Июнь, июль, август - Сергей Анатольевич Иванов
Письма получались слишком длинные и не слишком интересные. Михаил Сергеевич в них вкладывал всю душу. Но ведь бумаге этого не объяснишь, бумаге подавай красивые выражения.
Женька читала его послания через слово, через строчку. И не отвечала ни буквой.
Правда, она чувствовала неясное беспокойство. И однажды показала письмо Люсе Кабановой. Это случилось на какой-то не очень важной лекции, когда можно и поговорить.
— Ты ему отвечаешь? — спросила Люся.
Женька пожала плечами.
— Ты ему ответь, — сказала Люся, и в голосе ее послышалось что-то вроде осуждения.
— Что же я, виновата, если он в меня влюбился? Я даже не кокетничала. Вообще ничего не делала!
Люся промолчала. Ей было жаль этого странного Мишу Зотова, и, сказать по правде, он ей немного нравился. Но раз такое дело, лучше уж помалкивать.
Примерно через месяц бородатый человек приехал в Чашкин. Однако ничего путного у него не вышло. Он не умел быть остроумным и веселым ни с того ни с сего. А Женька наконец поняла, что ей нечего бояться, потому что он был перед нею совершенно беззащитен. Она даже не возражала, чтоб он за ней немного поухаживал. Да только он не умел «ухаживать».
Он умел любить. А что дальше делать, не знал… Жениться, наверное. Все взрослые, когда любят, стараются пожениться. Ну а если не все, то по крайней мере те, которых стоит уважать.
Однако уж куда тут жениться, если тебе говорят, что, мол, давайте, Миша, будем друзьями и давайте на этом наш разговор оставим! Есть, знаете ли, у взрослых девушек такая формула, когда они хотят вам дать от ворот поворот.
И тогда бородатый взял да и построил у Женьки во дворе снежную гору, залил ее водой (дядя Коля, дворник, был уже его лучшим другом). Получился отличный лед.
На этой горке ребята катались до самой весны. А потом гора, естественно, растаяла. Но Женька каждое утро, когда бежала на лекции, и каждый вечер, когда возвращалась домой, видела эту горку и знала, для кого она построена.
Да еще несуразные письма — она к ним привыкла.
Да еще строй липок, которые весной должны были распуститься…
В общем, сердце, как известно, не камень. И наконец однажды, когда ей почему-то взгрустнулось, она написала письмо: здравствуйте, мол, милый и чудной Миша, это вам пишет Женя Смородинская… Дальше она сочинила несколько фраз про его письма, про его горку и про его липы. И в конце говорила, что летом приедет работать в «Маяк». Июнь, июль, август — времени много. И «время покажет»…
Бородач, получив драгоценное письмо, вовсе не почувствовал его туманности и расплывчатости, а возликовал всей душой.
Ликование, как и печаль, выражалось у него всегда в одной и той же форме. Он схватился работать за двадцатерых. Начальство уже подумывало, не пора ли его из простых инженеров перевести в какие-нибудь там поглавней.
Но тут подоспела лагерная пора. И пришлось подписать ему заявление о том, что «прошу предоставить мне отпуск без сохранения содержания на июнь, июль и август».
— Хотел вас уволить, Зотов, — сказал начальник. — Так ведь не работают, согласитесь!
Бородатый человек смотрел на начальство синими глазами и думал, как через неделю в «Маяк» приедет Женька.
Он отправился в лагерь раньше всех, раньше даже Олега Семеновича. Дел всегда после зимы бывает много — мыть, подкрашивать, кое-где заменить подгнившие столбы забора.
Это все, естественно, не входит в обязанности руководителя кружка «Умелые руки». Да он на такие мелочи не обращал внимания.
Вы уже, наверное, догадались — по тому, как старательно я пишу это ожидание, — уже догадались, что Женька не приехала.
Практику она решила проходить в лагеречке недалеко от Чашкина. А на июль родители достали ей путевку в Болгарию. Есть на свете такой отличнейший курорт, называется «Златы пясцы», то есть «Золотые пески».
— Ну а чего я Мишке-то скажу? — спросила Люся.
Женька беспечно улыбнулась:
— Ладно тебе. Он уж и забыл все на свете.
Но это не он забыл, это она все на свете забыла в ожидании чудных золотых песков, на которые накатывается Черное море.
Еще несколько дней Михаил Сергеевич ждал. Ждал, мрачнея с каждым часом. Потом он пришел к начальнику и сказал:
— Я вот чего решил, Олег Семенович. Москва-река у нас далеко, а купаться ребятам надо. Так я думаю вырыть бассейн.
— Бассейн?..
Чтобы вырыть такую махину, нужны экскаваторы и разные там землечерпалки, нужен хороший отряд народу. Начальник это отлично знал. Но знал он и всю историю с Женькой. И знал, что за человек этот Миша Зотов.
Стараясь оставаться серьезным, начальник сказал:
— Ну… копай.
— Тогда в Москву на денек отпустите. Надо лопату приличную купить.
— В таком случае покупай уж две.
— Почему две?
— Одной лопатой не выроешь, Миша. Износится.
Бородатый человек подумал, нахмурился и спокойно ответил:
— Хорошо, куплю две.
Если строить настоящий бассейн — десять на двадцать пять метров и на два в глубину, — это, конечно, невообразимый объем работы.
К счастью, в «Маяке» просто не нашлось места, чтобы копать такую громадину. Все же за домиком пятого отряда бородатому отвели пространство: рой!
Михаил Сергеевич разметил колышками углы. В длину метров пять, в ширину метра три.
Легко можно было бы представить себе его угрюмо-усталую физиономию, когда он отбрасывает рыжий скрипучий суглинок, лопату за лопатой…
На самом деле лицо его оставалось спокойно, а глаза, как обычно, смотрели с пронзительной, но приветливой синевой. Работа не была для него ни пыткой, ни наказанием, ни даже способом забыться. Работа была нормальным состоянием его тела и души.
На планерках вожатые в меру зубоскалили над происходящим.
— Вы поймите, Олег Семенович, — дружно напирали вожатые, — вам хорошо, а нам ведь надо ребятам объяснять, что это за могила такая.
— Мне тоже нехорошо, — серьезно отвечал начальник, — мне надо вам объяснять…
Михаил Сергеевич только улыбался.
Однако и ему пришлось призадуматься. Прежде он рыл днем, в свободное от кружка и разных столярных работ время. Теперь решил рыть ранним утром, когда все спали.
С этого, собственно, и начинается рассказ: как он взял лопату и пошел к своему бассейну.
За две недели рытья это была уже довольно внушительная яма, действительно напоминающая могилу, в которой решили упрятать мамонта или какую-нибудь столь же масштабную фигуру.
Сейчас Михаил Сергеевич критическим и несколько растерянным взором окинул ее. Что же это, в самом деле, будет? Совершенно ясно, что никакого бассейна не получится — яма мала. Для одного отряда и то мала, для одного звена
