Василий Волков - Тимка-новосёл
Сегодня Тимка дежурный по кухне. В его обязанность входит помогать бабушке готовить обед. Скоро должны прийти ребята, надо успеть расставить посуду, разложить на тарелки хлеб, налить квас в кувшин.
— Расставляй тарелки-то живее! — торопит бабушка.
Тарелки белыми столбиками стоят на полке. Тимка потянулся за ними. Верхняя тарелка соскользнула, упала и разбилась.
— Ну и помощничек! — не на шутку рассердилась бабушка. — Есть мастак, а на дело нет хватки!
Но Тимка всё же успел вовремя накрыть стол, — конечно, не без помощи бабушки.
Вечером на площадке полевого стана собрался народ. Тимка, воспользовавшись тем, что бабушка пошла в ларёк за продуктами, выбежал из кухни. Увидев Павлика и Юлию, он уселся рядом с ними.
— Ты почему здесь, а не на кухне? — спросила у Тимки Ирина Николаевна.
Тимке не хотелось уходить с площадки: интересно было послушать, о чём будут говорить взрослые на своём собрании. Но надо идти, иначе Ирина Николаевна начнёт выговаривать при ребятах.
Посуда перемыта. Тимка вернулся на площадку. Там, где стоял стол, за которым сидели отец, прицепщица Тоня и горбоносый студент, теперь был разостлан большой зелёный брезент.
— Твой папка говорил и Юлькина мама тоже, — начал рассказывать Павлик. — У нас теперь все будут работать по-честному. Будут сами учитывать свою работу. А Юлькина мама к моему папе на комбайн пойдёт работать. Здорово!
Появилась Ирина Николаевна и объявила о начале концерта. Не успела она сойти с брезента, как на нём колесом закружились два акробата. Они подбрасывали друг друга в воздух, стояли на головах и руках. Тимка тоже попробовал встать на руки, но из этого ничего не вышло: рубашка сползла на глаза, а ноги никак не хотели закидываться за спину.
На брезент вышли тётя Паша и прицепщица Тоня: они звонко пели, новосёлы долго им хлопали. Тимка ждал выступления акробатов, но те больше не появлялись.
Когда стемнело, к площадке подошёл грузовик. Из него вынесли две длинные трубы, воткнули их в землю и натянули полотно. В вечерней степи резко застрекотал движок. Полотно ярко осветилось. Тимка понял, что будут показывать кино. Юлия оказалась тут как тут; пододвинувшись к Тимке, она сказала:
— А я знаю, какое будет кино! Покажут Москву, Красную площадь, а потом большой пруд и до ужаса много белых уток.
Кино кончилось быстрее, чем ожидал Тимка: он готов был смотреть его всю ночь. Юлия и Павлик ушли. Было поздно и прохладно — так прохладно, что Тимка стучал зубами.
Ночью Тимка сквозь сон слышал человеческие голоса, рёв трактора, но проснуться не мог. А когда утром вышел из вагончика, то увидел, что ни одного комбайна на стоянке нет. Исчезли и палатки, в которых жили студенты, да и вагончиков заметно поубавилось.
— Бабушка! — удивился Тимка перемене, происшедшей на полевом стане. — Куда же делись комбайны и палатки?
— В степь, на участки ушли…
— И палатки ушли?! — переспросил Тимка.
— Палатки увезли. Собирайся, да поживее; ребята уже выстроились на зарядку, опять опоздаешь!
Всё утро акробаты не выходили у Тимки из головы. Он то и дело пытался встать на руки, а один раз даже пройтись по поляне колесом.
После завтрака Ирина Николаевна сказала, что все ребята пойдут в поле смотреть, как работает комбайн.
Но в поле пойти не удалось: степь внезапно потемнела, по небу понеслись низкие, похожие на клочья грязной ваты тучи. Вскоре полил дождь, сначала крупный, тёплый, а потом мелкий, как пыль, и холодный. Дождь шёл долго и надоел Тимке. Мальчик хотел поговорить об этом с Юлией, но та была молчалива: она помогала бабушке на кухне и усердно чистила сковороду, на которой к обеду жарили вкусную глазунью.
Придя вечером в вагончик, Тимка почувствовал, как на него пахнуло сыростью. Стало сразу как-то неуютно. Бабушка зажгла лампу и принялась писать письмо.
— Ты кому пишешь? Мамочке? Да? — начал расспрашивать Тимка. — Она скоро приедет?
— Пора бы и приехать. Чего она сидит в городе? Вот грех-то какой! — не отрываясь от письма, проговорила бабушка.
Дождь усилился. Однообразное шуршание капель по крыше нагоняло во всём теле слабость. Стало скучно, и Тимке, как никогда, захотелось побыть с матерью. Но мама далеко, и неизвестно, когда она приедет!
