Дэвид Алмонд - Небоглазка

— Видишь? — спросил Ян.

— Да.

Я стала откапывать эту руку своими руками. Выкопала запястье, локоть, покрытые гладкой тонкой кожей — на ощупь как сумка. Рука поблескивала в солнечных лучах. Я присмотрелась и увидела, какая она красивая, совсем как живая и в то же время как копия живого, которую нарочно оставили здесь, в Черной Грязи, для того, чтобы кто-нибудь вроде нас с Январем ее нашел. Копаю дальше. Предплечье, плечо, грудь, красивой формы грудная клетка, обтянутая чем-то странным. Ян таращится и пыхтит. Я обернулась к нему.

— Что имел в виду Дедуля? — шепчу. — Почему он сказал, что это святой?

У Яна глаза как блюдца. Я вижу, что он тоже околдован красотой, явившейся из Черной Грязи.

— Без понятия, Эрин.

Разгребаю ил дальше. На теле остатки ткани. Они рассыпались и облетели вместе с илом. Попалось что-то металлическое, вроде застежки. Я взяла железку в руки, посмотрела на солнечный свет, передала Яну. Нашла в иле монетки. Протерла и передала Яну. Нашла еще одну застежку, на груди, и передала Яну.

— Что это такое? — спрашивает он. — Что это мы нашли, Эрин?

Копаю дальше. Приостанавливаюсь. Молюсь. Шепотом обращаюсь к маме. И вот я начала отодвигать ил оттуда, где должно было быть лицо.

Голова лежит на подушке из черного ила. Щеки впали, глаза закрыты. Прямая безмятежная линия губ. На лбу спутанная прядь черных волос. Лицо сияло, отражая свет. Оно было тише тихого, недвижней недвижного, но лежало на подушке из ила под солнечными лучами так, словно ждало чего-то, словно глаза в любую минуту могли открыться и посмотреть в мои. Кончиками пальцев я погладила это дивное лицо. Я уже поняла, что это не кукла и не статуя. Это мертвец, пролежавший в Черной Грязи много-много лет. Ил и бензин не дали телу разложиться. Перед нами лежал юный красавец давно минувших времен.

Я вылезла наверх, к Январю, и сказала тихо:

— Это человек. Просто он не разложился.

Мы посмотрели вниз.

— Мы бы должны перепугаться до смерти, — говорю.

— Я знаю.

— Но он очень красивый, правда?

Ян улыбнулся и покачал головой:

— Красивей красивого, да?

— И что нам теперь делать?

— Да я без понятия, Эрин.

Мы протерли застежки и монеты; рассмотрели их.

— Не такие уж древние, — говорит Январь. — Им, наверное, лет сто или около того.

— Но Дедуля его не убивал.

— Дедуля его не убивал.

Он посмотрел на пустынную реку, катившую воды в море.

— Наверное, было время, когда река была куда полноводнее. Прорва кораблей. Прорва народу работала в порту и на верфях. Может быть, он просто упал в воду и никто не заметил, а когда хватились, было уже поздно.

— Может быть, его искали много недель, но так и не нашли. Они подумали, что его затянуло на дно реки или унесло в море.

Январь посмотрел на металлические застежки.

— Это от рабочего комбинезона, — говорит. — Вот что это такое. Знаешь, которыми лямки пристегивают.

— Это рабочий.

— Да, рабочий.

Мы посмотрели туда, где уже не было ни складов, ни мастерских. На противоположном берегу все благоустроили. Засеянный газон. Прогулочные и велосипедные дорожки. А вверх по реке тянулись пустыри, разрушенные причалы, руины, которые тоже скоро снесут. Там, где раньше стояли огромные портовые краны и погрузочные платформы, выросли новые рестораны и клубы. У нас за спиной было еще много развалин — в том числе наша типография, — обреченных к скорому уничтожению. Мы снова посмотрели на юного красавца в болотной жиже, свидетеля исчезнувшей эпохи.

— Наверное, у него были дети, — сказала я. — И жена. Наверное, они ждали его, а он так и не вернулся домой.

— Кто он был?

— Теперь уже не узнаешь.

— Загадка.

— И что нам делать?

— Можно так оставить. Можно снова закопать. Можно вынести отсюда.

Больше мы не разговаривали. Быстренько спустились вниз и осторожно выкопали его. Мы работали медленно, аккуратно. Подсовывали под тело руки и высвобождали его из Черной Грязи. Мы улыбнулись, увидев у него на ногах кожаные сапоги, не разложившиеся, как и тело. Мы подняли его и вынесли-выволокли на сушу. Мы думали, он будет громоздкий и застылый, но тело изогнулось, когда мы его подняли. Суставы сохранили гибкость. Мы положили его на плот, лицом к небу. Присели на корточки и стали водить руками по его коже. Дотрагивались до лица, гладили лоб. Аккуратно расчесали ему волосы. Смыли ил, черпая горстями воду из реки. С каждой минутой он становился все больше похож на живого и все красивее. Мы подняли его с двух сторон и внесли по разломанной лестнице на причал.

