Гюнтер Гёрлих - Пропавший компас
— Отпустите его, — закричала Марина, — отпустите! Это я во всем виновата!
Андре почувствовал, как руки Эдди разжались, и вновь ощутил под ногами землю. Его лицо горело от стыда и обиды. Он прислонился к стене дома и глядел на Эдди. Тот тяжело дышал и машинально вытирал руки о штаны, словно запачкал их в чем-то. Марина подбежала к Андре.
— Андре, — зашептала она, — что с тобой, Андре?
— Что случилось? — удивленно спросил женский голос.
Это пришла Ютта, невеста Эдди. В руках она держала букет, великолепный букет только что срезанных цветов. Она, видимо, собиралась его обвязать — в руках у нее был нож и моток бечевки. Ее появление сразу разрядило обстановку. Эдди презрительно указал на Андре и Марину.
— Вот эти двое к нам залезли. Компас ищут. Говорят, я его украл. Это меня-то — понимаешь, Ютта? — меня эти сопляки объявили вором! Без обиняков, Эдди Вебер — вор!
Он снова рассвирепел и шагнул к детям.
— Да я вас так вздую, что своих не узнаете! И поделом вам! Что поджали хвосты? Кто это вам наболтал, что я вор? Кумушка какая-нибудь?
Ютта встала между Эдди и детьми.
— Успокойся, Эдди! — сказала она. — Выставь их отсюда, и дело с концом. Стоит ли из-за этого волноваться!
Эдди овладел собой, но когда он заговорил, в его голосе по-прежнему клокотало негодование.
— Понимаешь, Ютта, что меня бесит? У меня, видишь ли, есть покупатель! Они слышали, как я это сказал. Подслушали, шпионы несчастные! А знаешь, о чем это? Помнишь, отец вырезал из дерева фигурки? Я нашел людей, которые хотели их купить. А эти сопляки с их грязным умишком вообразили, что мы сбываем краденое. В портфеле у меня тогда были фигурки. Отец любит трудиться, не мог же он целыми днями только сидеть в кресле и корчиться от боли! Вот вам и весь секрет! Все как есть!
В сердцах Эдди толкнул пустое кресло. Оно покатилось на своих колесах и, накренившись, застряло в рыхлой земле на грядке. На кресле лежал скомканный плед, а из подвешенной к подлокотнику сумки торчал ножик.
— Фигурок больше не будет, — продолжал Эдди. — Резчик опять в больнице. Этого он и боялся. Понимает отец, что дела его плохи. Чем бы только ему помочь? Проклятый осколок. Видно, и правда уже нет никакой надежды…
Эдди невидящими глазами уставился на кресло-коляску. Потом, понурив голову, ушел в дом. Андре и Марина недвижно стояли у стены и не могли оторвать глаз от старого кресла.
— А теперь уходите отсюда, — тихо сказала Ютта. — И в другой раз, когда захотите поразвлечься, придумайте что-нибудь поумнее!
Дети не двигались с места.
— Уходите! — повторила Ютта. — Вон там калитка!
И они ушли. Сначала они шли медленно, потом быстрее, но, очутившись на улице, пустились бежать что было сил. Запыхавшись, они примчались в сад бабушки Бухгольц и уселись за стол под яблоней. Они сидели рядом, избегая смотреть друг на друга. Долго сидели они так и молчали.
— Андре… — робко проговорила наконец Марина.
— Ну что?
— Помнишь, утром, когда мы проходили мимо их сада, мы думали, что у них все хорошо.
— Да, думали.
— Дождеватель весело разбрызгивал воду. На траве стояли пестрые шезлонги. И Эдди с Юттой были такие счастливые.
— Да, так нам казалось. Издалека, — сказал Андре. — А вблизи все по-другому.
— Не просто по-другому, а как-то очень грустно, — сказала Марина.
Андре сорвал с яблони веточку и вцепился в нее зубами.
— Что было, то было, — проговорил он. — Знаешь, Эдди на вид старше, чем я думал. Он так сгреб меня своими ручищами, даже дыхание перехватило. Я думал, он изобьет меня до потери сознания.
— И ты даже не пытался защищаться?
Андре покачал головой:
— Я увидел его глаза, и мне стало страшно.
— Это я виновата! — вздохнула Марина. — Ведь я рассказала тебе про него.
— Чепуха! — ответил Андре. — Вина моя. Надо было действовать по-другому. Совсем не так.
— А как, Андре?
— Не знаю. Только надо было сначала все хорошенько обдумать.
Марина смотрела на него в упор, но он не отвел глаза.
— Тебе грустно, Андре?
— Грустно? Может быть. Не знаю.
— А мне очень грустно, — призналась Марина, — да-да, грустно. Мы оскорбили Эдди и невесту его тоже. Мы вели себя как дураки.
— Мы же не для забавы!
— Нет, конечно! Только все равно так не поступают.
Андре опустил голову и начал ковырять землю носком ботинка.
