Наталия Лойко - Ася находит семью
«По обломкам установили, — так объяснил Андрей, — и по частям скелета». Вот и Ася… Она по запаху может представить себе церквушку, где трепещет пламя свечей и девицы во всем празднично-белом чинно простаивают долгую службу, замаливают свои прегрешения за неделю.
Ася взялась за дверную ручку:
— Открыть нельзя?
Холодные пальцы Ксении приподняли Асин подбородок. Приподняли, чтобы продемонстрировать большую сургучную печать, молчаливо охраняющую вход. Басом, по-дьяконски, Ксения объявила:
— Волею революции во всех учебных заведениях ликвидированы как домовые церкви, так и часовни любых вероисповеданий. Церковь Святой Анны закрыта на веки веков. Аминь.
— И верить не позволяют? — с вызовом спросила Ася.
— Верь, пока не поумнеешь, — нахмурилась Ксения и стала вполголоса что-то рассказывать Татьяне Филипповне.
— Самый сложный участок, — услышала Ася. — Еще повезло, что заведующий нашим домом подкованный атеист, естественник… Представьте, его охотно слушают.
«Анархисты… Атеисты, — недоумевала Ася. — Называется детский дом».
Тем временем Ксения разыскала глазами висящий невдалеке от церковных дверей, выпрошенный ею вчера в райкоме плакат: «Царь, поп и богач на плечах у трудового народа», — и тут же поспешила его содрать. Кто-то, видно обидевшись за попа, густо зачернил углем его пузатую фигуру и написал наискосок: «Не трожь!» Кто-то из тех, что вчера начали свистеть, когда она вздумала поговорить о вреде религии. Ведь Нистратов-то давно не беседовал, лежит себе с воспалением легких. Непонятно, отчего у нее получается не так убедительно, как у него. Действовала вроде правильно…
Когда осенью Ксения с десятком других членов Коммунистического Союза Молодежи приходила в Наркомпрос, Надежда Константиновна не один раз подчеркнула необходимость такта в антирелигиозной работе, особенно среди детей.
Ксения обернулась к шедшей сзади Татьяне Филипповне:
— Что такое такт, товарищ Дедусенко? Сформулируйте поточней.
— Ну… Правильный подход, что ли, — холодно ответила та, усмотрев в вопросе справедливый, но малоприятный намек. — Умение действовать, поступать кстати… — Чувство юмора пересилило в ней досаду. — Если поточнее, то могу сказать, что после моих нескладных действий в столовой, пожалуй, бестактно спрашивать меня, что такое такт.
Обе рассмеялись, но тут же вскрикнули, разом наскочив в полутьме коридора на брошенную кем-то железную кровать с продранной, провисшей до полу сеткой.
— Вот черт! — кряхтела Ксения, потирая ногу. — Покалечили койки, теперь натыкайся на них.
— Кто калечил? — спросил Шурка. — Институтки?
— Это уже наши постарались! Первые из новичков. Хватиться не успели, как они принялись скакать на кроватях чуть ли не до потолка.
— Анархисты! — вставил Шурка понравившееся ему словечко.
— Просто некультурные, — осадила мальчика Ася, заподозрив его в стремлении понравиться Ксении.
Ксения сердито передразнила Асю:
— «Некультурные»! Откуда же им быть культурными? Без гувернанток росли, отдельной кровати не знали. А культурные, если хочешь знать, больше вреда сотворили. Поусердствовали, чтобы ничего нам не досталось.
Волнуясь, она рассказала о том, как многие из прежнего персонала в ожидании новых хозяев уничтожали учебные пособия, классную мебель, посуду; о том, какую невеселую картину разрушения представлял институт около года назад.
Пока шли по коридорам, Ксения отвечала на расспросы Татьяны Филипповны. Сообщила, что начальствующих лиц и кое-кого из воспитателей пришлось поотчислить. Самых заядлых, злостных, старорежимных. Новых работников подобрать нелегко, ведь дела хватает на круглые сутки. Идут сюда в основном многодетные, и то при условии, что их детям разрешается жить при родителях, а не в общих спальнях.
— Оно и понятно, — заключила Ксения, желая быть справедливой. — Понятно, если заглянешь в наши милые спаленки.
— И я буду с мамой? — быстро спросил Шурка.
— И ты. Вам дадут комнатку на двоих, с мебелью. Да еще рояль сунут, некуда девать эти бандуры…
Ася подумала, что и ее мама могла бы преподавать здесь ручной труд. Подумала и ощутила неожиданное желание надрать уши мальчишке, прыгающему рядом с ней.
— Вот и знаменитый зал! — сказала Ксения.
Наступила очередь повеселеть Асе.
— Правда? Для балов?