25

Мы отнесли его к Озборну и отмыли дочиста. Потом соскребли Черную Грязь и с себя. Расчистили от мусора место на полу типографии, недалеко от комнаты охраны, и устроили мертвеца под распростертыми крыльями ангела. Монеты и застежки мы поместили у него в изголовье. Выложили из металлических литер:

Тем временем солнце поднялось в зенит. Оно светило на святого через прогнившие стропила и танцующую пыль. Где-то в цеху запела незримая птица. А он лежит, как будто во сне, как будто может в любой момент открыть глаза, вытянуть руки и ноги, сесть и снова занять свое место в мире.

В комнату охраны мы вернулись ближе к вечеру. Небоглазка и Мыш все разглядывали Небоглазкины сокровища. Дедуля сидел над ними за столом, листая страницы своей огромной книги.

— Пошли, что мы вам покажем! — говорим.

Мы повели Мыша и Небоглазку по проходам, между печатных станков, туда, где лежал он.

— Кто это? — спросили они шепотом.

— Загадка, — отвечаем. — Какой-то рабочий.

Они испуганно и зачарованно уставились на него.

Тут подошел Дедуля, медленно, весь в черной грязи.

Он опустился на колени, уставился на мертвеца.

— Большая радость, — говорит. — Большая радость, Помощничек. Ты нашел настоящего Святого.

— Святого? — переспросил Мыш.

— Здесь есть загадки, здесь есть сокровища, и здесь есть святые, которые только и ждут, чтобы их обнаружили. Эти святые — они из давних времен, давних-предавних времен, до Дедули, до Небоглазки, до нас до всех.

Он посмотрел на Мыша. Потянулся, погладил его по щеке:

— Когда-то давно я слышал, что в Черной Грязи есть такие святые, их только надо найти. Но отыскать его смог только ты, потому что для этого нужно очень доброе сердце. Я благодарю тебя, Помощничек, за то, что ты нашел святого в глубоком-глубоком мраке и принес его сюда ко мне.

Он закрыл глаза. Молится, судя по всему. И вдруг в глазах у меня поплыло: я увидела странный светящийся контур вокруг фигуры на полу типографии, под обрушившейся кровлей. Говорю себе: у тебя, похоже, галлюцинации. Шепчу, что не может такого быть. И тут мне вспомнились слова Уилсона Кэйрнса прямо перед нашим побегом: Это возможно. Это возможно.

Я вспомнила, как его глаза глядели сквозь нас на что-то удивительное в дальней дали. Я вспомнила его последние слова: Присматривайся. Смотри внимательно. Я и смотрю во все глаза. И тут откуда-то снаружи раздался оглушительный шум и скрежет, как будто на нас едет огромная машина.

Дедуля повернулся к Небоглазке.

— Я был хорошим Дедулей? — спросил он шепотом.

Она прижалась к нему:

— Ты чудесный Дедуля.

— Вот ты и увидела свои сокровища.

— Да, Дедуля.

— Я многое скрывал от тебя.

— Да, Дедуля. Очень-очень многое.

— И много еще такого, чего ты пока не знаешь.

Он перевел глаза на меня:

— Твоя подруга понимает.

— Да, — откликнулась я. — Я понимаю, Дедуля.

Он вздохнул и опустил голову:

— Небоглазка?

— Да, Дедуля?

— Я очень плохо делал, что скрывал от тебя?

— Ты не делал ничего плохого, Дедуля. Ты охранник. Ты старался меня охранить.

Он вздохнул.

— Да, малышка. Я охранник. И я старался тебя охранить.

Он снова вздохнул, еще глубже. Он выглядел старым, очень старым. Посмотрел на меня, на Января, на Мыша.

— Это твои братья и сестра, Небоглазка? Твои братья и сестра вернулись к тебе?

Небоглазка спросила еле слышно:

— Ты будешь мне братом, Мыш Галлейн?

— Да, — ответил Мыш.

— Ты будешь мне братом, Янви Карр?

— Да.

— Да, Дедуля, это вернулись ко мне моя сестра и мои братья.

— Чудесно, — отозвался он. — Чудесней чудесного.

Он сосредоточил взгляд на мне:

— Ты теперь будешь охранять Небоглазку?

— Да. Мы теперь будем охранять Небоглазку.

— И ты расскажешь ей то, что она должна узнать?

— Да.

Слезы проложили светлые дорожки на его черных от ила щеках.

— Не все было неправдой, малышка моя. Правда, что я нашел тебя лунной ночью в Черной Грязи. Правда, что я вытащил тебя оттуда и заботился о тебе. — Он опустил глаза. — Твои сокровища я нашел при тебе, они были засунуты тебе в карман, и я спрятал их от тебя, Небоглазка моя. Я думал, что это сохранит твое сердце счастливым.