— Давай пойдем к ним извиняться! — сказала Марина.
Андре встал.
— Ладно, пошли!
— А кто будет извиняться? — спросила Марина.
— Я. Если хочешь, ты тоже.
— Ну, там посмотрим.
И они пошли назад той же дорогой, по которой только что примчались в сад. Легкий ветерок навевал прохладу. Солнце уже садилось.
Андре решительно шел впереди. У него было какое-то странное чувство. Он не сумел бы объяснить, почему его сейчас не страшила встреча с Эдди: он и сам во всем этом еще не разобрался. Такое с ним было первый раз в жизни. Удар по лицу, за который он не таил обиды… и картина, стоявшая у него перед глазами: нож в подвесной сумке кресла-коляски и само кресло, уткнувшееся передним колесом в рыхлую грядку…
Они подошли к дому Эдди. И тут Андре заколебался. Но Марина решительно открыла калитку.
Кресло уже не стояло поперек грядки. Дверь дома была затворена, окна закрыты зелеными ставнями. Дети хотели было уйти, как вдруг с дальней части сада, где еще было солнце, увидели Ютту. Она сидела за дачным столом.
Они подошли к ней, но Ютта читала книгу и заметила их не сразу. Она холодно и удивленно взглянула на них.
— Мы хотим извиниться, — сказал Андре, — перед вами и господином Вебером.
Бережно закрыв книгу, Ютта встала. Она была чуть выше Андре. Марина снова залюбовалась ее длинными волосами. У Ютты были серые глаза, и эти глаза умели заглядывать человеку в душу.
— Ладно. Можете идти, — сказала она.
— А можно нам сказать это самому господину Веберу?
— Муж сейчас спит. Ему предстоит ночной рейс. Вы же сами знаете.
— Муж? — удивленно переспросила Марина.
— Да, муж, — спокойно сказала Ютта.
Они помолчали.
— Мы вели себя как дураки, — признался Андре.
— Хватит. Вы извинились. Это уже хорошо, — сказала Ютта.
Дети могли бы теперь и уйти, но они продолжали стоять перед Юттой, словно им надо было узнать у нее что-то важное. Ютта села.
— Давайте я вам расскажу, как мы с Эдди познакомились, — сказала она. — Я работаю продавщицей в универмаге на Шенхаузер-аллее, в отделе дамских пальто. Работу свою я люблю. Все время на людях, и каждый человек виден как на ладони. Со временем начинаешь прекрасно разбираться в характерах. Чего у нас только не бывает, скажу я вам! Я привыкла ко всяким неожиданностям. Но самое неожиданное событие произошло прошлой осенью. Как-то раз утром, когда в магазине обычно мало народу, ко мне в отдел вдруг вваливается огромный детина. В кожаной куртке, небритый, весь пропах бензином и машинным маслом, а лицо такое, словно он всю ночь напролет пьянствовал. И тащит за собой испуганную старушку. У той глаза заплаканные, красные.
Парень подходит ко мне: «Не найдется у вас какого-нибудь подходящего зимнего пальто вот для этой бабуси?» Я говорю: «Не знаю, что вы считаете подходящим, выбор у нас большой». — «Надо, чтоб хорошее было, — говорит парень, — а не просто накидка, в которой бабуся не решится выйти зимой на улицу. Ясно?»
Видно, он и правда выпил, подумала я, и решил сделать бабушке к рождеству подарок, не спрашивая, нужно ей пальто или нет. Наверно, получил большую премию, половину уже спустил в пивной, а теперь хочет, пока не поздно, с пользой истратить оставшиеся деньги. А может, поспорил с кем-нибудь, заключил сгоряча пари… И вдруг слышу, как бабушка говорит: «Да оставьте вы это, господин Вебер! Сама я во всем виновата, господин Вебер».
«Нужно вам зимнее пальто или нет? Нужно! Зима уже на носу. Вот и купим вам пальто. Выбирайте любое. А я устал и хочу спать».
Старушка испуганно засеменила к стойке с пальто. А парень ни с места, стоит бледный как мел, а глаза у него от усталости совсем слипаются.
«Девушка, надо подобрать пальто, какое получше», — говорит он.
«А вы представляете, что значит «получше»?» — спрашиваю.
«Само собой. Теплое должно быть и на вид приличное».
«Да, только разным людям разные вещи идут».
«Это я и без вас знаю! Бабусе, к примеру, ни к чему такое пальто, какое пойдет к вашей фигуре!»
Парень улыбнулся, а сам разглядывает меня. И улыбка у него такая хорошая. Но я ничего не ответила. Просто подошла к бабусе и занялась с ней. Скоро мы отыскали для старушки теплое черное пальто. Она встала к свету, и господин Вебер придирчиво оглядел пальто, пощупал материю.
«Шерсть, — говорю я, — чистая шерсть. Импортное пальто».
«Хорошее пальто подобрали, — гудит он. — И на ощупь мягкое. Теперь, бабуся, вам не страшна непогода. Заверните, девушка».