За стеной вагончика раздался частый перестук мотоцикла. Открылась дверь — и вошёл отец. По сгорбленной спине и тяжёлым шагам было видно, что он сильно устал. Отец присел на табуретку, с трудом стащил мокрый сапог, осмотрев подошву, кинул его к порогу; туда же полетел и второй. Оставшись босиком, отец подошел к раскладушке и, попросив бабушку, чтобы она разбудила его с рассветом, упал на постель.
Бабушка отложила письмо, вышла из-за стола и принялась трясти отца за плечо, приговаривая:
— Андрюша!.. Переоденься в сухое… Застынешь…
Отец что-то промычал, приподнял голову и тут же уронил её на подушку. Тимка помог бабушке стянуть с отца влажную рубашку, майку и брюки. Отец остался лежать в одних трусах и казался теперь совсем не таким большим, как он выглядел в пиджаке, брюках и сапогах.
— Вот грех-то какой! Замаялся человек! — качала головой бабушка, развешивая над печкой рубашку отца.
Пришла Юлина мать. Увидев лежащего на раскладушке отца, она тихо проговорила:
— Надо же такой беде случиться!
— О какой беде речь? — встревожилась бабушка.
— Сам-то разве не рассказывал?
— Где уж, не успел порога переступить — и сразу повалился на постель. Что случилось-то?
— Трактор на солончаке утопили. А тракторист едва в трясине не захлебнулся. Не поспей…
— Какой тракторист? — охнула бабушка и переглянулась с Тимкой.
— Кузьма Савченко. У него шрам на подбородке, — ответила Юлина мать. — Ведь всех предупреждал Андрей Михайлович, чтобы не гоняли машины по солончаку. Так нет! Вот я и говорю: не подоспей Андрей Михайлович, погиб бы Кузьма…
Тревога Юлиной матери и бабушки передалась Тимке. К тому же этот противный дождик, который так нудно шуршит по крыше. Тимка заплакал. Ни ласковые слова бабушки, ни упрёки Юлиной матери не могли успокоить его. Мальчишка, захлебываясь слезами, плакал навзрыд.
Утром дождь продолжал шуршать по крыше. Тимка давно проснулся, но вставать не хотелось. В вагончике ни отца, ни бабушки не было. Его внимание привлёк стук в оконное стекло. В окне показалась голова Павлика.
— Пойдём скорее на солончак, — позвал Павлик. — Там утопший трактор вытаскивают. Мой и твой папка туда уехали.
Схватив попавшуюся под руку куртку с капюшоном, Тимка припустил за товарищем.
— Вы зачем сюда прискакали? — увидев ребят, спросил Тимкин отец.
— Папа, трактор глубоко утонул?
— Порядком… С головой, что называется…
Тимка осмотрелся. На пригорке стояли два ДТ. От одного из них к солончаку тянулся длинный толстый трос. Конец троса исчез в рыжей пасти трясины. Над ямой, осторожно переступая по доскам, двигались Данилыч и отец Павки. Они погружали в глубину длинные шесты и что-то нащупывали ими.
— Ну, зацепили?! — крикнул с пригорка отец.
— Ровно бы задели, — отозвался Данилыч. — Будем пробовать…
Данилыч и отец Павлика вышли на пригорок и направились к тракторам.
— Вот, брат, к чему приводит непослушание, — взглянув на Тимку, проговорил отец. — Предупреждал много раз, чтобы не ездили по солончаку, а он…
— Это вы спасли Кузьму? — перебил Тимкиного отца Павлик. — Юлька говорила, что тина ему уже по шейку была, а вы…
— Ладно… По шейку… — не дал договорить Павлику отец и предупредил: — Отойдите от троса, сейчас тянуть начнут…
Тракторы, помогая друг другу, натянули трос. Рыжая пасть вспучилась и начала расширяться. Тракторы натужно загудели и поползли по пригорку. Тимке казалось, что трос вот-вот оборвётся, — так сильно он натянулся. Отец взмахнул рукой и крикнул насторожившимся трактористам:
— Смелев! Идё-о-от!
Кто идёт? Где идёт?! Тимка смотрит на солончак. И вдруг из рыжей пасти трясины показалось лохматое страшилище. Тимка не заметил, как очутился за спиной отца.
— Что, брат? — улыбнулся отец. — Напугался? Сейчас мы это «чудище» на пригорок выволочем!
— «Пожарка» мчится! — крикнул Павлик.
На пригорке остановилась красная пожарная машина.
А «чудище», разрывая грудью вязкий покров солончака, медленно выползало на поверхность. Тимка не сводил глаз с движущейся глыбы; торчащие на ней корневища трав делали её похожей на допотопное чудовище.
— Стоп! — скомандовал трактористам отец.
Шофёр пожарной машины размотал шланг. Едва чудище остановилось, отец подхватил шланг и направил на утопленника сильную струю воды. Грязь и лохмы травы начали оползать на землю. Вскоре обмытый трактор как ни в чём не бывало стоял на пригорке.