— Тебе что, танцклассы понадобились? Зал для собраний и конференций. Лучший в районе. Только зимой холодище…
Пусть холодище! Ася торопится войти. Зал выглядел внушительным, даже торжественным, несмотря на полное запустение. Настоящий праздничный зал с двумя рядами белых мраморных колонн. Только порядку нет. Сюда, наверное, чуть ли не со всего здания сволокли рояли, на которых когда-то благородные девицы разыгрывали гаммы и этюды. Один из этих инструментов, названных Ксенией бандурами, стоял накренившись набок, словно огромное животное с подбитой лапой. Да, да! Настоящий мамонт! Стойбище предков…
Фантазия Аси разыгралась. Пыльный, затоптанный паркет засиял, отражая огни люстр; по паркету заскользили девицы с осиными талиями, наряженные в белоснежные, развевающиеся пелеринки… Но все улетучилось, когда Татьяна Филипповна каким-то не своим голосом спросила Шурку:
— Помнишь Колонный зал в Доме союзов?..
Сын помнил. Он ответил:
— Папа тогда обещал, что больше не будем расставаться…
Здание Дворянского собрания, переданное вскоре после революции в распоряжение профессиональных союзов, было для семьи Дедусенко «нашим». Оно было первым домом, гостеприимно принявшим Татьяну Филипповну с сыном, когда весной восемнадцатого года они приехали в Москву. Возвратившийся из эмиграции, Григорий Дедусенко так и телеграфировал к ним в Сураж: «Жду Москве Доме союзов».
Там и состоялась их встреча после долгой разлуки. Там на роскошном, широченном диване Шурик отоспался с дороги, пока Союз пищевиков выхлопотал семье Дедусенко номер в гостинице. В тот день Григорий Дедусенко обещал сыну никогда с ним не расставаться…
Шурик нахохлился то ли от нахлынувших на него воспоминаний, то ли от ледяной стужи, которую, казалось, источали белые мраморные колонны. Ксении не понравился вид мальчика, она потянула его за рукав.
— Столярное дело любишь? Тут рядом наша мастерская, пошли…
По пути Ксения оживленно рассказывала про то, как из ничего создавалась столярная мастерская, как наконец-то ею был отыскан очень подходящий человек, бывший рабочий мебельной фабрики.
Фамилия у него смешная — Каравашкин. И усы смешные, топорщатся. Каравашкин — истинная находка для детского дома, поскольку он никуда не сбежит: у него четверо детей. И жена его, Прасковья Васильевна, тоже находка — она охотно взялась работать в детдоме техничкой, попросту уборщицей.
В мастерской было почти так же холодно и почти так же пусто, как в зале. Ободранный канцелярский стол, на нем неказистые, похоже, уже отслужившие свой век инструменты. В одном углу комнаты горка опилок и стружек, в другом — куча поломанной мебели.
Ася со скукой отметила: ничего здесь не раскопаешь — никаких любопытных останков, никаких памятников былого.
Усатый Каравашкин, подняв на лоб очки в железной оправе, вместе с двумя красноносыми и краснорукими мальчишками выпрямлял скрюченные, заржавленные гвозди, которые, как видно, были необходимы для ремонта сваленной здесь мебели. Руководитель мастерской был невысок — оба мальчика доставали ему до плеча — и очень худ. Зато очки, а главное, грозно торчащие усы придавали его лицу немалую внушительность. Шурка выпросил у мальчишек гвоздь и занялся им.
Ксения познакомила швею со столяром, одного преподавателя по труду с другим; завязался разговор, показавшийся Асе неинтересным. Подумаешь — трудовые принципы новой школы… Татьяна Филипповна рассказала, как жалко было при переезде в Москву бросать в Сураже ножную машинку; как пригодилась бы она, эта чудная машинка, детскому дому! Каравашкин пожаловался, что, прежде чем всерьез приложить руки к классной мебели, надо найти, из чего сколотить верстак. И вздохнул… Ему бы сюда тот верстачок, что был у него на фабрике, ему бы исправный инструмент! Ребятишки бы небось толпились в мастерской с утра до вечера. Вздохнул и спохватился:
— Как же, Ксения Петровна? Я с места не схожу по уговору. — Он выразительно кивнул на своих красноруких помощников, и стало понятным, почему ему опасно трогаться с места: не сбежали бы, мол… — Кто обещал обеспечить явку?
— Виновата! — всполошилась Ксения. — Как это я?..
Асе понравилось, что, вместо того чтобы оправдываться — дескать, явилась новая сотрудница и вот она закружилась с нею, — Ксения откровенно расстроилась, поспешила заверить:
— Сейчас, Николай Гаврилович, сбегаю на этаж к мальчишкам! Честное слово, вчера я географичке полкласса пригнала. Неженки! Лежебоки! Готовы валяться от завтрака до обеда — в самое рабочее время. Ну, сейчас я с ними поговорю. Учебных часов хоть бы и не было! Только кухонные!
