Азат услышал о нем из уст дяди Вани, вернувшегося с дальнего аэродрома.

— Летчики снова бомбили Красный мост, но безрезультатно, — доложил он.

В тот же день командир отряда приказала уточнить пропускную способность железнодорожного моста за последние сутки.

— Двадцать два поезда прошло на восток и двадцать обратно, — доложил Артист. — Из них восемь с боевой техникой, главным образом с танками, шесть — с живой силой, три — с горючим. Остальное уточнить не удалось. Противник усилил охрану. На отдельные участки вывел собак. Вырубается лес вдоль железнодорожного полотна.

Оксана хитро взглянула на начальника разведки:

— Поэтому вы решили отложить минное наступление?

— Как бы не так! Мы тоже предприняли кое-какие контрмеры… Они получат наши сюрпризы сегодня же.

— Днем?

— Да, днем.

И они опять заговорили о Красном мосте, но уже шепотом.

В последнее время в командирском блиндаже стали появляться представители соседних партизанских отрядов. Уже побывали люди из «Белой чайки», «Зубра», «Южного медведя».

А сегодня пришел командир отряда «Беркут», широкоплечий моряк со шрамом на лице.

Гость понравился Азату. Моряков он вообще уважал. Кто их не уважает!

Из разговора Азат понял, что «беркут» сердится.

— Мне Москва радирует. Да я и сам вижу: через Красный мост изо дня в день идут резервы противника. Тут бы перерезать его коммуникацию — и дело с концом, но находятся товарищи, которые…

Оксана перебила его:

— И мне Москва шлет директивы. И я вижу то, что видят ваши глаза.